Линда Дэвис - В погоне за миражом
— Превращусь в беглеца, как отец. — В глазах Хелен блеснула ирония. — По-моему, это называется бороться огнем против огня.
— Да, только смотри не сгори в нем.
— Дай, обещаю тебе быть осторожной. Сменю фамилию, оформлю новый паспорт, куплю билет. Газетчикам придется попотеть, чтобы разыскать меня, да и властям тоже.
— Согласен. Остаться Хелен Дженкс ты не сможешь. Пусть будет Уильямс, Хелен Уильямс.
— А как с Мальдонадо? Если он все-таки позвонит, если предложит помощь?
— То же самое, Хелен Уильямс. Ни звука о том, кто ты такая. Если он позвонит, я попрошу его оказать тебе содействие, но не обмолвлюсь о ваших с Джеком родственных отношениях. Ты будешь поступать так же, по крайней мере в течение нескольких недель, может, месяцев — пока у тебя не исчезнут последние сомнения. Тогда, почувствовав, что доверяешь ему до конца, можешь говорить правду и просить помощи.
— А чем он в состоянии навредить?
— Скажем, бросит намек властям, журналистам.
— С какой целью? Для чего?
— Мотивы могут быть самыми разными, за ними дело не станет.
На внезапный телефонный звонок собаки ответили лаем. По скрипящим половицам Дай прошел в кабинет, снял трубку. Звучавший в ней голос принадлежал прошлому.
— Дай, дружище! Это Виктор.
— Виктор, сколько лет!
— Целая жизнь. Как ты там?
— В целом неплохо. Кости иногда ноют, но каждый прожитый день воспринимаю как праздник.
— Ты всегда был оптимистом, Дай.
— Поневоле, разве нет? А что у вас?
— В Перу? Слишком много предательства. Сейчас дети осторожность впитывают с молоком матери.
— Если память не изменяет, в Кембридже ты не слишком утруждал себя осторожностью.
— Беззаботные были времена, не так ли? — В трубке послышался печальный вздох.
— Он жив?
— Не знаю, — после долгого молчания ответил Виктор. — Последний раз я видел его больше шести лет назад.
— Почему так?
— Мы пошли разными путями. С возрастом человек меняется. Да, никогда не знаешь, как лягут карты. Что у тебя за проблема, Дай? — В голосе Виктора звучало спокойное достоинство мужчины, привыкшего распоряжаться человеческими судьбами.
— Одному из моих друзей требуется надежное убежище.
На том конце провода повисла тишина.
— Могу я узнать причину?
— Просто окажи мне услугу, как в старое время.
Перед глазами обоих встала освещенная пламенем камина комната студенческого общежития, бутылки портвейна на столе.
— Старое время, Дай! Это была другая жизнь.
— Что ж, ты, видимо, прав.
— Погоди, ты не понял. Неужели решил, что я не помогу? Долго он рассчитывает пробыть у нас?
Хороший вопрос.
— Три месяца, — наугад ответил Дай. — И это не он, а она. Она тебе понравится.
— Кто это?
— Мой друг, Виктор. Старый друг.
— Для чего ей нужно быть здесь?
— Она улетела бы сегодня, если бы смогла.
— А неприятностей с собой она не привезет?
— Она оставит их здесь.
— Неприятности, как правило, следуют по пятам.
— Но не в этом случае.
«Исключений не бывает», — подумал перуанец, разглядывая свою ладонь. Неприятности подобны заразе.
Прежняя жизнь закончилась на удивление быстро. Открывшееся предательство, разговоры с Даем, несколько телефонных звонков, возобновление старой дружбы и заказанный авиабилет. Все.
Дай устало потер виски, медленно поднялся, подошел к скрытому в стене за картиной сейфу. Достав пачки банкнот — фунты, марки, иены, — отсчитал двадцать тысяч долларов, завернул деньги в плотную коричневую бумагу.
Вдоль стен кабинета от пола до потолка стояли стеллажи с книгами. Книги были старыми друзьями, Дай знал, где они живут, кто их соседи. Он бережно снял с полки три томика, вслушался в размеренное дыхание собак. Ухо уловило звук четких, энергичных шагов: по каменным плитам холла к двери приближалась Хелен. Дверная ручка повернулась, и Дай увидел ее на пороге.
— Паспорт у тебя с собой?
Хелен кивнула.
— Мы же договорились.
— Твой рейс через пять часов. «Америкэн эрлайнз». Майами, затем Лима. Мальдонадо тебя встретит.
— Спасибо, Дай.
— Держи. — Он протянул ей потрепанные от частого употребления томики: грамматику испанского, словарь и сборник пословиц. — Начнешь с азов.
— Ты и их сохранил!
Впервые Хелен заметила, с каким трудом даются ему движения. «Дай стареет, — со страхом подумала она. — Почему же я не обращала на это внимания раньше? Какими же эгоистами бываем мы в детстве! Без нашего разрешения родители не имеют права стареть. Они сжигают себя, мы же лишь пользуемся их теплом».
— Пойдем. — Дай коснулся ее плеча. — Пора собирать вещи.
* * *Он дал ей старый, весь в наклейках, кожаный чемодан. Первым Хелен уложила саксофон. Руки ее механически что-то складывали, заворачивали. Когда с этим было покончено, Хелен подтащила чемодан к лестнице.
— Хочешь, я довезу тебя до аэропорта? — спросил от дверей кабинета Дай.
— Лучше Дерек, если ты не против.
К чему мучить себя долгими прощаниями? Они крепко обнялись. Хелен едва удержалась от слез.
— Скажешь Джойс, хорошо? Она поймет меня.
— А матери?
— Мать не заметит моего отсутствия.
Дай сжал ее руки в своих. Спрятав боль в самую глубину, глаза его выражали лишь бесконечную любовь и сочувствие.
— Удачи тебе, Кэриад. Я всегда на месте, ты знаешь, я всегда жду тебя. Возвращайся поскорее, нам еще предстоит драка с теми подонками. — В словах Дая звучала воля, ослабить которую были не в силах даже годы.
— Обязательно.
— Разыщешь отца, скажи, что я не забыл о нем.
— Обещаю. Береги себя, Дай. — Поцеловав его, Хелен спустилась по лестнице.
Уходить было трудно, но она знала, что, оставшись, уже никогда не обретет покоя.
Дерек гнал машину мимо покрывшихся свежей зеленью полей. Над узкими змеями рек поднимался едва заметный, прозрачный туман.
На родные места Хелен смотрела глазами человека, отчетливо сознающего неизбежную гибель, потерю самого дорогого.
Глава 19
Аэропорт Хорхе Чавеса. Лима, Перу
Удушливый зной не давал дышать, кожу будто покрыли липким медом. В воздухе тучи мух. Суставы затекли, колени едва сгибаются, руки изнывают от тяжести чемодана и сумки. В ушах неумолчные крики носильщиков: «Сеньорита! Сеньорита!»
Поставив сумки на землю, Хелен улыбнулась носильщикам и осмотрелась. Даже ночью в Лиме невозможно увидеть звезд: огни города сделали небо ярко-оранжевым. Аэропорт пропитан запахом пыли, отработанного авиационного топлива и потных человеческих тел. Вокруг невысокие, крепко сбитые люди с суровыми, аскетичными лицами. У одних дружелюбные улыбки, другие смотрят с недоверием.
