Душа (СИ) - Селезнева Алиса

— Нам бы заведующую, — заискивающим тоном начал «Демидыч», обращаясь не то к охраннице, не то к старшему администратору, которая сидела за стойкой, нацепив на нос очки с крупными линзами, и пялилась в газету с объявлениями о работе.

— Что Вы хотите? — сухо спросила она.

— У меня личное. Мне надо узнать про одного мальчика, который жил здесь.

Лицо женщины вытянулось. Она внимательно оглядела «Демидыча», сморщила нос и с большой неохотой встала со стула, направившись в глубь коридора. Минут через семь навстречу к нам вышла другая женщина, ещё более суровая, чем первая. Худая, высокая и вся какая-то угловатая, в длинном сером платье и с волосами, собранными на затылке. На бейдже над левой грудью я успела прочитать имя ‒ Атлякова Галина Ивановна.

— Что Вы хотите? — ледяным тоном поинтересовалась она.

«Демидыч» сглотнул. Я нутром почувствовала, что он уже начал бояться эту женщину.

— Поговорить, — подсказала я, видя, что заведующая теряет терпение.

— Поговорить, — слегка заикаясь, повторил он. — О ребёнке.

— Хотите усыновить?

— Спросить…

Администратор-охранница села на прежнее место. Заведующая усмехнулась и секунду спустя проговорила почти ласково:

— Хорошо, давайте обсудим это в моём кабинете.

А затем направилась вперёд, громко цокая каблуками. «Демидыч» бежал за ней хвостиком, я тем временем выглядывала детей, но они, по-видимому, сидели по комнатам. Два года назад мне посчастливилось съездить в наш местный Дом малютки в качестве волонтёра. Там нам показали всего одну группу — ясельную. Восемь человек детей от месяца до года лежали в одной комнате в кроватках, а под самым потолком висел огромный разноцветный мяч. Всякий, кто заходил в ясельную, крутил этот мяч за нитку, тот вертелся, а дети улыбались, кто-то даже хлопал в ладоши. Жуткое зрелище. «Детей слишком много, — объяснила мне тогда одна из воспитательниц, — рук не хватает. Спасибо неравнодушным людям. А так малышей только разноцветный мяч и развлекает». Интересно тут такое тоже подвешивают?..

— Присаживайтесь, — сказала заведующая, когда мы вошли в кабинет, — и говорите. У меня мало времени.

— В вашем приюте жил мальчик. Он отказник. Попал к вам лет…

— Шестнадцать назад, ‒ подсказала я, оглядывая кабинет. Он был совершенно простым, без излишеств, но светлым и с большими, чистыми окнами.

— Шестнадцать назад, — повторил «Демидыч». — А через четыре или пять лет его отправили в областной детский дом, потому что в здешнем не было мест. Мальчика назвали Савва Нестеров.

На секунду глаза заведующей расширились. Она даже плечом дёрнула, но поспешила скрыть это, тут же переведя взгляд на потолок.

— Не припомню такого, — ответила она, делая вид, что разглядывает люстру, — я работаю здесь чуть больше десяти лет.

— Может, что-то сохранилось в архивах? — предложил «Демидыч».

— Вряд ли у нас что-то осталось. Все дела должны были уехать вместе с ним в областной приют.

— Вы могли бы поспрашивать у тех, кто работал до Вас. Возможно, кто-то его помнит.

— Вы родственник?

— Я? — «Демидыч» замялся. ‒ Нет, но мне очень нужно хоть что-нибудь выяснить про его родителей.

— Вы же сказали: он отказник.

— Да, но… Ведь заявление об отказе его мать писала. К тому же по закону она должна была выплачивать на его обеспеченье что-то вроде алиментов.

— Я ничем не могу Вам помочь. — Заведующая сложила ладони домиком и прижала их к носу. Мне в глаза тут же бросился яркий фиолетовый маникюр, совершенно не вяжущийся с её длинным серым платьем.

«Демидыч» покачал головой и на несколько секунд прикрыл глаза как от сильной боли. Щёки его покраснели, на лбу опять выступили капли пота.

— Спроси про роддом, — с горечью в голосе произнесла я.

Покашляв, он прочистил горло и немигающим взглядом посмотрел на заведующую.

— Вы можете хотя бы сказать номер роддома?

