С тобой навеки (ЛП) - Лиезе Хлоя
— Лучшее место для рассвета и заката. Мои любимые периоды суток.
— Готова поспорить, ты любишь их рисовать.
Поднимается ветер, ерошащий его волосы.
— Нет.
— Нет? В смысле нет?
— Я никогда не писал пейзаж рассвета или заката.
— Почему? — спрашиваю я, тоже взглянув на закат.
После долгой паузы он говорит:
— Обещаешь, что не будешь смеяться?
Я слегка поворачиваюсь лицом к нему.
— Конечно.
— Я никогда не писал пейзаж рассвета или заката, потому что… я не уверен, что смогу запечатлеть их должным образом. В оба этих времени суток свет меняется так быстро, что это невероятно сложно. У меня есть страх, что я не сумею верно это передать, и это испортит для меня эту вещь, которую я люблю, которая столь прекрасна, что заставляет что-то внутри меня… — он кладёт руку на сердце и потирает. — Болеть.
Я смотрю на него, ошеломлённая и неожиданно тронутая.
Я задала Акселю вопрос о картинах, а получила ответ о нём. О том, как глубоко он чувствует, как он строг к себе.
— Думаю, я понимаю, — тихо говорю я.
Аксель косится в мою сторону, и наши взгляды встречаются.
— Да?
— Чем глубже ты любишь, тем больше риск разочарования, боли и потери. Чем больше ты заботишься, тем с большей болью ты можешь столкнуться. И всё же я надеюсь, что ты не позволишь этому останавливать тебя вечно, — говорю я ему. — Страху провала, страху не оправдать те ожидания, которые ты перед собой поставил и которые кажутся чертовски высокими. Потому что… ну, ты не думал, что глубина твоих чувств к этой теме — это та самая причина, по которой ты тот, кто лучше всего сможет написать это на холсте?
Его взгляд ускользает, возвращаясь к солнцу, от которого осталась лишь бронзовая полоска. Молчание длится так долго, что я начинаю беспокоиться, вдруг обидела его, зашла слишком далеко, говорила слишком долго. Я делаю вдох и задерживаю дыхание, и во мне нарастает ужас.
— Нет, — говорит он наконец. — Об этом я не думал.
Его ответ краткий, но я чувствую, что он просто погрузился в свои мысли, обдумывая то, что я сказала.
Я выдыхаю с облегчением.
— Думаю, если кто-то и может сделать это, написать нечто столь многогранно прекрасное, то это ты, Аксель.
— А если я сделаю это ужасно? — спрашивает он.
— Искусство субъективно. Ты ему судья, верно? Конечно, у тебя есть свои стандарты, но может, ты придёшь к пониманию, что их нужно скорректировать, или что они изначально были неоправданными. Может, ты сделаешь несколько неудачных попыток, прежде чем придёшь к тому, чем будешь гордиться, и что будет именно таким, как ты хотел, — я аккуратно протягиваю руку и убираю листик, который я бросила в его волосы. — Может, даже чем-то бОльшим.
И тогда я осознаю, насколько я близко, и что в какой момент я почти наклонилась над ним.
— Ты… — Аксель хрипло сглатывает. Его глаза темнеют, не отрываясь от моего рта.
— Я…?
Он резко садится.
— Ты не возражаешь, если мы пойдём обратно? Уже темнеет, и я не хочу, чтобы ты подвернула себе что-нибудь на обратном пути.
Моя челюсть возмущённо отвисает.
— Подвернула себе что-нибудь на обратном пути? Слушай, Беар Гриллс, не все мы заучили местность наизусть, — я пытаюсь пихнуть его, но он опять проворно уворачивается и вскакивает, позволив мне повалиться на траву. — Ты должен был повести себя галантно и поймать меня, — напоминаю я ему, распластавшись на земле.
Он качает головой.
— Ты всё никак не выучишь этот урок.
— Какой же?
— Что я не тот человек, на которого можно рассчитывать в том, что я тебя подхвачу.
Моё сердце ухает в пятки.
— Ты говоришь про себя не очень лестные вещи.
— Лестные или нет, это правда, — он упаковывает остатки нашего пикника, затем взваливает рюкзак за плечи. — Давай. Подъём.
Встав и надев свой рюкзак, я делаю то же, что делаю всегда. Натягиваю улыбку и стараюсь сохранить лёгкую атмосферу.
— Это было здорово, Аксель, спасибо.
