Нам нельзя (СИ) - Лукьянова Виктория

Я краснею. Честное слово, не хочу, чтобы смущение заволокло меня вместо гнева, но щеки пунцовеют против воли. Стягиваю края уже расстегнутой наполовину рубашки и отступаю, едва не врезаясь лопатками в стену.

— Что ты здесь забыл? — шиплю, раздумывая над тем, чтобы закричать и поднять панику в доме, или получится выпроводить Арсения добровольно, если просто верну ему карту. Ведь ради нее он пришел.

— А ты как думаешь, сестренка? — щебечет парень, складывая руки на груди. Смотрит на меня так пронзительно, что готова поклясться — мою кожу обдает то ли жаром, то ли холодом. Пока не разобралась в ощущениях, но одно наверняка знаю — Арсению нужно уйти. Немедленно.

— Забирай карточку и проваливай, — отвечаю также тихо и наклоняюсь, чтобы взять сумку, продолжая второй рукой сжимать рубашку на груди. Он наверняка видел мое белье, хотя сейчас не стоит думать об этом.

— Карточку? Пф-ф, — фыркает Арсений и опять надвигается, опуская руки вдоль тела.

Я замираю в полусогнутом состоянии, потянувшись за сумкой, и наблюдаю за парнем, который в несколько шагов преодолевает разделяющее нас расстояние и останавливается рядом со мной буквально в полуметре. Еще шаг-другой, я смогу вновь почувствовать легкий аромат сигаретного дыма и парфюма, которым он пользуется.

— Мне не нужна карточка. У меня их море, — разводит руками.

Выпрямляюсь и продолжаю гипнотизировать парня, молясь, чтобы он просто побросал в меня пустыми угрозами и наконец-то ушел. Тем более, дверь-то за моей спиной. Буквально сделай пару шагов и уходи. Прошу. Но сама молчу, ощущая, как от волнения язык прилипает к нёбу.

— Знаешь, найти тебя было просто. «Мир кошельков», серьезно? — он надменно вздергивает темные брови, буравя меня взглядом. — Ничего оригинального придумать, видимо, не смогли. Единственный магазин на весь город.

Теперь понятно, как быстро меня нашел Макар. Дура! Какая же я дура, раз не поняла, что Арсений все узнает. Чертова карточка!

— Зачем его прислал? Хотел убедиться, что я не спущу все твои денежки? — продолжаю шипеть, потому что злюсь. Злюсь на себя по большей части, но и Арсений тоже хорош. Вторгается в мою комнату, угрожает, смотрит на меня…

Я чувствую, как его взгляд то и дело возвращается к моей груди, едва прикрытой рубашкой. Нужно бы застегнуть пуговицы, но тогда я сама заставлю его смотреть. И кто знает, как он воспримет мою попытку спрятаться от его обжигающего взгляда.

— Да плевать на деньги, — и он вновь пожимает плечами. — Но если хочешь знать, то меня удивило другое. Ты ни черта не потратила, хотя я же вижу, что ты у нас бедная девочка, донашивающая тряпки. Неужто мамочка не может одеть свою крошку-дочку? — язвит Арсений и сам не понимает, как точно бьет в цель.

Я теряю контроль. Наверное, это и есть та черта, которую не стоит переходить. Он бьет словами, и я едва стою на ногах, чтобы не сползти по стенке, захлебываясь слезами. Как же он прав… Как же больно.

И лишь злость позволяет мне устоять. Расправив плечи, я отталкиваюсь от стены. Больше не стягиваю наполовину расстегнутую рубашку. Смотрю на Арсения, в его зеленые наглые глаза и отвечаю. Пусть знает. Плевать.

— Да, ты прав. Она меня не одевала. Она не учила меня делать красивые прически, не водила к врачам на прививки. Она не покупала мне платья, школьную форму, первый лифчик и даже первые прокладки. Она ничего не знает обо мне. Единственное платье, которое она прислала, было на ее свадьбу, и я его выбросила. Она просто платила за меня, как за какую-то коммуналку. Ежемесячные взносы, вот кто я. Понял?!

Я умолкаю, тяжело дышу. Кажется, что мир переворачивается с ног на голову со скоростью света, и меня вот-вот стошнит. И только Арсений смотрит на меня, не мигая. Не знаю, смогла ли произвести на него впечатление, зато остро ощущаю, как сама себя удивила. Впервые, пожалуй, я произнесла эти слова вслух, ведь раньше я даже тете не позволяла говорить об этом. Что-то меняется во мне, что-то невидимое, неосязаемое, но оно есть, и оно живет своей жизнью и тянет следом за собой.

