Предатель Ты врал мне годами (СИ) - Арская Арина

Может быть, Богдан от меня этого добивается, а?

Он однажды, когда Светке было месяц, он принес мне персик, порезанный тонкими ломтиками и политый медом. Я тогда очень удивилась, ведь я за два часа до этого дико захотела персик, но о своем остром желании моему молодому мужу не сказала.

А он взял и принес, будто угадал мои мысли.

— Я читал, что те, кто друг друга очень любит, понимают без слов и разговоров, —чмокнул меня в нос и улыбнулся, — похоже, не врут.

Горло схватывает от этого сладкого и теплого воспоминания спазмом боли и тоски.

Мой мальчик обратился в мужика-молчуна, который зло сигналит белому хэтчбеку впереди: загорелся зеленый и пора ехать.

— Осел, — резюмирует мой муж, когда белый хэтчбек трогается с места, и в ярости щурится.

Он хочет, чтобы я поняла его без слов?

Чтобы я ему доверилась и поняла без объяснений?

Любопытно. Я вспоминаю, как Богдан сказал “я думал, что ты знаешь”. То есть в переводе на его

“язык” это означало, что я не только знаю, но еще поняла, приняла и согласилась с его решением сохранить семью.

Он поэтому бесится?

Оказывается, что я не знала и не принимала. Он ошибался во мне, и обманулся своими же ожиданиями, что я была на его стороне вопреки здравому смыслу.

Но почему он решил, что я знала о Кристине?

Да к черту.

Не хочу я в этом копаться.

Не собираюсь я возвращаться в прошлое и искать ответы на этот вопрос. Он изменил. У него внебрачная дочь, и ведет он себя как настоящий подонок.

Любимым не изменяют.

Прижимаю холодные пальцы ко лбу и медленно выдыхаю. Вместе с вопросом о Кристине, я задаюсь другим.

Как я могла ничего не замечать?

— Хватит, — бурчу я под нос, не замечая, что говорю вслух, — это все уже бессмысленно.

— Я тебя не расслышал.

Он тогда пришел поздно. Светка с двухлетним Аркашей уже спали. Я была вымотанная и уставшая.

Наша няня заболела на целую неделю и все прелести материнства с двумя маленькими детьми меня накрыли с головой.

Я задремала на диване под бубнеж телевизора, и надо признаться, я не особо волновалась за

Богдана и за его позднее возвращение домой.

Я почему-то была уверена, что его взял в оборот отец в желании натаскать в своих делах.

Я вообще во многом себя сама убеждала. Например, и в том, что мой папа сидел вечерами не пьяным, а уставшим. Сначала мне так говорила мама, а потом я самав это уверовала.

Так вот. Я сквозь дремоту услышала шаги и шепот Богдана:

— Спишь?

Я ответила ему мычанием, а потом он поцеловал меня в щеку. Я, кажется, улыбнулась и спросила, как у него дела.

Я не помню, что он ответил, но когда я выныривала из дремоты, то он сидел у дивана: локти были уперты в согнутые колени, а лицо спрятано в ладонях.

Но я так хотела спать...

Я так устала со Светкой и Аркашей, что вновь и вновь проваливалась в дремоту, которая вибрирует неразборчивым шепотом Богдана.

Я зажмуриваюсь в попытке прогнать это видение. Это дело прошлого.

— У нас все будет хорошо, Люба. Ты же веришь мне? — я чувствую теплые ладони на щеках, и сухие губы на лбу, — это была ошибка... моя девочка... я буду только с тобой... ты веришь мне?

— Люб, — меня возвращает в реальность нынешний Богдан, — тебе плохо?

Он тогда, по сути, сознался?

Открываю глаза и сглатываю.

— Останови машину. Мне надо подышать. Замутило.

Глава 36. Давай не будем все усложнять

Меня ждет развод? После стольких лет брака?

— Останови машину. Меня замутило.

В голосе Любы много презрения и даже ненависти, на которую у меня в ответ поднимается едва сдерживаемая злость.

Когда я теряю контроль, то меня всегда накрывает не паника, как обычных людей, а гнев.

— Богдан.

Я ведь сам виноват, что ляпнул Любе о Кристине, а она зацепилась за эту глупость и тоже не отступит.