Он кивает.
— Вообще-то, — я останавливаюсь на тропе. — Есть ещё кое-что.
Последние несколько дней я поддавалась его настоянию, чтобы я оставалась в хижине, пока он продолжает кантоваться в палатке. Но так не может продолжаться на протяжении всего моего пребывания здесь.
— Меня больше не устраивает, что ты спишь в палатке, пока я остаюсь в твоём доме. Я не…
— Руни, мне нравится спать на природе. Это комфортно и умиротворённо. Я не мученик, — тихо говорит он. — Поверь мне.
Ладно, он не мученик, он просто чёртов упрямец.
— Я готова вести переговоры, — сообщаю я ему. — Я позволю тебе спать в палатке…
— Ты позволишь мне?
— Так я и сказала. Я позволю тебе перекантоваться там для сна, если ты и я вместе поужинаем в доме, а потом ты в комфорте приготовишься ко сну. Горячая еда и душ в доме для тебя, а не то, чем ты обходился до сих пор.
Он массирует переносицу под очками.
— У меня в студии есть место, чтобы помыться.
— Ага, и я так понимаю, это предназначается для того, чтобы смыть краску и помыть кисти, и это место непригодно для того, чтобы там принимал душ взрослый мужчина с ростом выше среднего. Подобающий приём пищи и подобающий душ в доме. Эти условия не обсуждаются.
Он устало вздыхает.
— Угораздило меня жениться на адвокате.
— На почти-адвокате, — напоминаю я ему. — Просто я от природы хороша в спорах. Семейная черта Салливанов.
Наши тени становятся всё длиннее, пока мы какое-то время идём в тишине.
— Ладно, — ворчит он.
— Превосходно. Начинаем с сегодняшнего вечера. Мы уже поужинали, так что когда вернёмся, ты первый идёшь в душ.
— Нет. Гости идут первыми.
— В противном случае, — небрежно говорю я, поправляя рюкзак, пока мы ускоряемся вниз по тропе. — Я всегда могу заселиться в отель, чтобы ты вернулся в свою кровать. Уже поздно, но в крайнем случае я могу пересидеть ночь в зоне отдыха, пока завтра не освободится номер…
— Исключено, — он сердито смотрит на меня. — Ты…
— Неисправима? — сладеньким тоном подсказываю я.
Он бурчит себе что-то под нос, затем марширует вперёд по тропе. Остаток нашей прогулки проходит в тишине, но я не возражаю. Пусть мой муж недосягаем для моих рук, моих глаз это не касаются. Они бесстыже любуются его телом сзади.
Когда мы доходим до начала тропы у поляны возле его дома, Аксель резко останавливается, отчего я спотыкаюсь и едва не врезаюсь в него.
Мне любопытно, что его остановило, поэтому я пытаюсь проследить за его взглядом. Я ничего не вижу в почти абсолютной темноте, только лёгкие очертания его палатки, а подальше небольшой дом.
— Что такое? — спрашиваю я.
— Скунс, — отвечает он, мрачно вздохнув.
Глава 10. Руни
Плейлист: Feist — The Circle Married The Line
Аксель выходит на поляну, направляясь к его палатке.
— Держись на расстоянии, — говорит он.
Я игнорирую этот указ и иду немного поодаль от него, пока он осматривает участок. Когда дует ветер, я улавливаю какой-то не особо сильный, но явно неприятный запах. Этого оказывается достаточно, чтобы я зажала нос пальцами.
— Ты уверен, что это скунс? — спрашиваю я, говоря в нос.
— Нет, — отвечает Аксель, приближаясь к своей палатке. — Я думаю, это маленькая цветочная феечка потанцевала здесь и разбрызгала свой цветочный парфюм.
— Заметка себе на будущее. После долгого дня Аксель становится ворчливым засранцем.
Лицо Акселя искажается отвращением, пока он обходит свою палатку по периметру.
— Заметка себе на будущее, — говорит он. — Аксель всегда ворчливый засранец.
— Это неправда, — парирую я, всё так же говоря в нос и следуя за ним. — Ты был очень даже неворчливым со Скайлер, когда она за бранчем похвалила твои блинчики и черничный соус, и ты составил такую приятную компанию за пикни… — я умолкаю на полуслове от рвотного позыва. — Господи Иисусе, — я ахаю, разворачиваюсь и бегу к дому, прочь от места, где запах сильнее всего.
