Барбара Хоуэлл - Простая формальность
Низкорослые супруги Лори — пастор и его жена — дополняли их компанию из двенадцати человек. Они были не выше пяти футов и шести дюймов и сутулились. У миссис Лори вид был совсем больной. Много лет подряд с ней случались маленькие удары, которые все никак не могли ее доконать. Мистер Лори стоял во главе приходской церкви Велфорда. Синтия хотела, чтобы именно он совершил обряд венчания не потому, что она так уж регулярно посещала местную церковь; по ее мнению, тот факт, что она привезла с собой священника, придавал особую респектабельность этому дню и создавал необходимый противовес всему тому, что безошибочно угадывалось в Дорис Румбах — и чему, пусть робко, могли противостоять супруги Лори.
Расцеловавшись со всеми, Синтия вернулась на свое место рядом с Клэем и вложила свою руку в его.
— Этот зал слишком велик для нашей компании, никто ни с кем не разговаривает, — сказала она тоном хозяйки, которая видит, что вечер не удался и гости заскучали, но в действительности ей казалось, что она терпит поражение в чем-то более серьезном.
Но что можно было сказать? Что все не так? Спасибо всем и до свиданья?
— Народу в самый раз, и ты все сделала прекрасно, — ответил Клэй.
Сыновья упорно смотрели ему в спину.
— Ты меня любишь?
— Еще сильнее, чем раньше. И вообще мне повезло. Нам обоим повезло.
— Хотя ты мне и не доверяешь? — Это вырвалось само собой. Совершенно неуместный, неприятный, но краткий и вполне законный вопрос. На который он, конечно, не мог ответить. Возможно, и никто бы не смог.
— О чем ты говоришь? Ты теперь мой лучший друг.
Он притянул ее к себе, взяв обе ее руки в свои, больно прижимая пальцы к бриллианту в обручальном кольце.
Она посмотрела на его руки, которые так жали и мяли ее пальцы, не желая смотреть ему в лицо, поскольку знала, что она увидит.
— Синтия…
Она подняла голову. Ну, точно — в глазах так и светится эта его проклятая наивность.
Синтия лихорадочно огляделась. Дорис подходила к сыновьям Клэя, выставив бюст и чуть больше, чем следовало, покачивая бедрами. У миссис Лори лечебные эластичные чулки сморщились на лодыжках. Мать Синтии недовольно хмурилась.
Синтия обернулась к Клэю и как бы издалека услышала свой голос:
— Спасибо за платье. Оно мне очень нравится.
— Синтия! Я люблю тебя. Ты должна мне верить.
Он призывал к доверию!
Она погладила его по щеке. Он расценил этот жест как возвращение ее обычного ровного настроения и просиял — опасность миновала.
Синтия вновь посмотрела на гостей, слишком разных и оттого чувствующих себя неловко, и заметила, что девочки переминаются с ноги на ногу, робко поглядывая на своих новых сводных братьев, от которых так и веяло холодом.
— Жаль, что твои сыновья не хотят поговорить с девочками.
— Поговорят, поговорят. Не нервничай. У нас сегодня такой день!
Мальчики стояли тесной группкой у дверей, глядя прямо перед собой и плотно сжав губы, придавая всей компании элемент мужественности и силы. На них были безукоризненные костюмы от братьев Брукс и тонкие шелковые галстуки. Накануне они сказали Клэю на маленьком «мальчишнике», который он устроил, что им безразлично, женится он или нет. Синтия охотно в это поверила. Они, казалось, вообще ничего не испытывают, кроме упорной решимости не допустить, чтобы женитьба отца хоть как-то затронула их жизнь.
Они, конечно же, и пальцем не шевельнули, чтобы как-то разрядить сковавшую всех разобщенность. Синтия была благодарна официантам, которые перемещались по комнате, роняя французские словечки и улыбки, создавая хоть какое-то оживление и шум.
Даже Дорис сникла после неудачной попытки поговорить с миссис Лори. Старушка, тяжело дыша, отвечала лишь «о да, конечно» и бросала быстрые испуганные взгляды на потолок, как будто опасаясь, что на покрытые лаком волосы Дорис вот-вот опустится какая-то большая птица; это никак не способствовало общению.
— Как ты думаешь, мальчикам нравятся мои девочки? — спросила Синтия.
— Конечно, что за вопрос!
— Жаль, что я им не нравлюсь.
Синтия сама вздрогнула от этих слов. С чего это она все время проявляет свою закомплексованность? Дочери никогда так себя не ведут. Или его сыновья. Да и он тоже. Неужели желание показаться ранимой и чувствительной свойственно всем разведенным женщинам — как некое бесполезное украшение — и когда им подкатывает под сорок, они наивно воображают, что это их молодит?
Но Клэю нравится, когда она такая.
Он притянул ее к себе и стал прижиматься к ее бедру. Машинально она придвинулась к нему поближе. Что ж, возбуждение еще может сделать этот день приятным для нее, если она перестанет себя терзать.
К сожалению, Бет заметила. Она взглянула на мать с отвращением. Тэд Румбах, который тоже обратил на них внимание, казалось, хотел что-то сказать, но передумал. Синтия отодвинулась от Клэя. Что с ней происходит? Господи, да понимает ли Клэй, как ей хочется счастья? Есть у него хоть малейшее представление о том, что творится у нее в голове?
— Я хочу сказать тост, — заявил Джеральд, старший сын и шафер Клэя.
Все обернулись к нему. Он был собран и самоуверен. Поджарая фигура, вес сто семьдесят фунтов, сильные ноги, безукоризненные манеры. Недостатки: слишком громкий голос, лицо бледное, тонкие губы и брови. Но у него острый ум, а сластолюбие закомуфлировано более искусно, чем у Клэя. В той огромной корпорации, где он работал, он уже четыре раза получал повышение по службе.
— Я хочу предложить тост за Синтию и за отца в этот счастливый для них день от имени моих братьев, а также Бет и Сары — двух очаровательных дочерей Синтии. Как дети жениха и невесты, мы хотим пожелать… — Его громкий голос, ставший звучным и доброжелательным, уверенно плыл по комнате. У него так все чертовски гладко получалось, просто жуть.
Двадцать шесть лет воспитания и обработки не пропали даром. Клэй рассказывал Синтии, что Мэрион с самого начала смирилась с тем, что Джеральд принадлежит Клэю, и очень часто в разговорах с друзьями называла его «Клэев сыночек». Она довольствовалась тем, что полностью подчинила себе двух других сыновей. Лэнс — двадцати трех лет, скрипач, натура романтичная, одаренная, но, как оказалось, одаренная недостаточно; теперь он писал диссертацию по музыковедению. Алекс — двадцати одного года, продукт генетической ошибки. Сколько бы тестов умственных способностей ему ни устраивали, результат всегда был один: развитие ниже нормы, короче говоря — дурак. Огромный удар для родителей, особенно для Мэрион с ее университетским дипломом. У них были такие надежды на «малыша», как Клэй все еще иногда его называл. Сейчас самое большое, на что они могли рассчитывать, это что он бросит заниматься керамикой и танцами и пойдет по торговой части.
