Нора Флайт - Безжалостные наслаждения (ЛП)
А теперь он тянул меня вперёд, требуя моего подчинения, и я даже не пыталась сопротивляться.
И кто я теперь?
Он затащил меня в ванную, и, наконец, отпустил.
— Подними руки, — сказал он.
Не до конца уверенная в том, что делала, я подняла руки. Схватив манжеты, Дрезден разорвал рубашку прямо на мне. От этого движения мои волосы взлетели наверх, что в свою очередь просто ошеломляло мой мозг. Стоя только в одном белом лифчике, я с изумлением наблюдала за его решительными действиями.
Не похоже, чтобы Дрезден был удивлён. Покопавшись в ящике, он положил вату и пластыри на край раковины.
— Присядь на минуту.
Это была простая просьба. Стоять было не так то просто с моим затуманенным разумом. Почти рухнув на крышку унитаза, я дрожала при тусклом свете единственной белой лампочки. До этого я была без рубашки, когда кругом было полно людей, но сейчас то, что я чувствовала... это совсем другое.
Здесь, сидя под тенью Дрездена, я была выставлена на показ. Его глаза внимательно изучали меня, и не похоже, чтобы он был под воздействием тех же эмоций, что и я.
Вода медленно стекала в раковину. Он присел, держа влажную тряпочку в руке.
— Сиди спокойно, — сказал он резко, что не предполагало никаких возражений с моей стороны.
Как олень, стоящий перед автомобилем, так же я покорно сидела перед ним. Его сильные пальцы подняли мою руку, прикладывая ткань к моей пострадавшей коже. Боль потрясала, жгучая и заставляющая меня вскрикнуть.
— Больно? — спросил он.
— Нет, — произнесла я, казалось, мой язык онемел. — Ни капельки.
Его улыбка зарождала жар у меня в крови.
— Всегда будь такой сильной
Я наблюдала, как пульсировала вена на его шее. Я сделала вдох, когда он обрабатывал мою рану.
— Пустяки.
— Да? — Он, не моргая, встретил мой взгляд и прикладывал тёплую тряпочку к другой руке. Мой визг заставил меня покраснеть, а его гортанный смешок сделал всё только ещё хуже. Он повернул рычаг на печи, находящейся внутри меня, всё выше и выше. — Люди, носящие маски, меня бесят.
Я должна была продолжать в том же духе. Оставив его без ответа, я наблюдала, как он накладывал повязку на мои локти. Рядом с тобой, я должна быть такой ... Такой бездушной.
Если не будет никакой стены сопротивления, кто знает, что могло произойти между мной и Дрезденом? Я, лично, понятия не имела. Именно из-за этого я была такой нервозной. Всё это, происходящее между нами, будь это идолопоклонством или обожествлением или... или чем-то ещё, чему я не могла дать название ...
У меня просто не было никаких идей, как с этим быть.
Моё единственное мнение было таким — создать препятствие и спрятаться.
Дрезден всё ещё удерживал меня за локоть. Мышцы его плеч напряглись, когда он наклонился совсем рядом. Это напомнило мне о его силе, с какой лёгкостью он затащил меня в автобус. Как он спас меня от охранников.
Стук моего сердца приводил меня в смятение. Оно так барабанило, что грозилось подняться к горлу и вырваться из моего рта. Если я начну говорить, то смогу только заикаться.
— Эта татуировка, — спросил он, — что она означает?
Обратив внимание на свою руку, я изучала красивую и сложную форму. Это зáмок, одинокая каменная башня, сплошь обвитая плющом. Всё было в чёрных и серых тонах. Мне пришлось высидеть несколько сеансов, чтобы закончить это.
— Это ерунда.
Дрезден почти не сдвинулся. Его едва уловимая усмешка была пропуском к его сомнениям. Я никогда не была хорошей лгуньей.
— Это определённо что-то означает. Конечно, означает. Это всё рассказывает о моей жизни, о том отрезке времени, когда я никому не запрещала меня ранить. Когда школа была наполнена жестокими хулиганами и ещё более жестокими учителями. Толчок, который направил меня по пути разрушения, оставив от меня лишь пустую оболочку.
Это было образом моего восстановления. Это стены, которые я воздвигла, чтобы оградить себя от ощущения всей своей незащищённости в том, чтобы поддаться грешному соблазну страданий. Покрывало из плюща символизировало искусство — музыку, которая заставляла меня оставаться целостной личностью.
Я даже не пыталась это объяснить.
— Ты неважно выглядишь, — пробормотал он. Его дыхание шевельнуло прядь моих волос на лбу. Он приложил свою ладонь к моей коже. Он был тёплый, я вся пылала.
Когда я облизывала свои зубы, мы оба слышали исходящий от меня удушливый свист.
— Я... я в порядке! — выпалила я, в панике отворачиваясь в сторону. Дерьмо, он дотронулся до меня. Чёрт. Чёрт. Чёрт. Я ощутила это внутри себя. Это так, как будто он достал прямо до моего нутра и погладил моё сердце. За исключением того... что это очень приятно.
Более настоящее и необузданное.
Я была на взводе, потная и бледная. Я видела себя в зеркале — кожа цвета молока. Дрезден подошëл, чтобы поднять меня, что-то говоря о том, что я слишком быстро двигалась. Я не слушала, как я могла, когда в моих ушах стоял всё тот же стук, я толкала его твёрдую грудь.
Он ударился своей лодыжкой о мою, намеренно или нет. Я отошла, цепляюсь за его руки, чтобы оттолкнуть, мой мир перевернулся с ног на голову, когда я потеряла равновесие. Я слишком устала, меня утомил весь этот напряжённый день и физическая нагрузка от моего пьяного сражения.
— Берегись! — кричал он, хватаясь за что-то, чтобы привести нас в устойчивое положение. Мы упали, мои ноги были над моей же головой — это почти было смешно. Унитаз, стоящей рядом с ванной, оглушил меня.
Дрезден обрушился на меня, похитив моё дыхание. Мои рёбра захрустели, а горло издало булькающий звук от болевого шока.
— Чёрт, — простонала я, — что ...?
Отвратительный глухой стук черепа, ударившегося о стену позади меня, требовал того, чтобы я сосредоточилась.
Моргая, я всматривалась в спокойное лицо вокалиста из «Four and a Half Headstones». Он был тяжёлый, но каким-то образом это не ощущалось неудобно. Красная метка не его виске показывала то место, где он ударился головой.
Он выглядел так... расслабленно. Я уставилась на него, и была слишком возбуждена, чтобы дышать или двигаться. Я не хотела разрушать момент, каким бы ужасным он ни был. Была вероятность, что Дрезден пострадал. И, всё же, это был первый раз, когда мы были так близко, и я не была парализована взглядом его зелёных глаз. Он не кричал и не ворчал, не посылал железные шипы во все мои конечности.
Под давлением его тепла, мне не было страшно. Одна рука была зажата в ловушку между нами. Пульс сердца Дрездена просачивался мне под кожу. Протянув свои пальцы, они зависли прямо перед его челюстью. Мне надо было убедиться, что с ним всё в порядке.
