Игорь Соколов - Фея
– Ничего, Анафема, ты мне не страшен, я умер, меня нет, и вопросы здесь уже неуместны.
Двойник еще немного поплакал, исполняя роль едва печального по необходимости человека, показал Сан Санычу еще ряд невероятных гримас и скрылся в толпе.
«Неужели это я, – воскликнул внутри Сан Саныча давно погребенный рассудок, – неужели я всю жизнь воплощал собой такую гадость, такую низость?!
Нет, не может быть, а впрочем, я уже умер, я окончательно потерял это мерзкое «Я», и все вопросы никогда не возвратят истинного сожаления о моем безобразном присутствии среди таких же порочных созданий.
Теперь Смерть очистит меня и все мои внутренности преобразятся, избавляясь от всякого судилища, доказывая мне мою же невиновность, и Бог, и Амеба в одном лице дадут мне бесполое и вечное дыхание».
Гул прошел по толпе, и Сан Саныч почувствовал, что гроб с его телом понесли.
– Ну, с Богом, – сказал себе Сан Саныч.
– С Богом, – подтвердил кто-то из несущих.
Сан Саныч глядел на солнце, не щурясь, и радовался все сильнее своему бестелесному существованию.
Вслед за этим грянул траурный марш, чей вой воплощал не одно только алкогольное возгорание тленных желудков стыдливых музыкантов, но и печаль по нему, по Сан Санычу.
Сан Саныч еще раз взглянул на небо, на курчавый вихрь облаков, чьи меняющиеся мгновенно очертания повторяли бесконечное множество лиц несчастных молчаливцев земной поверхности.
«Вот так и я, – подумал со странным облегчением Сан Саныч, – промелькну разок в профиль облачком и растаю со всеми в синеве».
Вскоре тихие и радующие его мысли потекли под равномерное постукивание гроба о ржавое днище грузовика, пока Сан Саныч не стал окончательно приходить в себя. Вдруг он с ужасом почувствовал, что все его тело хочет встать из гроба.
«Господи, да я ведь не умер, – осенило Сан Саныча, – ну, конечно, я действительно жив! Что ж все это значит?
Неужели обознались, приняли за покойника и засунули в этот проклятый ящик!
Откуда же радость обновления, преображения, принятие Неведомой Всеочищающей Жизни, и откуда взялся этот мерзопакостный двойник, и где мой Бог, моя Амеба, теперь я уже никогда не стану вечным бесполым существом, не вкушу никогда прелестей своего бессмертия, увы.
Однако если научно взглянуть хотя бы на двойника, можно сделать вывод, что его вовсе и не было, что это отвратительная и сумасшедшая галлюцинация, а не явь, выдвинутая тем бредовым, отчасти несуществующим состоянием, в котором я находился, таким образом ничего не было, я просто уснул и проснулся в гробу».
Сан Саныч опять ужаснулся окружающей его действительности, его успокаивало только собственное пробуждение.
– Если я сейчас встану, то я всех напугаю, но если не встану, то меня похоронят, – подумал он и приподнялся из гроба.
В кузове грузовика ничего, кроме гроба не было и траурных венков с обелиском не было, впереди грузовика ехал автобус с близкими, родными и домочадцами Сан Саныча.
Уже показалось кладбище, и был уже слышен шелест берез, чьи густые кроны обещали дать Сан Санычу достойный приют этой земли. Сан Саныч поморщился и легко выпрыгнул из кузова. Когда грузовик с автобусом стали замедлять вход перед воротами кладбища.
От нервного страха Сан Саныч хотел уже убежать от этого места, но, приходя понемногу в нормальное состояние, он пришел к мысли, что следует прекратить эту злую с его собственным «Я» комедию, и поэтому решительно последовал за похоронной процессией, которая уже собиралась возле вырытой ямы. Сан Саныч осторожно подошел к собравшимся проводить его в последний путь и, не увидев за их спинами гроба, в полной растерянности воскликнул:
– Кого хороните?! Я здесь!
Все отчаяние, на какое был способен Сан Саныч, выплеснулось на ео исхудавшем и небритом лице.
Ужасная фантасмагория из множества обнищалых лиц предстала перед его обезумевшим взором.
– Прекратите безобразие, гражданин, – усатый милиционер скрутил одичавшему вблизи своих родных Сан Санычу руки, пытаясь его увести отсюда.
– Как вам не стыдно, это же похороны, а вы!.. – милиционер захлебывался от собственного негодования.
– Подождите, отпустите его, – Сан Саныч обернулся и увидел Алевтину, дергающую за локоть милиционера.
– Он был другом покойного, и, кажется, немного… – Алевтина плакала и пыталась найти подходящее для оправдания Сан Саныча слово.
– Да уж, немного, – сказал милиционер, отпуская поникшего Сан Саныча.
Какая-то неведомая сила заставила его пройти сквозь стоящих к гробу, и с нескрываемым ужасом, с отвращением он увидел себя, то есть опять своего двойника, свою сумасшедшую копию, лежащую тихо в гробу.
Двойник опять незаметно подмигнул Сан Санычу и состроил зверскую рожу. Сан Саныч уже не помнил, как он бежал с кладбища, как кто-то пытался его схватить и что означали многочисленные крики, брошенные за ним по всем его следам, отпечатанным в слякоти кладбища.
Сан Саныч бежал, ни о чем не думая, ему казалось, что у него нет тела, и эта мысль давила его как несчастную муху, прилипшую всеми лапками к неизвестной ловушке.
Он долго еще бежал, потом ехал на автобусе, потом бродил по городу, и ему все время казалось, что за ним гонятся, что его желают схватить и сделать с ним что-то невероятное.
В долгих поисках хоть какого-то смысла и оправдания действительности Сан Саныч стал замечать, что люди, попадающиеся ему на глаза, настолько равнодушны, что с ними ничего понять в себе и вокруг нельзя, и все-таки, испытывая желание проверить к себе отношение окружающего мира, Сан Саныч побрел в пивнушку, где его знали.
Знакомый официант улыбнулся ему как всегда, и это событие вроде немного стало успокаивать Сан Саныча.
От щемящего чувства родного убежища, на глазах стали наворачиваться слезы. Правда, он не увидел своих старых знакомых, но это его не расстраивало.
Былая уверенность в себе и в мире, шумящем привычно пьяными голосами, постепенно стала приводить его к мысли, что все в порядке, и что всякая невероятность, как и остальная чепуха, является всего лишь доказательством тех темных процессов, которые и делают из всякого мяса настоящие ощущения; поэтому Сан Саныч постарался как можно быстрее забыть по возможности весь свой организм и стал с откровенным наслаждением пить пиво.
– Невероятности не может быть, а поэтому ее нет, – говорил Сан Саныч какому-то пожилому мужику, у которого пиво уже выливалось назад жгучими слезками.
– Увы, она есть, – моя жена ушла от меня, и это сама невероятность, прошептал мужик, втягивая голову в плечи и медленно уползая к выходу.
