Ольга Арсеньева - Самая желанная
Со вздохом Кристина приступила к выполнению указаний хозяина дома и через пару минут действительно забыла о всяких условностях. Яства были столь вкусны, а ее собеседник столь добр и прост, что в этой прекрасной спальне она почувствовала себя как дома.
— Итак, я начинаю свой рассказ? — Антонелли внимательно посмотрел на гостью — она одобрительно кивнула. — Вы из Москвы… Семья средняя, интеллигентная, бедная. Простите — это по нашим меркам. Умненькой красивой девочке очень нравились иностранные кинофильмы-сказочки о красивой жизни, вроде «Римских каникул». Впрочем, это старый фильм, вы, наверно, его не видели…
— Видела! — с полным ртом буркнула Кристина.
— Девочка носит дешевую одежду, заглядывается на красивые витрины… Она мечтает о шикарном автомобиле, уютном доме и благородном юном кавалере, способном дать ей счастье…
Кристина искоса поглядывала на сочиняющего ей «биографию» итальянского богача, удивляясь тому, насколько банальными и примитивными оказывались при взгляде со стороны ее самые заветные желания.
— Хорошенькая девушка вправе мечтать о роскоши, удовольствиях, празднике, — продолжал Стефано, — а жизнь скудна, тосклива, бесперспективна… Девочка рискует — и как-то проскакивает на «передовую», чтобы ее заметили, дали шанс… Пришлось, наверно, поступиться принципами, внушаемыми семьей, но она выиграла! Ее заметили, пригласили работать в Рим!.. Грезы стали реальностью. И вот уже скоро умненькая наблюдательная девочка начинает замечать, что рекламный блеск «вечного города» — обманчивая шелуха. А за ней корысть, расчет, эгоизм… Гостья оказывается в стороне, на обочине чужого праздника. И тогда она горько плачет о своей загубленной юности, об увядающей мечте…
Стефано, закончив свое печальное повествование, с интересом присматривался к гостье. Отложив вилку и нож, Кристина, казалось, раздумывала, стоит ли затевать дискуссию или принять версию гостеприимного хозяина без дополнений.
— Ведь вас, синьорина, на самом деле не ожидает на родине любящий жених? — задал провокационный вопрос Антонелли.
— Увы, мое сердце свободно, если вас интересует этот аспект проблемы. — Кристина смутилась. — Смешно делать заявления, лежа в постели… но вы немного ошиблись, синьор Стефано… Да, я плакала сегодня, впервые за время, проведенное в Риме. И плакала не от того, что разочаровалась в «мишурном блеске красивой жизни»… Я размазывала злые слезы от обиды и зависти. Да, зависти! К тем, кто веселился, ел, танцевал… И мне так хотелось доказать всем, что я не хуже!.. Не хуже звезд и графинь, не хуже этой Лары, что все время виснет на Вествуде… А Рим не может разочаровать меня. Я полюбила его и буду любить, что бы со мной ни произошло… Дома, в Москве, я буду грустить о нем и плакать по ночам. Вот… Я же предупреждала, что совсем плохо говорю по-итальянски, когда волнуюсь. — Кристина нахмурилась. Она совсем не была уверена, что поступила правильно, пустившись в откровения.
— Говорите вы прелестно. Не знаю, то ли пикантный акцент украшает вас, то ли благодаря юному очарованию ваш итальянский так забавен… Впрочем, это не меняет сути: моя гостья прекрасна, как наяда, и свободна от любовных чар. — Антонелли смотрел подозрительно и насмешливо на хмурящуюся все больше Кристину. — Но признайтесь, детка, разве в мире ваших грез, полном всяческого бренного великолепия, нет места для «бессмертной любви», о которой тысячелетия твердят поэты и мечтают романтические барышни?
— Идея любви, весьма абстрактная, конечно, существовала. Русские девушки буквально заражаются ею, читая классическую литературу. — Кристина подтянула одеяло до подбородка и строго добавила: — У нас много читают, синьор Антонелли. Вероятно, из-за скудных возможностей иного времяпрепровождения… Так вот, моя абстрактная влюбленность получила конкретные очертания, реализовалась в образе Рима и… (она помедлила) — Элмера Вествуда… Ведь в него невозможно не влюбиться, правда? Даже если заведомо безнадежно.
Стефано засмеялся:
— Я не женщина, но думаю, этот господин — весьма привлекательный объект для флирта. Однако в качестве претендента на роль Ромео я бы его не рекомендовал.
Кристина смутилась, ей показалось, что она обидела Стефано, говоря об увлечении другим мужчиной. И вспомнила наставления Эдика: «Никого не волнует, что у тебя в душе. Тебе платят, а значит, вправе считать себя Шварценеггером, Бельмондо или там Ромео. И ждать «любви» на полную катушку».
Да разве можно сравнить московского «патрона» с синьором Антонелли? Значительное, по-мужски привлекательное лицо, проницательность и мягкость в шутливом взгляде… Этот человек привык подчинять. Он умеет быть щедрым и властным. Он любит жизнь и знает, как получать от нее удовольствие.
— Здесь стало жарко. — Кристина откинулась на подушки и сбросила одеяло. Халат распахнулся, открывая обнаженные стройные ноги, светлые волосы рассыпались по плечам.
Стефано поднялся и, стоя у кровати, наблюдал за девушкой с видом знатока.
— Поверьте, синьорина, Антонелли редко ошибается в оценке капитала. Ваши достоинства огромны, но, увы, бренны. Как бренно все в этой жизни — красота, молодость, страсть и даже… аппетит… — Он с улыбкой посмотрел в расширившиеся глаза Кристины.
— Действительно, мне кажется, я никогда больше не захочу есть… — охотно согласилась она.
— А как же с остальными желаниями? Вы больше не захотите Вествуда?
— Нет, — ответила Кристина, не отводя от него взгляда. — Я теперь буду мечтать о другом. — Ее голос перешел на шепот, руки распахнулись, готовясь заключить Стефано в объятия.
— Вот и помечтайте, дорогая. Хорошее занятие на полный желудок, — посоветовал Антонелли, потрепав ее по щеке, и направился к выходу. — Спокойной ночи! — пожелал он уже в дверях и, заметив недоумение на лице девушки, добавил: — А завтра, если не возражаете, синьорина, мы позавтракаем вместе. По-домашнему, на садовой террасе. Вы не против омлета с помидорами?
6
Бэ-Бэ никак не могла поверить, что Стефано так и не навестил юную гостью в роскошной спальне.
— Может, у него в штанах не все на месте? Или ты, лапуся, морочишь мне голову? — Бэ-Бэ коснулась пышных волос и томным кивком головы отбросила назад длинные пряди, скрученные в блестящие смоляные пружинки.
В этот вечер она оделась особенно вызывающе — яркие шелка кое-как держались на монументальном торсе. То одно, то другое смуглое плечо оказывалось обнаженным, и Бэ-Бэ с наигранным смущением поправляла слишком свободное декольте, не обращая внимания на обнажавшуюся на мгновение грудь. Было очевидно, что ее бы ничуть не смутила прогулка нагишом. «Шмотки нужны только для того, чтобы их срывали с тебя — натурально или в воображении, — говорила Бэ-Бэ. — В этом смысле понятна страсть мужиков украшать свою куколку, словно рождественскую елку: что наденешь, то и сорвешь».
