Однажды на реалити-шоу (СИ) - Салах Алайна

— Типичный мальчишка, — заключаю я.

— Типичный, с уклоном в разрушения, — посмеивается Артем. — Родители страшно злились. Мама говорила, что я либо стану выдающимся спортсменом, либо сяду в тюрьму. Третьего варианта она не видела, так что повела меня в футбольную школу.

— Твоя мама случайно не родственница Нострадамуса? Первый вариант действительно выстрелил.

— А ты? — Он поворачивает голову. — Как ты пришла в спорт?

— Меня никто никуда не приводил, — говорю я, ловя себя на мысли, что впервые за минувшие пять с половиной лет, могу говорить о лыжах без болезненного дрожания в груди. – Я увидела прыжки с трамплина по телевизору, и не могла оторваться. В этот же день потребовала у папы разузнать, где я смогу тренироваться, и через неделю состояла в лыжной секции.

— Сколько тебе тогда было? Семь?

— Ага.

— Пока я в этом возрасте я летал на пиздюлях от деда, ты строила всю свою семью.

— Каждому по способностям, — иронизирую я, дабы держать Артема в тонусе. — Дома меня называли «ее капризное величество».

— А теперь ты крысиная королева, -- Артем ухмыляется. – Вот она, сила монархической крови.

Несколько секунд мы просто молчим, но это молчание не напрягает. Оно как флисовый плед — уютное и согревающее.

— А у тебя были какие-нибудь дурацкие привычки?

— Конечно, -- Артем кивает. -- На тренировках я регулярно создавал голевую ситуацию возле собственных ворот.

Я непонимающе хмурюсь.

— Зачем?

— Чтобы потом героически спасти команду, конечно.

— Придурок, — я громко смеюсь, окончательно выходя из недавнего транса. – Надеюсь, тренер как следует давал тебе за это по шее.

-- Так и было. Однажды он почти отпиздил меня в раздевалке, пока никто не видел. Тогда я понял, что в командной игре не место для амбиций одного. А ты? Какие у тебя были заморочки?

— Я, как ты мог заметить, довольно страненнькая. — Я перекатываюсь на спину, уставившись в потолок. — В пять лет я решила, что хочу есть только зеленое. Зеленый горошек, зеленый яблоки, авокадо. Бедные мама и папа не знали, что быть, чтобы их дочь не окочурилась с голоду.

— А как быть с питьем? – Артем смотрит с любопытством. -- Вода же прозрачная.

— Мои находчивые родственники капали в нее хлорофилл. Шах и мат.

— Действительно находчивые. Если бы я такое заявил, мне бы просто вломили по шее. Сейчас, я так понимаю, проблема снята?

— Конечно. Но появилась другая: меня тошнит при слове «шпинат».

-- Даже меня от него тошнит, хотя я никогда не фанател от зеленого.

Взгляд Артема задерживается на моей щеке, заставляя меня невольно затаить дыхание.

— Ты улыбаешься по-другому, — его голос понижается до шепота, рука находит мою.

Внутри горячо екает. Я не пытаюсь отодвинуться, не пытаюсь убрать ладонь, хотя первый привычный импульс – именно такой.

— Тебе бывает страшно?

— Бывает иногда, — признаюсь я шепотом.

-- Почему?

— То, что становится для меня важным, может слишком быстро закончится.

— Риск есть всегда. Но это не повод не жить.

Лицо Артема становится ближе, время замедляется. Сердце гулко стучит, но не от страха, а от предвкушения.

Его губы касаются моих, мягко, приглашающе.

Поцелуй, теплый и бережный – следующий идеальный паззл в картину этого волшебного вечера. Я закрываю глаза, позволяя этому моменту заполнить меня целиком.

-- Скажи, когда захочешь остановиться, ладно? – хриплый шепот Артема щекочет мой подбородок.

Обняв его шею руками, я киваю, хотя уже знаю, что останавливаться не захочу.

30

Артем нависает надо мной, его дыхание неровное, взгляд — прямой, яркий и завораживающий.

Моё сердце колотится так сильно, что, подозреваю, он его слышит. Пусть слышит. Сегодня необычный вечер – вечер откровения, в котором я не хочу ни скрывать, ни стыдиться своих реакций.

