Полина Поплавская - Вечер в Венеции
Венеция готовилась к открытию карнавала. С утра Божену разбудило громкое пение. Встав с кровати, она выглянула в окно, выходящее на канал. Мимо проплывали необычно раскрашенные гондолы: голубая с золотыми волнами, золотисто-оранжевая, желто-зеленая. В первой стояли два гондольера в масках и костюмах и пели о том, что они – Отражение Солнца и Отражение Моря, которые спешат в Венецию на карнавал. За их спинами развевались длинные разноцветные плащи, обшитые зеркальными полосами, которые и вправду отражали солнце, воду, небо, – Божене показалось, что она увидела в этих плащах и свое изумленное лицо.
Вспомнив вдруг, что она неодета, Божена отшатнулась от окна и, торопливо закутавшись в широкую шаль, выглянула вновь.
На корме второй, почти уже нырнувшей под изогнутый мостик гондолы, сидела яркой красоты женщина, одетая королевой. Божена успела разглядеть ее точеный профиль в обрамлении светлых, крупно вьющихся волос, увенчанных блестящей короной, и шлейф, такой длинный, что он закрывал почти всю гондолу. Впереди стоял полуобнаженный человек – Божена поежилась – в парике и с длинной, несколько раз обернутой вокруг торса бородой. «Это уж точно Нептун. А его спутница, верно, сама Царица Венеция», – решила Божена.
В третьей гондоле плыли комедианты – актеры-маски. Один из них, высокий паяц в колпаке, заметив Божену, выглядывающую в приоткрытое окно, взял гитару и, не отрывая от улыбающейся незнакомки своих густо накрашенных глаз, запел страстную серенаду.
И Божена, уже ощущая себя счастливой участницей карнавальной игры, выхватила из стоявшей на подоконнике вазы букет фиалок и бросила его Влюбленному.
Благодарно улыбнувшись и прижав фиалки к груди, он поклонился и скрылся под сводом моста, словно в полутьме кулис.
«Так вот оно, значит, что такое – жить полной жизнью!» – сладко замерло сердце Божены.
Ей захотелось поскорее выйти на улицу. Решив позавтракать где-нибудь в городе, она оделась так несвойственно для себя просто, что те, кто ее знал, могли бы решить, что это почти карнавальный костюм. Светлая суконная юбка, не длинная, но и не короткая, облегающий джемпер из тонкой шерсти – и ее округлые формы, обычно задрапированные, наметились легкими, но довольно смелыми изгибами.
Проходя по извилистым «калли» – узким венецианским тротуарам, петляющим вместе с каналами, – пересекая небольшие площади, а иногда попадая в «корти» – дворы-тупики, – но нисколько не расстраиваясь, а продолжая упиваться городом, похожим на лабиринт, Божена наконец вышла на главную площадь, Сан-Марко.
Она открылась неожиданно, поражая своей величиной. После узких улиц, домов, тесно сплотившихся по берегам широких и узких каналов, с их мерцающими в воде отражениями, ограниченная нарядным собором, Часовой башней, бесконечными арочными галереями Прокураций и с возвышающейся надо всем красного кирпича колокольней, будто сдвинутой в сторону от центра чьей-то громадной рукой, площадь казалась просторной, как морская лагуна, окружающая город.
И все ее пространство было наполнено людьми. Ряженые встречались еще редко, но посреди площади уже возвышались грубо сколоченные подмостки, окруженные толпой зевак. Задником служили старые рыбачьи сети, натянутые на длинных кольях. Этот театр не нуждался в специальных декорациях – местом действия была сама площадь, а зрители – одновременно и участниками. И все это веселое сумасбродство, увлекшее город, немедленно передавалось каждому въезжающему в него гостю.
Подойдя ближе, Божена увидела, как зрители криками и жестами подсказывают актерам, что делать дальше, а совсем нетерпеливые просто залезают на сцену и начинают участвовать в происходящем. Костюмы для «новеньких» сооружаются тут же, по ходу действия, когда становится ясно, в каком качестве выступает пришедший, вернее, вскарабкавшийся герой. Глупцу натягивают дырявый колпак с бубенцом, Умнику цепляют на нос очки, а на грудь манишку, Влюбленных щедро осыпают и увивают цветами. Время от времени особо разбушевавшегося артиста сталкивают обратно в толпу, а действие, сопровождаемое взрывами хохота, продолжается.
Протискиваясь сквозь толпу зрителей, Божена пробралась к самым подмосткам. Но не успела она оглядеться, как чьи-то сильные руки подхватили ее и, высоко подняв над толпой, поставили на сцену. И тут же ее, не успевшую опомниться и раскрасневшуюся, нарядили в смешно колышащуюся юбку на обруче, натянули на глаза счастливую маску и дали в руки букет. Растерянно опустив глаза, Божена узнала свои фиалки, а когда подняла их, то уже неслась в танце со своим утренним воздыхателем, смело кружившим ее над головами хохочущих зрителей. Вне себя от неожиданности и восторга, Божена крепко прижалась к смеющемуся Влюбленному, послушно двигаясь вслед за ним в танце.
Все остальные «актеры» разбежались по краям сцены и, весело дурачась, хлопая в ладоши и подпевая в такт музыке, завывающей откуда-то из-под сцены, смотрели на них.
Но вдруг музыка смолкла, и Божена услышала слова, обращенные явно к ней:
– Ну что, красотка, подай же теперь поцелуй нищему красавцу, так развеселившему тебя!
– Подай же ему!
– Ну, не кокетничай!
И Божена, у которой голова закружилась от высоты, быстрого танца и обилия смеющихся глаз, устремленных на нее, театрально попятившись, вдруг весело упала в объятия Влюбленного и почувствовала, как страстный поцелуй обжег ее губы.
– Браво, браво, бис! – ревела толпа, а Герой все не отпускал свою свежеиспеченную Возлюбленную и вдруг, подхватив ее на руки, ловко спрыгнул с ней вниз и побежал по живому коридору, расступающемуся перед ним.
Еще несколько шагов, и, опьяненная карнавалом, Божена была бы готова сбежать с темпераментным незнакомцем всерьез, но он, пробежав еще немного, разжал свои сильные руки и бережно поставил ее на землю. А потом протянул ей с поклоном руку и, величественно шествуя по не успевшему еще сомкнуться проходу, повел обратно – словно преданный паж коронованную особу.
Все это заняло не больше пяти минут, но Божене, с какой-то блаженной усталостью в душе пробирающейся сквозь уже успевшую забыть о ее внезапном преображении толпу, казалось, что она пробыла в своей роли немало времени, прежде чем вылезла из широкой юбки, отдав ее в тут же подвернувшиеся руки желающего переодеться – на этот раз мужчины.
И поэтому, когда она села за первый попавшийся на пути столик и, заказав ликер, сыр и фрукты, взглянула на Часовую башню, то не сразу поверила в то, что со времени ее появления на площади прошло чуть больше получаса. Она сверилась со своими часами и, убедившись, что не ошиблась, решила уже ничему не удивляться на этом стремительном празднике, способном переворачивать весь мир вверх ногами и наполнять каждую минуту жизнью – до отказа!
