Джулия Ортолон - Влюбляясь в тебя
«Какого черта! Что все это значит?» – спрашивала себя Рори, ища брата в лабиринте комнат. Он же сказал, что она не интересует его, по так не смотрят на женщину, которая тебе безразлична!
Рори увидела Эллисон. Та стояла на коленях посреди комнаты и, приподняв пыльный чехол, рассматривала старинный письменный стол. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь дыры в досках, отбрасывали на пыльный ковер узор из симметричных полос.
– Рори, посмотри на этот стол, – сказала Эллисон, – судя по стилю резных украшений, он был сделан специально для этого дома. – Она поднялась на ноги. – Это, должно быть, кабинет Генри.
– Забудь про свой стол, взгляни на эти полки, – перебил ее Эдриан. – Рори, как ты думаешь, этот встроенный шкаф вместит все мои книги?
Рори рассмеялась.
– Во всем мире не хватит полок, чтобы вместить все твои книги.
– Твоя правда. – Довольно ухмыляясь, Эдриан направился к панельной перегородке у одной из стен. – Спорю, что здесь у них музыкальный салон. – Он поискал ручку и, обнаружив ее сбоку, отодвинул скользящую панель. За ней оказалась просторная темная комната. – Вот это да!
– Дай посмотреть! – Эллисон подбежала и из-за его спины заглянула в помещение. – Рори, иди взгляни!
Подойдя, Рори разделила восторг своей сестры. В комнату сквозь щели пробивалось достаточно света, чтобы без труда разглядеть камин из розового мрамора с золотыми украшениями. На фреске над камином женщины-атланты скакали на водяных тритонах, а белокрылые амуры пускали в них с облаков свои стрелы. Эллисон вошла внутрь и, откинув пыльный чехол, обнаружила шикарный рояль белого цвета с золотой отделкой.
– Интересно, а мебель будет продана отдельно? – спросила Эллисон Чанса, когда он присоединился к ним. – Однако трудно себе представить, чтобы Ле Роши согласились расстаться с такой роскошью.
– На самом деле у них нет выбора, – ответил Чанс. – Джон Ле Рош был предупрежден, что вся мебель, находящаяся в доме, будет конфискована вместе с ним не позднее прошлой пятницы. Очевидно, он не принял это всерьез.
– Так, значит, мебель продается вместе с домом? – спросила Эллисон, переводя взгляд с Чанса на Саммер.
– Это решает администрация банка, – ответила Саммер, в свою очередь, вопросительно посмотрев на Чанса.
– Сначала мы должны будем произвести оценку, – объяснил он, – но поскольку мы не занимаемся антикварным бизнесом, я думаю, что администрация предпочтет продать, все вместе.
Голубые глаза Эллисон загорелись восторгом.
– А много здесь мебели?
– Здесь есть обеденный стол, такой большой, что за ним смогла бы обедать сразу целая корабельная команда, – сообщила Саммер, – и еще куча всякого хлама в спальнях наверху.
– Правда? – воскликнула Эллисон. – А можно посмотреть?
– Идите за мной, – кивнула Саммер и направилась к дверям.
На потолке столовой царил Нептун, восседающий на золотой колеснице. Морские коньки, тритоны и русалки были изображены на спинках стульев и вырезаны из дерева на ножках стола. Зал был достоин королевского банкета, и Рори представила себе Генри, восседающего во главе стола на высоком стуле, похожем на трон, и его жену – на стуле поменьше напротив своего пленителя.
– Вот здесь Маргарита впервые увидела капитана Кингсли, – сказала Эллисон шепотом. – Рори, ты помнишь, что она писала об этом? – Повернувшись к Чансу, Эллисон пояснила: – У Рори замечательная память. Она, возможно, медленно читает, но запоминает все слово в слово.
– Ну, не все, – покраснела Рори, злясь на сестру за то, что та упомянула о ее неблестящих способностях к чтению.
Эллисон хмыкнула.
– Так расскажи нам все-таки, что Маргарита писала в своем дневнике.
Рори осмотрелась вокруг: Чанс и Саммер с интересом ждали ее рассказа. По спине пробежали мурашки – ее волновало их явное внимание, но память была предметом ее гордости.
– В ту ночь, когда Маргарита впервые встретила капитана Кингсли, Генри устраивал одну из своих попоек, которые его жене казались просто отвратительными. Это не были роскошные обеды, которыми так славился Галвестон, он звал на них только своих приближенных – самых грубых и неотесанных бывалых моряков, каких только и можно было встретить в те смутные времена.
Подойдя к столу, Рори представила себе эту затейливую компанию: пьяные мужланы в грязной одежде, пропахшей потом. Она, казалось, даже слышала их громкий хохот.
– Все уже сидели за столом, когда Маргарита спустилась из своей спальни. На ней было изысканное платье из Парижа и жемчужное ожерелье, которое муж приказал ей надевать в те дни, когда он устраивал свои мерзкие застолья.
Рори повернулась к двери, где собрались притихшие слушатели, но она их не замечала – перед ней стояла Маргарита, утонченная и хрупкая: темные кудри падали на изящные плечи, прозрачная кожа, бледная и светящаяся, великолепные жемчужины на ее тонкой шее, голубые глаза, глубокие, как море, бушующее за окном. Рори призвала на помощь свою память.
– «Сегодня вечером за столом я видела мужчину, которого до этого ни разу не встречала на ужасных сборищах, которые устраивает мой муж. Он капитан на одном из кораблей мужа, как и остальные, но он совсем не похож на них. Я все еще вижу его глаза – как он посмотрел на меня в первый раз. Он сидел, откинувшись на стуле, по правую руку от Генри и держал в руке бокал вина. Глаза его безучастно блуждали по комнате, на лице застыла ленивая улыбка, говорившая о том, что он находил окружающих недостойными его внимания. Он держался так высокомерно и величаво, будто бы это он, а не царственный Нептун правил пир, владел приливами и отливами и повелевал штормами». – Рори подошла к стулу, где, по ее предположению, сидел Кингсли. – «Затем он поднял взгляд и увидел меня. Сердце не успело сделать и одного удара, как отчуждение исчезло из его взгляда, он смотрел… удивленно. Увидев меня, он встал с галантностью и грацией, выдававшими в нем аристократа, но принятыми мною как данность. О, сейчас я все бы отдала, чтобы увидеть это снова. Наши глаза встретились, и я увидела в его взгляде столько восхищения и поклонения, что оцепенение, в которое я ввергла себя несколько лет назад, растаяло словно туман. Я почувствовала себя несчастной и уязвимой, но женщиной, а не драгоценной фарфоровой статуэткой, служившей лишь украшением, роскошным придатком к богатому убранству комнат. Я не помню, что он сказал мне, но это прозвучало так тепло и с таким уважением, что я была готова расплакаться.
Я могла бы, наверное, даже возненавидеть его за это – за то, что он пробудил меня ото сна и заставил чувствовать и жить снова. И все же меня влечет к нему так невыносимо, так мучительно, так больно, как было в тот вечер, когда я вновь почувствовала себя человеком. Я все еще женщина, я все еще жива, красива и способна любить».
![Андреа Кейн - Замок мечты [Замок грез]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
