Артур Дарра - Хранитель слёз
«А что чувствовал бы мой герой, окажись он на моём месте? — думал Никита с закрытыми глазами. — Наверное, чтобы лучше понять это и описать в книге, необходимо… самому глубоко прочувствовать переступание опасной черты? Ведь я и есть этот герой. Он и есть я. Я создал его по своему подобию…»
Вдруг Лиза слегка шевельнула головой.
Но на этом всё. Никаких претензий, попыток остановить всё это.
Никита взглянул на её гладкую шею и содрогнулся от внезапного осознания: всё это время он сам — сам, а не его литературный протеже! — не признаваясь самому себе, с дикой страстью мечтал о такой минуте. Вот об этой самой, когда возникнет возможность быть близко к Лизе настолько! Настолько, что он сможет безостановочно и продолжительно трогать её, дарить ей ласку, и что никто — ни одна душа! — не узнает об этом. Ведь живут они в квартире только вдвоём. Это — только их мир. Только он и только она. Здесь нет родителей, Сони, Михаила, других людей… Только они вдвоём, и их удивительные моменты близости. Моменты медового привкуса в душе, так щекочущего притворённые и обычно затёмненные области их внутренних миров. Так опасно и так притягательно, что отказаться почти невозможно… Вот чего он хотел!
Лиза перестала плакать. По-прежнему глядя куда-то перед собой и облокотив голову к груди Никиты, она чуть слышно вдохнула и утихла.
Никита прижал её к себе крепче. И поцеловал её в обнажённое плечо. Всё. Он уже больше не мог врать себе. Его тянет к ней. Сильно и по-настоящему. Серьёзно и по-взрослому. В эту особенную минуту ему хотелось дарить ей нежность, которой она, как ему казалось, была все эти годы лишена. Нет, это не та родительская нежность к своему ребёнку. Это другая, куда более загадочная нежность. Мужская успокаивающая нежность по отношению к истерзавшейся женской душе.
И вот одеяло уже совсем спадает к её бёдрам. Вот его несмелые пальцы уже скользят по её груди. Вот уже сжимают её налитую мягкость в своей крепкой ладони. Вот уже её идеальные губы, приоткрывшись, замирают на особенном вдохе…
Лиза принимала эту нежность. Нежность на фоне трагично вмешавшейся в её повседневность снежности. А может, под воздействием выпитого и уже растворившегося в ней успокоительного просто не понимала, что происходит.
Кто знает, кто знает…
Часть вторая
Вдох-вы[х]од и Гренландия
I
Пронизало декабрь, точно иголкой по белой ткани, двумя неделями.
Никита старался забыть о случившемся в тот снежный вечер инциденте, но получалось не слишком удачно. Михаилу он решил ничего не рассказывать, когда тот звонил узнать, как обстоят дела. На замену разбитого окна денег у Никиты пока не было, и Лизу пришлось временно переселить в зал, перевесив чёрные шторы из её комнаты на здешний потолочный карниз.
В своих новых покоях Лиза, бывало, плакала. Быть может, ещё не отойдя от шока после стычки с Соней; может, и по какой другой причине. Поэтому Никита решил некоторое время её не беспокоить. Все следующие дни он питался отдельно и все свободные от работы часы проводил в своей комнате, сидя за ноутбуком.
Впоследствии он стал и вовсе избегать Лизы. Только приносил ей еду, и на этом их контакт ограничивался. Лиза почти всегда сидела на диване, читая книги или смотря телевизор. Иногда занималась гимнастикой; во всяком случае, так показалось Никите, однажды случайно увидевшему, как она, лёжа на ковре, неспешно вытягивает ноги кверху.
Парень понимал, что не разговаривать с ней — конечно же, неправильно. Однако всё равно не мог себя перебороть и хотя бы просто посмотреть ей в глаза. По правде говоря, после того дня он ещё ни разу не смотрел ей прямо в глаза. Всё время прятал взгляд и отделывался сухими отговорками, что нужно заниматься по работе срочными делами, и исчезал в своей комнате.
Но по работе он, конечно же, ничем таким не занимался. А только и делал, что писал роман. Писал или просто, лёжа на кровати, о чём-то думал. Например, о том, что испытывает к Лизе непонятные чувства. С одной стороны его терзало чувство вины и притом довольно жгучее. А с другой… Он всё пытался понять, что же произошло тогда после ухода Сони? Как так вышло? И как это вообще назвать?..
Об этом он с Лизой не заговаривал ни на следующий день после случившегося, ни в какой другой. Наверное, поэтому и избегал её, чтобы не напороться на неловкий разговор. Ведь сам он категорически не мог ничего понять. После того странного эпизода Никита не просто считал, что плохо поступил по отношению к Лизе, но и стал на себя смотреть с огромным презрением. Как он мог допустить такую… оплошность? Как? Ведь она его сестра. Не родная, но сестра. Им нельзя. Это ведь неправильно. У них не может ничего получиться.
Конечно, в тот день он далеко не зашёл. Ничего такого между ними не случилось. Космический корабль их страсти долетел лишь до близлежащих слоёв атмосферы. Но сам факт их тесной близости, горячей связи — игнорировать было нельзя.
От всего этого в жизни Никиты многое перевернулось с ног на голову. Ещё и продолжение книги никак не клеилось. Парень абсолютно не понимал, куда же приведут все эти события его главного героя. Что будет после того, как он… переступил черту? После того, как приблизился к своей сестре максимально близко? Что дальше?..
История встала в режим паузы — до некоторых прояснений в жизни самого Никиты. Вслед за этим в этот же режим перешла и его мечта. Хлоп — и всё в один миг застопорилось, будто кто-то поднял разводной мост, и проход дальше был основательно невозможен.
Теперь Никита знал наверняка лишь одно — он вышел с главным героем своей книги на одну тропу, на один путь. Что испытывает он сам — то испытывает его протагонист. К тому же он даже и не изменил имена своим героям. Оставил такие же, как у их прототипов.
Однако Никита до сих пор не мог взять в толк, почему позволил книжной реальности так сильно увлечь его за собой, в свою неясную и окутанную загадками цепь событий. Неужели он действительно хотел этого сам?
Получается, хотел.
Этот опыт ему нужен был не для книги. А для себя. Но просто боялся себе в этом признаться. Признаться, что взаправду тяготел к Лизе. Желал хотя бы на одно мгновение стать для неё чем-то большим, чем просто братом…
Тогда, выходит, рождающаяся книга — не более чем реализация его тайных желаний? И никакой связи с великим Достоевским тут нет?..
Или всё же не так? Может, просто слишком вжился в образ своего героя и элементарно на минуточку потерял землю под ногами, а? Может, напридумывал себе невесть чего, а мнительный ум воспользовался таким щедрым подарком, да развёл трагедию в масштабах эпопеи?
