Девочка, я тебя добью(сь) (СИ) - Кьяр Яра

— Собирайся, отвезу тебя, — подает голос Власов, который до этого момента молчал.

— Некогда мне по больницам ездить. За сегодня еще надо сделать незапланированную работу по начерталке, — хмыкаю я, намекая на тот чертеж, который Власов свалил на меня.

— Подождет работа, в другой день сделаешь, — отвечает он.

— Не подождет. Мне сказали…

— Говорю, что подождет. Значит, подождет, — резко прерывает меня и смотрит так, будто я не имею права отказаться.

— Настюх, правда, езжай, — поддакивает Алёнка. — Вдруг, и правда, трещина, тогда надо сразу принимать меры. Скоро зачеты, экзамены. Как писать будешь?

— Ладно, — соглашаюсь, потому что Алёна, действительно, права.

— Ты с нами поедешь? — спрашивает Тимур у Оли, на что она тут же качает головой.

— Че я там забыла? Нет уж, давай без меня.

— Наумова, собирайся тогда. Че стоишь? — напирает Власов, как всегда, строя из себя авторитета.

— Поесть-то хоть можно? — возмущаюсь и всплескиваю руками, чем снова причиняю себе боль.

— Ешь, и погнали, — фыркает он и спешно выходит из кухни, а Олька, как верный песик, несется за ним.

— Садись, я сейчас что-нибудь по-быстрому приготовлю, — произносит Алёна, и я послушно сажусь за стол.

Подруга наливает нам кофе, делает бутерброды и ставит все на стол, а затем прикрывает дверь на кухню.

— Это что сейчас было? — изумленно шепчет она, пока я уминаю завтрак.

— Ты о чем?

— Да я про Власова. Чего это он вдруг такой добренький стал? На чертеж сказал забить, еще и в больницу отвезти предложил. Не говоря уже о вчерашнем. Подозрительно как-то.

— Подозрительно, — отвечаю с набитым ртом и добавляю: — А еще вчера поцеловал.

— Кого поцеловал? Тебя? — Алёна забывает про шепот и повышает тон.

— Тише ты! Еще услышат, блин.

— Насть, ты щас серьезно⁈

— Абсолютно серьезно, — киваю.

— Ахренеть! — подруга расползается в улыбке, но через секунду меняется в лице и хмурится: — Не нравится мне это. Как будто он какую-то подлянку затевает.

— Вот и я так подумала, — соглашаюсь с ней.

— Блин, я тогда с вами поеду! — решительно выдает она.

— Не, Алён, не нужно, отдыхай. Я сама справлюсь.

— Уверена?

— Угу, — киваю, хотя и не очень-то уверена.

Пока заканчиваю с завтраком, головная боль потихоньку отпускает, зато рука начинает болеть сильнее. Или просто до этого я меньше обращала на нее внимание. Быстро умываюсь, одеваюсь и подхожу к закрытой двери комнаты Ольки.

— Я готова, — отзываюсь, тихонько стукнув в дверь.

— Тогда поехали, — тут же выскакивает Тимур и прямым ходом направляется в коридор. — Документы взяла с собой?

— Документы? Точно! — с досадой отвечаю и шлепаю себя по лбу.

Самостоятельная я, ага.

Пока обуваемся с Власовым и надеваем куртки, Алёна с Олькой стоят в коридоре и смотрят на нас — провожают. Прямо большая и дружная семья, блин!

— Удачи, — произносит Алёна напоследок и осторожно обнимает меня слева, не затрагивая больную руку.

— Пока, Тим, — отзывается Олька и, подойдя к Власову, целует его взасос.

Зрелище, скажем прямо, вообще не из приятных, и я быстро отвожу взгляд. А на душе становится так тоскливо, что аж самой от себя противно. А все потому, что он целует ее, а не меня. А пора бы уже смириться с тем, что это было не по-настоящему. Забыть и больше никогда об этом не думать.

Выходим с Тимуром из дома и садимся в его машину. Сегодня на улице настолько холодно, что даже дышать больно. Власов с трудом заводит машину, и на загоревшемся экране я вижу температуру на улице — минус тридцать.

Кошмар! Вот это зима выдалась в этом году, прямо как на севере, белых медведей только не хватает. Есть только один черный — сидит рядом. Такой суровый, хмурый, готовый растерзать в клочья, если сделаешь лишнее движение.

— Ой! — от неожиданности подскакиваю на месте и трогаю ладонью сидение, которое почему-то стало горячим, хотя в самой машине до сих пор холодно.