Я впервые за долгие годы с ней почувствовал в ней злое упрямство. Она всегда была мягкой, милой и улыбчивой женщиной, которая и голоса лишний раз не повысит.

Она предпочтет в неудобной ситуации промолчать, ведь, как она говорила, ее пугают конфликты и крики.

— Богдан! — рявкает Люба.

А вот и нет. Она может быть агрессивной и непреклонной. И это... интригует.

Медленно поворачиваю руль, и я съезжаю на обочину дороги.

— Ты хочешь, чтобы я и в этой машине тебе наблевала?

Я зол и вместе с тем заинтригован.

Наверное, это не то, что должен чувствовать мужчина, когда вскрылась правда о его внебрачной дочери.

Где вина?

А кто сказал, что ее нет во мне?

Чувство вины может стать хронической болезнью души. Остро и больно лишь на короткий период, а с годами она срастается с твоей сутью намертво, и ты уже не помнишь, как оно было до.

С тихим шуршанием шин машина останавливается, и я отстегиваю ремень безопасности. Надо помочь Любе выйти из машины, но она тихо и презрительно говорит:

— Можешь не утруждаться.

Я с медленным выдохом откидываюсь назад и сжимаю переносицу:

— Как скажешь.

Она не знала.

Или захотела не знать? Захотела и забыла ту ночь? И мои признания?

Или это я захотел думать, что она услышала меня, выбрала семью и приняла непростое решение быть со мной вопреки всему?

— Дай мне пять минут, — Люба открывает дверцу и пытается неуклюже выбраться из машины.

Сердито покряхтывает.

Я выныриваю из своих мыслей и открываю дверцу с тихими и мягким щелчком.

— Нет! Я сама!

— Люба, прекращай.

— Мне не нужна твоя помощь!

— Моему сыну нужна, — я тоже повышаю голос и оборачиваюсь через плечо. —Это глупо, Люба.

Поджимает губы и шумно выдыхает. На глазах вспыхивают слезы, будто ей больно на меня смотреть.

Моя ласковая тихая девочка стала обиженной и злой женщиной, с которой у меня никак не выходит серьезный разговор.

Потому что меня захлестывает гневом от слез, и этот гнев требует совсем не извинений с моей стороны, а физического освобождения.

Всхлипы Любы вызывают во мне желание взять ее силой, словно грубой близостью и через подчинение я смогу вернуть себе право на нее. Право и дальше быть ее мужем.

Нет, никакого сейчас разговора у меня с ней не выйдет, потому что велик шанс, что ее опять накроет истерика, и меня переклинет.

А она беременна. Она на позднем сроке.

Выдыхаю.

Со мной творится какая-то дикая дичь.

— Я помогу тебе, — медленно проговариваю каждый слог. — Давай не будем все усложнять.

Накрывает живот руками, словно пытается его защитить от меня. Опять почуяла во мне перемену настроения?

Торопливо покидаю салон. Хлопаю дверцей и обхожу машину.

Отец мне тогда сказал, что стоит промолчать о Кристине и о том, что у меня родилась дочь, потому что не стоит портить брак такой некрасивой правдой.

Да, будет проще все вывалить на молодую мамочку и испортить ей материнство, которое должно остаться в памяти светлыми воспоминаниями.

Нет, надо уладить вопрос иначе, и оставить для жены ее важный кусок жизни без грязи и слез.

Конечно, перед своим советом, он долго помолчал, выпил и только потом разродился на отцовскую поддержку. После налил и мне.

Я не смог последовать его совету. Когда я вернулся от него к Любе и когда увидел е спящей на диване, меня развезло.

И как забавно.

Мое признание не было услышано и принято, а я не стал заморачиваться по поводу того, что у нас с Любой не было скандала.

Мы ведь другие. Наша любовь сильнее ошибок, и моя жена выше обид. Ну, похоже, в некоторых моментах я не очень умный.

Я тот, о ком можно сказать, что “сам обманываться рад”.

Подаю руку Любе, которая отворачивается от меня, приподняв подбородок. Может, если бы она сейчас спала, то я бы мог выдавить из себя оправдания и сожаления?

Хмыкаю.