Пальцы Артема скользят по моим плечам, стягивают бретельки топа медленно, почти мучительно, заставляя кожу гореть от каждого прикосновения. Я невольно задерживаю дыхание, когда ткань сползает к ребрам, открывая грудь. Взгляд Артема сгущается, заставляя чувствовать себя одновременно смущённой и… сексуальной.

-- Лучшая из всех, что я видел, -- хрипло признается он, проводя согнутым пальцем по соску.

Это движение посылает высоковольтный разряд к низу живота, отчего я машинально свожу ноги.

Артем наклоняется ниже, касается губами моей ключицы, оставляя за собой огненный след. Я машинально выгибаюсь навстречу. Руки сами тянутся к его плечам, цепляются за футболку, которая сейчас кажется совершенно лишней. Хочу чувствовать его тело, тепло его кожи. Хочу, чтобы между нами не оставалось дурацких тряпичных преград.

— Тебе не нужно ничего делать, — напоминает он шепотом. — Просто будь здесь.

Я улыбаюсь, коротко и смущённо. Слов не находится.

Его футболка падает на пол, и я чувствую на себе его сильное, тренированное тело. Пальцы тянутся его потрогать: твердые рельефные плечи, твердую грудь. Прикосновение вызывает зависимость, хочется еще и еще.

Его ладони всюду: гладят моих рёбра, щупают живот, взметнувшись выше, жадно мнут грудь. Я тихо всхлипываю от ощущений, рвущихся из недр тела. Это одновременно нежно и грубо, терпко и сладко.

Впервые за долгое время мне не хочется соревноваться, доказывая свое первенство. Я безоговорочно принимаю, что сейчас Артем – главный.

Каждое его движение, каждый его взгляд делают меня чувствительнее и слабее. Мое тело наэлектризовано ожиданием того, что может произойти.

Артем чувствует то же, что и я. Я знаю это по его дыханию, горячему и рваному, по тому, как напряжены его мышцы, будто он с трудом сдерживает себя. Это самая настоящая магия, что двое людей могут настолько сонастроены друг с другом в моменте. Как водитель и штурман в ралли, как пловцы-синхронисты.

Горячее дуновение вздохов перемещается на мой подбородок, наши губы снова соединяются. Поцелуй сейчас другой, он нетерпеливый, жадный, глубокий, изучающий. Я чувствую язык Артема, вкус его слюны, и отвечаю ему всем, что у меня есть. Целую со всей страстью, обнимаю шею, обвиваю бедра ногами.

Ладонь Артема проскальзывает к моему бедру, сжимает его под задравшейся юбкой так близко к белью, что мой пульс захлебывается.

— Ты такая... — Его губы касаются моего уха, запуская вереницу мурашек по шее. — Ты даже не представляешь, что ты делаешь со мной.

Это звучит так искренне, что я машинально ищу его глаза, чтобы найти подтверждение правдивости и в них. Во взгляде Артема столько желания на грани фанатизма, что я перестаю дышать. Сердцебиение гулом разносится по грудной клетке. Его или мое - выяснять не досуг.

Его губы вновь на моей коже, пальцы настойчивее проталкиваются между ног, оттаскивая в сторону мои хлопковые шорты. Он больше не спрашивает, не уточняет — он знает. И я знаю. Больше не нужны слова.

– Ты дрожишь.

– Это от волнения, - шепотом признаюсь я. – И потому что мне все нравится.

Его пальцы мягко вдавливаются в мою плоть, ласкают, массируют, заставляя голову плыть. Жар между ног множится с каждой секундой, поднимаясь к корням волос и заражая собой все тело.

-- Тебе хорошо? – сиплый голос Артема доносится откуда-то издалека.

Облизнув пересохшие губы, я киваю. Я ощущаю себя гитарой с перетянутыми струнами. Каждое прикосновение отдается в теле вибрирующим звоном, и задень чуть сильнее – я лопну, порвусь. Но Артем – умелый музыкант. Он будто точно знает, как выжать из меня максимум звучания и не испоганить мелодию.

Я мечусь головой по кровати, царапая одеяло. Тело жаждет чего-то... Больше касаний, больше чувственности, больше Артема... Увы и ах, Мой интеллект только что с треском проиграл физиологии.