Барбара Картланд - Влюбленный дьявол
— Нет! — холодно ответил старый граф. Его лицо утратило прежнюю безучастность. — Неужели ты думаешь, что я последую твоим обезьяньим прожектам? Что я допущу, чтобы меня ассоциировали с людьми, которых ты называешь своими друзьями? Что я доверю тебе деньги Вальмонов, сбереженные мною от того, чтобы они утекли сквозь твои пальцы и были выброшены в парижские клоаки?
Старый граф откинулся на спинку кресла.
— Больше мне нечего сказать, — закончил он ледяным голосом.
— В этом случае, отец, мне придется купить завод самому!
Эти слова как будто парализовали старого графа. Взгляды отца и сына встретились, старый граф через силу спросил:
— Как это тебе удастся?
— Я займу деньги под обеспечение моим будущим наследством. Ты не сможешь помешать мне!
Судорога гнева искривила лицо старого графа. Ларисе показалось, что он скажет сейчас что-нибудь резкое или даже ударит сына. Но старый граф промолчал. Так же молча он встал и вышел.
Позже, после того как Лариса отвела Жан-Пьера в классную, она отправилась, по обыкновению, в гостиную мадам Савини. У нее теперь установилась привычка: поговорить часок с пожилой женщиной, пока мальчик спит. Мадам Савини ожидала ее, сидя на своем обычном месте и вытирая глаза маленьким муслиновым платочком.
— Не расстраивайтесь, мадам, — сочувственно произнесла девушка.
— Всегда одно и то же, — убитым голосом сказала мадам Савини. — Как только Рауль приезжает домой — а мне его так хочется видеть, — они с отцом устраивают эти жуткие ссоры, которые я не в состоянии выносить.
— Не убивайтесь так, — сказала Лариса и села рядом с мадам Савини.
— Глупо с моей стороны плакать, но я не переношу злых голосов и жестоких слов. Мой брат всегда был таким, если ему кто-нибудь перечил.
— Хорошо, что мы живем не в старину, когда бы он, будучи королем, мог сказать: «Отрубите ему голову!»
Мадам Савини попыталась улыбнуться:
— Вы правы! Именно так бы он и поступил с бедным Раулем.
— Кто это говорит обо мне? — раздался голос из-за двери, и в комнату вошел граф Рауль. — Вы напоминаете заговорщиц, — сказал он, подходя ближе. К ленчу граф сменил дорожный костюм и сейчас выглядел необычайно элегантно. Дело было даже не в костюме, который ничем особенным не отличался, а в манере носить его, да и сам он был настолько переполнен жизненной энергией, что, казалось, предметы, которых он касался, тоже оживали.
Лариса встала.
— Я покидаю вас, — мягко сказала она мадам Савини.
— О нет, дорогая моя, не уходите, — попросила пожилая женщина.
— Если это из-за меня, мисс Стантон, то я стану чувствовать себя виноватым, — сказал граф и, сев в кресло, наклонился к своей тете: — Не могли бы вы повлиять на отца, тетя Эмилия? Представился на самом деле грандиозный шанс. Я рассчитывал, что это предприятие примирит нас. Он постоянно жалуется на нищету, а завод принес бы действительно большие деньги.
— Если бы идею предложил не ты, то он бы еще подумал. Но ты же знаешь, как он относится ко всему, что от тебя исходит.
— Я его давно не видел и успел забыть, каким он может быть злым, — вздохнул граф Рауль. — Но так же невозможно, чтобы в наше время у отца с сыном не прекращалась средневековая междоусобица.
— Твой отец с годами не меняется.
— Не вижу в этом ничего утешительного. Я желаю купить винный завод и куплю его!
— Но как? — спросила мадам Савини.
— Я раздобуду денег: выпрошу, займу, украду, как это мне приходилось делать в прошлом.
— Вы абсолютно уверены в успехе? — спросила Лариса.
— Я многое знаю о шампанском, — ответил граф Рауль. — И не только потому, что я его пью!
— Когда впервые открыли способ его приготовления?
— Шампанское вино, известное под названием «витисвинифера», изготавливалось на территории Европы еще во времена финикийцев. — Граф улыбнулся и добавил: — Вам никто не говорил, что начало изготовления этого вина, неразрывно связанного с развлечениями, фривольностями и прекрасными женщинами, было положено монахом?
— Монахом? — удивленно воскликнула Лариса.
— Он был бенедиктинцем, и звали его преподобный отец Периньон. В тысяча шестьсот шестьдесят восьмом году он был назначен главным келарем монастыря Отвиль, на горе Реймс.
— Как удивительно!
— Ему пришло в голову, что можно заставить вино играть, и он начал эксперименты, продолжавшиеся двадцать лет.
— И преуспел?
— В тысяча шестьсот девяностом году он добился своего, получив первую бутылку игристого шампанского.
— Должно быть, ему были благодарны многие люди.
— Еще как благодарны! Шампанское получило стремительное распространение при регенте Филиппе, герцоге Орлеанском! Оргии в Пале-Рояле пользовались не менее дурной славой, чем мои приемы! — Граф Рауль обезоруживающе улыбнулся и продолжал: — На празднике, устроенном неподалеку от Парижа герцогом де Вандомом, двенадцать девушек, наряженных вакханками, то есть едва одетых, поднесли каждому гостю по бутылке шампанского, сделанной в виде груши!
— Им понравилось? — спросила Лариса.
— К концу праздника можно было объявить о триумфе шампанского во Франции! Аббат де Шалью писал: «Какой дивный огонь! Он непосредственно изо рта проливается прямо в сердце!».
Лариса захлопала в ладоши:
— Какой успех! Шампанское не только согревало грудь, но и наполняло карманы.
— Если бы у меня были собственные деньги, я помогла бы тебе купить завод, Рауль, — сказала мадам Савини.
— Я знаю, тетушка Эмилия. Вы всегда любили меня и находили оправдания самым омерзительным моим поступкам!
— Я не верю этим россказням о тебе, — сказала она нежно.
— Можно спокойно верить большинству из них! Но я взрослею, меня интересуют теперь не только пустопорожние развлечения Парижа. Да, глупо было надеяться, что отец купит мне завод и даст возможность управлять им.
— Что же теперь?
— Куплю его сам. Куплю, хотя это и не так просто. Правда, он не станет сразу, как я хотел, частью имения Вальмон.
После недолгой паузы мадам Савини спросила дрожащим голосом:
— Тебе до сих пор небезразличен Вальмон?
— Безразличен? Но он мой и часть меня самого. Это совершенно определенно, тетя Эмилия. Что бы там ни говорил отец, но когда-нибудь я буду здесь жить. Когда-нибудь он вновь станет мне родным домом.
Глава 5
Переодевшись к обеду, Лариса зашла в классную комнату. Там она встретила няню. Женщины обменялись понимающим взглядом.
— Они разговаривали в течение всего этого времени, начиная с полудня, — тихим голосом сказала няня.