— Роддом в городе один, — вздохнула она, — но там Вам вряд ли помогут. Врачебная этика, да и слишком много времени прошло.

— Пойдём, — сказала я «Демидычу» и подошла к дверям. Я не верила этой женщине ни на грамм. Она определённо что-то знала, но пыталась скрыть это всеми силами. И, похоже, не только из-за профессиональной этики. Здесь было замешено что-то ещё. Может, от Саввы отказалась её родственница или близкая подруга…

— Послушайте, — начал «Демидыч» почти скулящим тоном, — мне очень нужна помощь, и если Вы что-то…

Резко открывшаяся дверь не дала ему закончить. На пороге возникла девушка лет двадцати трёх, ухоженная, улыбчивая, с толстой светло-русой косой через плечо.

— Галина Ивановна, — быстро заговорила она. — Там Пестерева звонит. Я ей сказала, что у Вас посетитель, но она и слушать не желает. Что-то по рабочим и новым шкафам требует.

— Я поняла, Лиза, — отрезала заведующая, а потом обратилась к «Демидычу»: — Простите мне нужно работать. Это наш спонсор. Государство выделяет не слишком много средств на заботу о тех, кто остался без родителей.

«Демидыч» встал и попятился к дверям. Я даже не поняла, сказал ли он ей до свидания.

Минут пять мы шли молча. Перед глазами стояла пелена, такая сильная, что иногда я спотыкалась о камни, разбросанные по дороге, хотя по законам физики не могла спотыкаться о них. «Демидыч» тяжело дышал и бубнил себе под нос что-то нечленораздельное. Заметив одинокую скамейку возле берёзы, он сел и обхватил голову руками.

— Этой женщине что-то известно, — попыталась утешить его я. — Она прикрывает кого-то.

— Какая разница? — Он потёр виски. — Мне что теперь силой вытряхивать из неё правду?

— Давай сходим в роддом.

— А нам всё там так и скажут. Давай ты лучше вернёшься и пороешься в архивах. Ты ведь можешь это сделать?

— Не знаю. Да и что искать, а главное ‒ где?

— Пойдём на вокзал, — хмуро подытожил он. — Что тут уже делать?

— Наша электричка в восемь. Зачем так рано?

— Ты предлагаешь город посмотреть?

Мы заспорили. Он язвил, а я не хотела сдаваться. Не могла уехать домой с пустыми руками.

— Давай хотя бы попробуем!

— Она же сказала: не положено. Врачебная этика. Были бы мы из органов попечительства или милиции, может быть, тогда нам и помогли бы. А так… Толк какой? Позориться не ты будешь!

Я закрыла глаза. Аргументы иссякли. «Демидыч» кряхтел и с досады перебирал лямки на вещевом мешке.

— Ладно, — пришлось согласиться мне. — Что делать… Будем искать другой выход.

«Демидыч» встал, отряхнулся и, закинув на плечи вещевой мешок, уже собрался переходить дорогу, но притормозил. Навстречу ему выскочил чёрный автомобиль с затемнёнными стёклами. Я ахнула: машина как две капли воды походила на внедорожник Тимура. Что-то заставило меня сойти с места. Что заставило побежать вперёд и посмотреть на водителя и пассажиров. Передняя дверца открылась почти сразу. Мужчина в сером костюме, обойдя машину сбоку, аккуратно отворил заднюю дверь.

На асфальт выпорхнула женщина лет пятидесяти пяти, грузная, но эффектная, в дорогом красном костюме. Она смотрела на приют, слегка прищурившись, будто оценивая. Вы, наверняка, встречали такую породу людей: им всё и всегда все должны.

Отчего-то я сразу решила, что это и есть та самая Пестерева. Но её появление мало волновало меня, потому что я, не отрываясь, разглядывала совсем ещё юную девушку, которая тоже сидела в машине, но выходить не торопилась. Обычная, в простом платье, с длинными волосами, зачёсанными на прямой пробор, и ничем особенно не примечательная, ну, если не считать того, что она тоже была призраком…

Глава 11

Я во все глаза смотрела на девушку-призрака, но та, казалось, и вовсе не замечала меня. Вылезла из машины, опустила голову и, как привязанная, поплелась к приюту за женщиной в красном. Высокая, худощавая, на вид лет семнадцать-восемнадцать, может, девятнадцать, но никак не больше. А ещё совсем прозрачная, даже более прозрачная, чем Савва.