Вздох срывается с губ.

Арсений складывает руки на бока и медленно качает головой. Ну, хоть какая-то реакция!

— Ты ее ненавидишь.

Молчу. Прикусываю губу. Он морщится.

— Ну же, скажи.

— А ты как думаешь? — выплевываю слова, сдерживаясь, чтобы следом не съездить по его самоуверенной морде кулаком. Удар получится хиленький, но хотя бы так я смогу погасить пламя, что разбушевалось в моей груди.

— Вот ты мне и скажешь, — вторит Арсений и подается вперед. Я, отпрянув, все-таки врезаюсь спиной в стену. — Скажи.

Задираю нос, чувствую, как глаза начинает щипать от слез.

— Ты знаешь.

— Нет, — и он качает головой. Лжец.

— Да! Я ненавижу ее.

— Как сильно?

Едва ли не кусаю до крови губы, но взгляд не отвожу. Могу поклясться, что вижу искаженное гневом лицо в отражении его зрачков.

— Сильнее, чем ты ненавидишь своего отца.

Удар, который наношу я, достигает цели. Мы квиты. Мы оба ненавидим своих близких и оба терпим их по своим же причинам. Арсений отступает. И если миг назад его лицо также перекашивалось от гнева, как и мое, то теперь там нет ни одной посторонней эмоции. Пустой холст — бери кисть и создавай собственный шедевр.

— Мы определенно подружимся, Элла, — шепчет Арсений и поднимает руки, которые в тот же миг кладет на мои плечи.

Я начинаю дрожать под его теплыми ладонями. Не знаю, замечает ли он, как меня колотит, но в пару движений Арсений отодвигает меня от двери, словно какой-то ненужный предмет, попавшийся ему под ноги, и, опустив руки, выходит из комнаты.

Внутри все кричит от негодования. Пусть уходит. Пусть проваливает и не возвращается. Пусть исчезнет!

Но я не могу отпустить его так просто. Одно слово, и он все разрушит.

Разворачиваюсь, делаю несколько шагов вперед за порог, протягиваю руку и хватаю удаляющегося неспешной походкой Арсения за руку. Кажется, он не ожидал, потому что теперь преимущество на моей стороне. Я тяну его обратно, ведь нам не нужны случайные свидетели, которые могут появиться в коридоре и увидеть или услышать то, что им не стоит знать.

Втягиваю Арсения в комнату, закрываю дверь.

Он удивлен, но изумление вскоре сменяется на хитрую улыбку и лукавый взгляд.

— Вот как, — шепчет он. — Решила…

— Заткнись! — рычу и толкаю его в грудь со всей силой, что есть во мне. Арсений отступает и ударяется спиной о закрытую дверь. Он ошарашен, но в то же время в его глазах вспыхивает яростный огонь. Безумное пламя, что сжигает нас. — Она не должна узнать, ты понял? И твой отец тоже. Никто, черт побери, не должен знать. Мне плевать на то, какие ты преследуешь цели, но и я здесь не просто так. Черт! Дай мне два гребаных месяца, и меня здесь больше не будет. Просто не лезь, ладно?

Арсений продолжает ухмыляться. Я вздрагиваю, когда он кладет руки на мои ладони. Оказывается, я все еще держу его за футболку, вжимая в дверь. И что на меня нашло?

Отпускаю ткань, но Арсений не отпускает меня. Сжимает мои ладони. Мне бы отойти, но я не могу. Не отпустит.

— Значит, ты хочешь, чтобы они не узнали про наш разговор?

Киваю. Вариантов больше нет.

— Хорошо, Элла, — шепчет он. — Я ничего никому не расскажу.

Не верю. Смотрю на Арсения и вижу, что он не лжет, но все равно нет веры его словам, и что он все-таки честен со мной. Выгода. Мы оба преследуем свою выгоду от этих токсичных семейных отношений.

— И какая будет плата?

— А ты мне нравишься, Элла, — нашептывает он, наклоняясь ко мне поближе. — Ничего страшного, только две просьбы.

Просьбы? И кого он пытается одурачить? Но я слушаю, потому что враг моего врага — мой друг. Даже если эта дружба будет построена на лжи и угрозах.

— Слушай внимательно, — продолжает говорить Арсений, сжимая мои ладони. Руки у него крепкие и горячие. Мои же ладони леденеют от ужаса. — Моя первая просьба — через два месяца ты уберешься прочь из этого дома, и мы больше никогда не увидимся.