Мара Фицчарлз - Музыка любви
— Что ж, я принимаю твою благодарность… — ответил он. — Я увидел твой мольберт и догадался, что ты где-то поблизости.
— Я должна закончить рисунки, — оправдывалась она.
— Они восхитительны! — поторопился похвалить Майкл. Он замолчал и долго смотрел на нее, такую маленькую и беззащитную на этом огромном пляже. Она куталась в синее драповое пальто, и ветер шевелил длинные пряди ее волос. Они обрамляли ее нежное лицо словно язычки пламени. Он смотрел на нее, и в нем просыпалось желание. Чтобы отвлечься, он решил сменить тему.
— Ты выглядишь усталой. — Он провел пальцем по ее щеке. — Тебе опять пришлось встать на рассвете, чтобы приехать сюда и закончить рисунки?
— Это мое хобби, — ответила Ханна.
— Нет, Ханна, — твердо возразил он, — не говори так. Это должно стать делом твоей жизни. Нельзя зарывать талант в землю. Если Бог делает нам такой подарок, мы должны относиться к нему бережно.
— Как ты догадался, что мне нужна поддержка? — спросила она.
— Очень просто. Мольберт стоит, покинутый в дюнах, а ты сидишь здесь, и вид у тебя такой, будто ты неделю не спала или потеряла близкого друга.
— Неужели все это написано на моем лице? — Она недоверчиво уставилась на него.
— Я понимаю твое состояние, — сказал он. — И поверь, Ханна, сознаю, как это важно для тебя.
— Я наткнулась на стену, — тихо призналась она. — До меня вдруг дошло, что я выбрала неправильный ракурс. Я подумала, если немножко отодвинуть мольберт…
— Вдохновение… — вздохнул он с пониманием. — В работе ты беспощадна к себе, вкладываешь всю душу, пытаясь поймать ускользающее вдохновение.
Она рассмеялась. Как легко он читал в ее душе!
— Прекрасно, Ханна. Тебе нужно улыбаться. Этот серый день так нуждается в солнечном свете. Взгляни, одна твоя улыбка — и весь мир преобразился.
Она проследила направление его руки и увидела, что солнце действительно выглянуло из-за туч.
— Ирландская лесть, — пробормотала она.
— Самая настоящая ирландская лесть, — согласился Майкл.
— Ах, Майкл, мальчик мой, — пошутила она, изображая ирландский акцент. — Один твой взгляд — и я улыбаюсь!
— Почему бы не распрямить эти стройные ножки, милочка? — передразнил он ее.
— Пожалуй, посижу еще немного.
— Нет уж, решено, встаем! — Он взял ее за руку и потянул за собой, поднимаясь на ноги. — Это те самые рисунки, которые ты сделала в прошлом месяце?
— Да, — подтвердила Ханна.
— И ты пытаешься уловить мельчайшие изменения моря и туч?
— Да, — буркнула она.
Он рассмеялся. Этот смех, казалось, наполнил осенний день и окутал ее теплом, словно его ласковые руки. Ах, если бы она могла разделить беззаботность Майкла!
— Это придет, Ханна, милая. Дай только срок. — Он нежно отбросил с ее лба непокорную прядку волос, затем, обняв, повел за собой.
— По-твоему, это очень легко?
— Нелегко. Но если захочешь, то обязательно добьешься, — уверенно ответил он. — И то, что ты снова здесь, кое о чем мне говорит.
— О том, что я глупа, ужасно упряма и от меня очень трудно избавиться.
— Ханна. — Голос Майкла вдруг стал серьезным. — Я ошибался, недооценивая тебя. Извини. Ты очень талантлива, и ведь ты это знаешь.
— Проблема в том, что я начала работать, не обозначив главную цель. Я приехала рисовать море и птиц, а переключилась на тучи, — пояснила она. — Но что я могла поделать? Это просто чудо какое-то, они менялись каждую минуту!
— Исключительно художественные тучи.
— Не смейся! Мне хочется сделать детскую книжку, где героями были бы маленькие птички, — расстроенно сказала Ханна. — А тут эти тучи… Я хочу сделать рассказ в картинках. Какой-нибудь совершенно новый.
— Доверься собственной фантазии. Представь себя птицей.
Она открыла глаза и расхохоталась.
— Что случилось?
— Майкл! Ты на самом деле хочешь, чтобы я вообразила себя птичкой? Я даже не знаю, какой птичкой стать, — комично запричитала она.
Он улыбнулся.
— Что ж, давай сообразим. Каких птиц ты знаешь?
— Ну… чайки. Нет, это слишком банально.
— Хорошо, оставим чаек в покое. Может быть, гусь?
— Ну уж нет!
— Ты прекрасна, — любуясь ею, произнес он.
Ханна взглянула на него, заметив странную ноту в его голосе.
— Что ты сказал?
— Ты прекрасна, — повторил он, и его глаза любовались ею. — Ты вся светишься, твои глаза сияют, как огоньки рождественской елки.
— А я думала, мы говорили о птицах.
— Именно о птицах! Закрой глаза, милая, — мягко скомандовал он.
— Чтобы почувствовать себя маленькой птичкой на пустынном берегу? — поинтересовалась Ханна.
— Сначала поцелуй… потом птички… — пробормотал он, прижимаясь губами к ее рту. — Ханна, любимая, — прошептал он, — что ты со мной делаешь?
— Целую, — пробормотала она, крепче прижимаясь губами к его горячему рту.
— Это больше чем поцелуй, — проговорил Майкл, заставляя себя отстраниться от нее и не сводя с нее полных страсти глаз. — Больше чем поцелуй, — повторил он, — и мы оба знаем это. Это прелюдия к любви. Но, кажется, это не очень подходящее место. — Он оглянулся вокруг. — Здесь слишком холодно. А теперь закрой глаза.
— Холодно? — переспросила она, послушно опуская ресницы.
— Да, любовь моя. Лежать на песке в такое время года — небольшое удовольствие. Конечно, если ты чайка, то можешь резвиться на берегу в ноябре, пух и перышки защитят тебя от холода.
— Ну что ж, пускай будут чайки.
— Отличная мысль. Мне нравится.
— Тогда нужно придумать им имена.
— Питер.
— Слишком уж обычное.
— Патрик.
— Нет.
— Персиваль.
— Честное слово, Майкл, чайка Персиваль звучит просто ужасно!
— Хорошо, дай подумать. — Майкл наморщил брови. — Эта чайка — девочка? Может быть, Петра?
— Петра, — повторила она. — Да, это что-то необычное.
— Уникальное, — прошептал он.
— Хорошо, для начала годится, — решила Ханна. — Итак, Петра на берегу со своими друзьями. Надвигается шторм… Петра смотрит в небо, изучая причудливые очертания туч.
— А что, если вся стая улетит, а Петра останется на берегу…
— Одиночество как главная тема?
— Нет, Петра одна, но не одинока, потому что у нее есть воображение. Когда улетели ее друзья, она видела, как они дружески кивают ей из-за туч, и не чувствовала себя одинокой.
— Но это были грозовые тучи, — напомнил Майкл.
— Тучи развеются, и снова выглянет солнце.
— Фея… — произнес он.
— Что? Чайка Фея? — Она прыснула.
— Нет, ты, Ханна Чандлер, ты — фея.
