Француаза Бурден - Хрустальное счастье
Соперничество двух мальчиков проявлялось во всем. Сначала тот факт, что они будут учиться в одном классе, их взбесил. Но очень скоро Виржиль должен был отступить перед результатами Сирила, которого ему никогда не удавалось догнать, кроме как по физкультуре.
Тифани подошла к столу и нагнулась над ним, чтобы дотянуться до полок. Она пахла мылом, яблочным шампунем.
– Ты очень красивая, – произнес он, спрашивая себя, как он осмелился произнести эти слова.
Вместо того чтобы рассмеяться, как обычно, после его неловкого комплимента, она резко отошла. Они секунду молча смотрели друг на друга, оба осознавая болезнь, которая рождалась между ними.
– Ты тоже совсем не плох, – сообщила она через мгновение.
Это же на все лады повторяла ей ее лучшая подруга, и каждый четверг, когда она приходила обедать на авеню Малахов, она замирала, повторяя: «Твой кузен Сирил сногсшибателен!» До тех пор пока Тифани не отвечала, что Сирил не совсем ее кузен и что это их уважаемые родители кузены.
– У меня в субботу праздник. Хочешь прийти? Она отступила еще на два шага, ошеломленная предложением. В четырнадцать лет он будет возиться с двенадцатилетней девчонкой? Конечно, она была старше своего возраста, свободно держалась и умела хорошо танцевать рок, но никогда мальчик из десятого не показался бы с девчонкой из восьмого, это было безумие, смех.
– Я бы с удовольствием, – услышал он ответ, – только я не уверена, согласится ли папа.
– Ну, иди же спроси у него!
В движении, которое он сделал, чтобы встать, она, наконец, отметила, что он был самым соблазнительным мальчиком из ее окружения. Почему она этого никогда не замечала? Потому что она видела его каждый день уже долгие месяцы? Потому что она знала его с самого рождения? Она рассмотрела его каштановые волосы, которые он носил немного отпущенными, как того требовала мода, его бледно-голубой взгляд почти размытый, его прямой нос. Он был высокий для своего возраста, худой и мускулистый, с обезоруживающей улыбкой, которая открывала маленькие, немного редко расставленные зубы.
– Сейчас же? Тогда дай мне одеться! Если нет… Она повернулась к нему спиной, чтобы натянуть клешеные джинсы и маленький смешной короткий шотландский свитер.
– У кого вечеринка?
– У одного друга из лицея.
– Виржиль тоже там будет?
– Нет, не может быть и речи, у нас нет общих друзей с твоим братом!
Она никак не прокомментировала, занятая тем, что скажет отцу.
– Ты уверен, что хочешь меня пригласить? – повторила она для очистки совести.
Он лишь улыбнулся в ответ, прежде чем открыть дверь. Если Винсен даст свое согласие, он будет считать часы до субботы. Никакая другая девочка не имела для него никакого значения, он мог ждать десять лет, если нужно, но он хотел только Тифани. И он знал это уже давно.
Магали по-своему нашла способ преподать урок Винсену, отказавшись принимать его до выхода из клиники. Никогда больше она не собиралась унижаться перед ним, она себе в этом поклялась. В пятницу, когда она покинула дом здоровья, Ален встретил ее и отвез к Одетте. Последняя заново перекрасила крошечную комнатку Магали, в которой та выросла и сейчас рассчитывала провести некоторое время.
В течение месяцев одиночества она многое обдумала. Ей ужасно не хватало детей, но она не считала себя в праве жаловаться. Потом, она была очень плохой матерью для них и подала им плачевный пример. Она не знала, чем Винсен оправдал ее долгое пребывание в больнице, насколько откровенен он был с ними, и не наболтал ли клан Морванов на авеню Малахов не пойми чего о ней.
Думать о Кларе, Мари или даже Мадлен ей было неприятно. Эти женщины не должны были ее простить, но могла ли она их в этом упрекнуть? Она показала себя не в состоянии войти в семью, не в состоянии сделать Винсена счастливым – такого замечательного Винсена, не в состоянии достойно воспитать троих детей. На самом деле, не в состоянии просто воспользоваться случаем. Она, бывшая служанка, которая волею судьбы стала принадлежать к высшему обществу, а потом попала в яму по собственной глупости.
За последние недели перед тем, как покинуть команду психологов, которые долго с ней работали, ей удалось преодолеть свой страх. Ален показал себя понимающим, очень современным, полным идей и представил ей планы на будущее. Он даже предложил ей поселиться на мельнице у Жана-Реми, уверенный, что она не захочет вернуться в Валлонг. Она в то время предпочла дом Одетты, потому что там прошла ее молодость – та, которая была еще до всех ее ошибок.
В субботу утром, проснувшись на узкой железной кровати в запахе свежей лаванды и горячего кофе, который витал вокруг нее, она почувствовала себя возродившейся. Если она проявит силу воли, она сможет начать все в хорошем настроении, и ей лишь оставалось встретиться с мужем, необходимость которой нельзя было избежать. Она приняла душ, надела черные брюки и белый хлопковый свитер, потом дошла до кухни, где ее ждал завтрак. Одетта предусмотрительно исчезла, зная, что Винсен придет к одиннадцати часам, но поставила на стол плошку с вареньем, покрытую бумагой, пшеничный хлеб, вазу с фруктами и две чашки. Чашки, а не кружки, что заставило Магали улыбнуться. Такая женщина, как Одетта, и представить не могла, чтобы судья пил кофе из кружки. А «старший сын господина Шарля», Винсен, стал «господином судьей».
Она налила себе кофе, и как раз в тот момент, когда начала пить, услышала шум машины, которая остановилась на улице. Взглянув в окно, она убедилась, что приехал ее муж. Через занавески из макраме она имела удовольствие наблюдать, как он вылезал из такси и расплачивался с шофером. Он не изменился, такой же стройный и элегантный в своем светло-сером костюме, прекрасно скроенном, который, должно быть, стоил бешеных денег. Когда он повернул к дому, она заметила бледность его лица, его высокие скулы, его мужественную челюсть. Мужчина, которого она любила, за которого вышла замуж, которому родила троих детей. Мужчина, которому удалось ее соблазнить в двадцать лет, но которого она больше не хотела. Решительным шагом она направилась открывать входную дверь, тогда как он собирался звонить, и они очутились лицом к лицу.
– Здравствуй, Винсен, – взвешенно сказала она.
– Здравствуй…
Ни одна речь из тех, что он приготовил в самолете, не могла быть произнесена. Растерявшись, он осмотрел ее с ног до головы, пока она не добавила:
– Заходи, кофе готов. Ты хорошо долетел? Она первой вошла на кухню, села на один из соломенных стульев, указывая ему на другой.
– Одетты нет дома, она предпочла оставить нас одних, но просила тебя поцеловать.
Винсен так настойчиво на нее смотрел, что она не удержалась от улыбки.