На секунду даже подумала, что у меня случилось недержание. Глупая мысль, ничего не скажешь.

— Чего? — бурчит Власов. — Слишком горячо? Могу убавить.

— Нет, нормально. Просто не ожидала, — пожимаю плечами и чувствую себя так глупо и неловко, что хочется провалиться сквозь землю.

Ну откуда я могла знать, что его машина так может⁈

— На нормальной тачке что ли никогда не ездила? — самодовольно ухмыляется Власов, тыча меня носом в свое превосходство.

— Знаешь, наверное, плохая была идея. Я пойду, — тяну за дверную ручку, но что-то громко щелкает в салоне, и дверь не поддается.

— Сиди уже, Наумова. Не рыпайся.

Глава 29

— Почему дверь не открывается? — возмущаюсь я, предпринимая очередную попутку выйти из машины Власова.

— Насть, ты реально не в курсе, какие функции есть в машинах? — хмурится Власов, а меня пробирает дрожь.

Кажется, он впервые назвал меня по имени. И так приятно слышать это от него, словно прозвучало не просто мое имя, а целый комплимент.

— Нет, не знаю, — мотаю головой и поджимаю губы. — У нас никогда не было машины.

— И ни у кого из твоих друзей нет тачки? — изумляется он.

— Нет.

— А друзья у тебя-то хоть есть? — говорит вроде бы в шутку, а меня это задевает за живое.

— Есть. Алёна, — хмурюсь и отворачиваюсь к окну.

— Нет, погоди. Ты щас серьезно? Только Алёна⁈ — с таким возмущением произносит, будто я обязана иметь миллион друзей. Желательно, на крутых тачках.

— Мы будем обсуждать мою личную жизнь, или поедем уже в больницу? — не выдерживаю и резко отвечаю Власову.

— Ну, сорян, на улице лютый минус, тачке еще надо прогреться, чтобы поехать.

— Ну вот и прогревай свою тачку! — бурчу в ответ. — Я же тебя не спрашиваю о твоей личной жизни, вот и в мою не лезь.

— А могла бы и спросить, — протягивает Власов.

Поворачиваюсь к нему и даю понять, что мне это неинтересно:

— Достаточно и того, что я уже о тебе знаю!

— Да? И что же ты обо мне знаешь? — с искренним интересом спрашивает он и ухмыляется, вздернув бровь.

— Ты, и правда, хочешь это услышать? — с вызовом спрашиваю его.

— Конечно, — кивает.

— Ну, тогда слушай. И потом не обижайся на меня — сам ведь попросил, — серьезно отвечаю, а он лишь сильнее расплывается в ухмылке. — Ты наглый, эгоистичный, самовлюбленный мажор, который ставит себя выше других и не любит ответственности. Перекладываешь все на других, манипулируешь людьми, угрожая и запугивая. Тебя интересуют только тусовки с друзьями, а на будущее тебе наплевать, — с каждым моим словом ухмылка на его лице растворяется. — Возможно, я что-то упустила, но самое основное перечислила.

— Смело, — подмечает Власов.

— Спасибо.

— А это был не комплимент, — усмехается он. — В твоем-то положении, смелость — не самое лучшее качество.

— Это почему же? — вскидываю бровь, а внутри все сжимается от его слов.

Действительно, и чего это меня понесло? Где храбрости успела набраться?

— Потому что сейчас ты сидишь в тачке с этим наглым и эгоистичным мажором, детка, — вновь ухмыляется Власов и резко трогается с места. — А куда ты поедешь и вернешься ли вообще домой, зависит только от меня.

— Тимур, — лепечу, не зная, что и сказать теперь.

Почему я вдруг решила, что его можно уже не бояться? Из-за того, что спас от урода в клубе? Или из-за того поцелуя, который для него ничего не значил?

— Что Тимур? — хмыкает он. — Надо было думать, прежде чем что-то говорить. А теперь уже все, поздно. В лес тебя отвезу.

— В лес?

— Ну, да, — кивает он.

— Зачем в лес? — дрожащим голосом переспрашиваю и хлопаю глазами, уставившись на Власова. — Я не хочу в лес, мне в больницу надо. Тимур, я же это несерьезно! Я же… Прости!

— Да расслабься ты, Наумова, — заливисто смеется он и, хлопнув меня по ладони, крепко сжимает ее. — Я ж прикалываюсь. А ты на серьезных щах все воспринимаешь.