Елена Сазанович - Улица вечерних услад
Я встряхнул головой, словно после тяжелого сна. И со всей силы отшвырнул ее от себя. Вера не упала. Она умела сохранять равновесие, эта чертовка. Она прищурила свои глаза. И забросила руки за голову.
– А ты, оказывается, хулиган, Лоб. И сильнющий такой, ух!
– Когда-то ты меня научила драться, Вера.
– Ты оказался способным учеником, Лоб. Жаль, что только не всему тебя научила.
Я схватил ее за руку. И крепко сжал.
– Перестань, Вера!
Она вырвалась. Захохотала. Встряхнула своими путаными лохматыми волосами. И, как девчонка, выбежала за дверь.
Вскоре она вернулась. И в ее руках лежала охапка изумрудных свежих цветов.
– Какая прелесть, Лоб. Ну посмотри, какая прелесть! – И она ткнула охапку цветов в мое лицо. Я уткнулся лицом во влажные зеленые лепестки. И моя голова закружилась от пьянящего аромата. И я увидел землю, влажную, взрыхленную, богатую землю. Усыпанную цветами. И среди этих цветов места для моего друга Лешки уже не нашлось.
– Это герань, Вера? – спросил я ее, чтобы позлить. Отлично зная название этих цветов.
Я не ошибся. Вера обиженно надула губы. И бросила цветы на диван.
– Эти цветы называются услады, Лобов. Вечерние услады.
– Я не слышал о таких цветах, Вера, – вновь солгал я.
– Слышал, Костя. Но почему-то забыл, – Вера не смотрела на меня. Веру это явно задело. – Впрочем, прошлое часто забывается. Особенно, если оно незначительно.
Я вновь назло ей промолчал в ответ.
– Я автор этих цветов. Я их сочинила. Вот ты бы мог такое сочинить, сочинитель?
Я чистосердечно признался, что на такое не способен.
Вера резко оживилась. Захлопала в ладоши. Меня часто удивляла ее внезапная смена настроения. И я ей часто в этом завидовал.
– Вот видишь? – Вера показала мне язы. – Я гораздо талантливей тебя, Лоб! Разве не так?
– А разве я когда-нибудь отрицал это?
Вера обвила мою шею руками. И уткнулась остреньким носиком в мою спину.
– Ты такой славный, Лоб.
– И что дальше, Вера?
– Я не Вера, Лоб.
Я взял ее за руки. И повернулся к ней лицом.
– А кто ты?
– Для тебя я Вера, Лоб. И для твоего милого обаятельного отца тоже была Верой. И для… – Вера сморщила лобик. И вздохнула. Так она выражала свою печаль. – И для бедного дурачка Кита тоже была Верой…
– Кто ты? – перебил я ее.
– А сегодня… Сейчас… Сейчас я… Венера, – и она от неловкости закусила губу.
Я не выдержал. И расхохотался во весь голос.
– Вера! Ну, Вера! Уж от кого-кого, а от тебя я такого в жизни не ожидал. Я всегда считал, что вкус у тебя есть. Единственное, чем ты владела в совершенстве, так это вкусом. Но Венера! Венера превзошла все мои ожидания! Ты меня сразила наповал, Вера. Ой, простите, Венера! Мне теперь только остается застрелиться. – И я приложил палец к виску. И вновь во весь голос расхохотался.
– Не издевайся, Лобов, – Вера вертела в руках какую-то безвкусную фарфоровую статуэтку. И не смотрела на меня. – Думаешь, я не соображаю? Но ты ведь ничего не знаешь, Лоб. Я придумываю имена, которые необходимы моим близким людям. Вам нужна была Вера. Ему… Ему нужна Венера. Я это сразу поняла.
– Ну, – я развел руками. – Теперь я легко могу представить твоего супруга. А почему не Сюзанна? Или Корнелия? Или твой супруг астроном? И помешан на звездах? Но, если честно, имя Венера хорошо исключительно для звезд. Имена звезд не нужны людям. Имена звезд хороши только для звезд, Вера.
