Маша Трауб - Любовная аритмия
Татьяна всегда чувствовала присутствие в доме женщины, женской руки. А тут… Женщина вроде бы была, но не было свойственных только женщинам мелочей – тазиков, удобных полочек, шкафчиков.
В тот же день Татьяна купила в ближайшем магазине пластмассовый таз, большое корыто, чтобы купать Мусю, несколько ковшиков. Перетащила в ванную стул с террасы, мельхиоровый, давно не чищенный поднос, на котором расставила кремы и шампуни. Холодный мраморный пол в спальне она застелила ковром, который сняла со стены, – чтобы Муся ходила босыми ногами. Завернула платком абажур на светильнике – он торчал голой лампочкой и светил прямо в глаза. Комната стала совсем другой, моментально преобразившись, – возможно, менее стильной, но в то же время по-мещански уютной и «жилой».
Татьяна спустилась на кухню. Здесь она даже не знала, за что хвататься. Осторожно открыла шкаф над раковиной. Там в беспорядке были свалены пакетики с разнообразными приправами, макароны разных форм, рис, сахар, соль, чай, как будто уезжающие оставляли после себя неприкосновенный запас для следующих постояльцев.
В холодильнике лежали давно протухшие помидоры в банке, засохшие горчица и сыр, а в морозилке помимо немыслимого количества льда были обнаружены сливы. Татьяна удивилась, потому что впервые в жизни увидела, что их можно морозить.
Под раковиной она нашла несколько кастрюль размером с хорошее ведро, а маленьких, наоборот, не было. Набор кухонной утвари ей тоже показался странным – в углу валялась роскошная форма для кексов, а лопатки, чтобы перевернуть на сковородке мясо, не было. Имелось сито, но не было дуршлага.
Первые три дня, пока Макс возился с Мусей, Татьяна отмывала, отдраивала дом, закупала продукты и узнавала обстановку – где аптека, где магазин.
– Ну вот, теперь можешь спокойно уезжать, – сказала она мужу. – Все хорошо. Если что – обращусь к Диме. Да и домработница должна приехать.
Макс кивнул.
В первый день после отъезда Макса все шло как обычно. Татьяна посадила Мусю в коляску, и они пошли гулять – купить хлеба, йогурта. Обычно коляску вез Макс. Татьяна, когда взобралась на горку, была вся мокрая. «Зато похудею», – подумала она.
С Максом ей было спокойнее. Они даже смеялись над этим странным центром вселенной – церковью, кладбищем, помойкой, хлебной лавкой и школой. Теперь ей было неуютно и страшновато. Видимо, в этот день в городке что-то праздновали, и на пятачке собралось много народу, в основном женщин в белых накрахмаленных платках, которые прикрывали всю голову и закалывались под подбородком, оставляя длинные фалды. Молодых было мало, больше старухи – в черных колготках, черных бесформенных платьях. Они громко разговаривали – Татьяна не понимала, на каком языке. Слышались гортанные, резкие, как будто лающие, звуки.
Татьяна решила обойти эту толпу и пошла в сторону Старого города. Даже эти огромные ворота показались ей страшными. Маленькие окошки-бойницы, сама крепость, стоящая над обрывом. У нее закружилась голова, и она отошла от стены. По булыжникам катить коляску было невозможно, Татьяна дошла до конца первой улочки, если этот закуток можно было назвать улицей, и поняла, что заблудилась. Где-то наверху ругалась женщина. Ей в тон закричал муэдзин. Рядом, наверное в ресторане, поставили диск – популярные мелодии итальянской эстрады. Татьяна прошла, толкая коляску, еще несколько метров и уткнулась в стройку. Двое рабочих выкладывали лестницу, которая шла практически вертикально. Макс рассказывал, что этот город раньше был пиратским, а самые старые дома служили тюрьмами. Татьяна почувствовала, как по рукам бегут мурашки – от сильного, сносящего с ног ветра, от этих мрачных каменных закоулков, от музыкальной какофонии. Она увидела старуху, которая стояла вместе с ней за хлебом – старуха была в старом халате и тапочках. Татьяна кинулась к ней, показывая знаками, что заблудилась. Старуха махнула рукой – мол, иди туда.
Татьяна выбралась из города и пошла домой. Она старалась не смотреть по сторонам, но, проходя мимо кладбища, подняла голову. Прямо около ограды стоял огромный постамент с бюстом ребенка. Судя по надписи на плите, мальчик умер в возрасте пяти лет. Татьяна заставляла себя не оборачиваться, но этот постамент с лицом мальчика, выполненный в бронзе, отполированный, сверкал на солнце и слепил глаза. Его было видно даже с пригорка, когда само кладбище скрылось из виду.
Весь вечер Татьяна бегала как заполошная. Муся рвалась на террасу, где стоял огромный мраморный стол. Татьяна гнала от себя мысль, что стол очень похож на перевернутую могильную плиту – точно такие же, такого же цвета, она видела на кладбище. К тому же Мусин висок приходился как раз на уровень стола, и девочка, еще нетвердо державшаяся на ногах, конечно, ударилась. Татьяна лихорадочно соображала, чем можно закрыть острые углы. Но специальных пластмассовых накладок, которыми она пользовалась дома, в Москве, здесь не было, а привезти их она не догадалась. Вечером Муся плохо засыпала и ворочалась на кровати.
Татьяна, несмотря на усталость, спать совсем не хотела. Она села на террасе и стала смотреть на море. «Море как море», – подумала она. Муся закричала. Татьяна кинулась наверх. Дочь свалилась с кровати головой вниз. «Хорошо, что коврик положила», – подумала Татьяна, опять успокаивая плачущую малышку.
Она легла, не раздеваясь, создав собой бордюр, и сразу же уснула.
На следующее утро она полезла в шкаф, чтобы достать подушки – боялась, что Муся опять свалится с кровати. Она стояла спиной к шкафу-купе, когда на нее рухнула дверь. Татьяна упала на колени – дверь ударила по спине. Хорошо, что не задела Мусю, которую Татьяна посадила на кровать – все произошло буквально в метре от ноги девочки.
От страха за дочь Татьяна расплакалась. Спина болела. Она взяла Мусю и пошла к соседу.
– Простите, – позвала она, – Дмитрий, вы дома? У меня там дверь упала…
Дима не отзывался. Татьяна увидела, что стол заставлен бутылками. Она заглянула в окно – сосед спал, лежа на животе.
Вечером она еще раз спустилась к нему. Бутылок на столе прибавилось. Сосед лежал на кровати в той же позе.
«Мне кажется, наш сосед – алкоголик», – написала она Максу по электронной почте. «Да ладно тебе, просто выпил человек», – ответил Макс.
Татьяне было плохо, она сама не могла понять почему. Никакой явной причины не было, не считая валявшейся на полу двери и все еще ноющей спины. Муся, ударившись еще несколько раз об угол стола, научилась пригибать голову. Татьяна приспособилась к плите. Мусе нравились местный йогурт и хлеб, а Татьяна ела помидоры с сыром и наедалась, белое вино оказалось очень вкусным. Но настроение оставалось плохим. Без причины. Татьяна думала, что дело в погоде – было еще холодно, чтобы лежать на пляже, да и вечером они с Мусей надевали теплые кофты. А еще Татьяна пеняла на общую атмосферу в этом месте – она плохо спала, проваливаясь в неглубокий, поверхностный сон. Ей было тревожно. Как будто должно что-то случиться.