– Для него я звезда, Костя, если хочешь. И он меня любит.
– А кто тебя не любил, Вера? Назови мне его имя. И я поставлю ему памятник за стойкость.
Вера поежилась. И поставила статуэтку на место. Под стекло низкого бежевого буфета.
– В таком случае поставь себе памятник, Лоб. И я каждое утро к его подножью буду приносить свежие услады.
Я, честно говоря, растерялся. И, честно говоря, не знал, что ответить.
Вера приблизилась ко мне. И заглянула в глаза.
– Разве не так, Костя?
Я усмехнулся. И прошелся по комнате.
– Я не пойму, что ты добиваешься, Вера. И разве этого можно требовать. Ты хочешь новой жертвы? Но, поверь, бешеная скорость не по мне.
– Лоб, а зачем ты приехал, Лоб?
Я пожал плечами. Я этого не знал сам. Вначале мне казалось, что я приехал дописать повесть. Теперь мне кажется, что я приехал просить у судьбы то. Что она мне когда-то пообещала. Но так и не смогла дать.
Я подошел к окну. И зажег сигарету.
– Уже темнеет, – задумчиво сказал я. И тут же повернулся к Вере. – Ты что-то сказала, Вера?
– Зачем ты приехал, Костя? Впрочем, можешь не отвечать. Я знала… Я была уверена, что рано или поздно мы с тобой обязательно встретимся.
– Не обязательно, Вера.
Вера встряхнула каштановой челкой. И улыбнулась.
– Ты мечтателен, Костя. Но не более. Когда твои мечты начинают сбываться. Ты почему-то идешь на попятную. Ты почему-то этого боишься. Хотя ты и не из пугливых.
Я присед на корточки. И прикоснулся пальцем к дорогой индийской вазе, стоящей на полу. В ней стояли засушенные желтые цветы. И мне почему-то вспомнились наши полуразбитые глиняные горшки и вазочки. Из которых торчала разноцветная зелень, ветки и шишки.
– Он богат, твой муж, Вера? Любит звезды. И любит вещи, – с нескрываемой грустью заключил я. Потому что сам всю жизнь был абсолютно равнодушен к вещам и домашнему уюту.
– Одно другому не мешает, – и Вера вновь стряхнула пепел на свои залатанные джинсы. И мне показалось, что ее залатанные дырки непременно от пепла. Вера никогда не знала о существовании пепельницы.
– Одно другому не мешает, Костя. Главное, что он любит меня. И поверь, больше звезд. И больше вещей.
Мне были неприятны ее слова.
– Ах, Вера, – не выдержал я. – Только не набивай себе цену. Я твою цену знав, поверь.
– Ну так оцени, – и Вера вновь приблизилась ко мне. И в сумерках комнаты был заметен ее лихорадочный блеск глаз. Она положила руки на мои плечи. И я почувствовал ее горячее дыхание. Мне страшно хотелось обнять ее до боли. Зацеловать до смерти. Непонятная дьявольская сила влекла меня к этой женщине. И только сегодня я нашел мужество сознаться себе. Что влекла очень давно. И я всю жизнь заглушал это влечение, Своими книгами. Своими поездками. Чужими женщинами. И сейчас. Сегодня. Когда судьба через двадцать лет исполняет свое обещание. Я вновь отказываюсь от него. И сам не понимаю, чем вызвано мое ослиное упрямство. Скорее всего я хотел получить все сполна. Я ждал той же искренности чувств. И гордость моя не позволяла мне быть обманутым. И я, стиснув зубы. Аккуратно убрал Верины руки со своих плеч.
– Не понимаю, что ты боишься, Лобов, – обиделась Вера.
Я поднял руки перец собой. И попытался пошутить, как можно естественнее.
