Розамунд Пилчер - Дорога к любви
— Ты приехал из Лондона, чтобы предупредить меня об этом?
— Нет, разумеется. Можно войти?
— Конечно. — Она отступила в сторону, придерживая для него дверь: — Ты самый безответственный человек на свете. Всегда появляешься безо всякого предупреждения.
— Как же тебя предупредить заранее, если у вас дома нет телефона? А послать письмо не было времени.
— Твой приезд связан с Беном?
Роберт вошел в дом, пригнувшись под притолокой и расстегивая плащ:
— Нет. А что?
— Я подумала, может, он вернулся.
— Насколько я знаю, он все еще греется в лучах целительного солнца Вирджинии.
— И что дальше?
Он обернулся к ней и обнаружил, что иногда эта девушка становилась такой же непредсказуемой, как английская погода. Каждый раз, когда он ее видел, Эмма была другой. Сегодня на ней было платье в красную и оранжевую полоску и черные чулки. Волосы схвачены на затылке зажимом из черепахового панциря, челка заметно отросла и лезла в глаза. Когда он на нее посмотрел, она смахнула челку в сторону ладонью. Этот жест был как бы защитным и разоружающим одновременно и придал ей вид совсем юной девушки.
Роберт вынул из кармана листок бумаги и подал ей. Эмма прочитала вслух:
— «Пэт Фарнаби, дом фермы Голлан». — Она взглянула на гостя: — Откуда у тебя это?
— От дамы из галереи искусств.
— Пэт Фарнаби?
— Маркус им интересуется.
— Почему он сам не приехал?
— Ему хотелось узнать еще чье-нибудь мнение. Например, мое.
— И каково твое мнение?
— Трудно судить, увидев единственное полотно. Я надеюсь, что смогу посмотреть другие работы.
Голос Эммы прозвучал предостерегающе:
— Он очень странный молодой человек.
— Этого и следовало от него ожидать. Ты знаешь, где находится Голлан?
— Конечно. Ферма принадлежит Стивенсам. Мы часто ездили за город на пикник к утесам. Но я не была там со времени последнего возвращения в Порт-Керрис.
— Ты бы не могла поехать со мной туда? Чтобы показать дорогу?
— А как мы туда доберемся?
— У меня машина на улице. Я на ней приехал из Лондона.
— Так ты, наверное, совсем вымотан!
— Нет. Я успел выспаться.
— Где ты остановился?
— В гостинице. Ты можешь поехать? Прямо сейчас?
— Разумеется.
— Тебе следует надеть пальто.
Эмма улыбнулась:
— Если ты подождешь полминуты, я схожу за ним.
Когда ее шаги зазвучали по голому полу коридора, Роберт закурил сигарету и осмотрелся, заинтригованный не столько небольшим домом старой планировки, сколько тем, что перед ним открывалась незнакомая домашняя сторона буйной персоны Бена Литтона.
Синяя входная дверь вела прямо в гостиную с низким потолком и потемневшими балками. Огромное окно с видом на море, подоконник уставлен комнатными растениями — геранями и плющом. Здесь же стояла викторианская ваза с алыми розами. Пол выложен плиткой и покрыт яркими коврами. Повсюду взгляд натыкался на книги и журналы, а также синюю с белым испанскую керамику. В гранитном камине на уровне пола горел огонь. По бокам стояли корзины с принесенными морем дровами. Над камином висела единственная в комнате картина.
Картину он заметил профессиональным глазом, как только вошел в дом, а теперь решил рассмотреть ее более обстоятельно. Это было большое полотно, написанное маслом, с изображением девочки верхом на осле. Девочка была одета в красное платье, в руках держала букет белых маргариток, на темноволосой головке — венок из таких же цветов. Осел стоял по колено в зеленой летней траве, а далеко на горизонте в дымке погожего дня сливались море и небо. Босые ноги девочки свисали с боков животного, на загорелом лице бледными пятнами смотрелись глаза.
Эмма Литтон кисти своего отца. Роберт прикинул, когда это могло быть написано. Ветер усилился и с ведьмачьим посвистом бросил в окно дождем, как горстью гравия. Звук был жуткий, и Роберт представил, как одиноко здесь жить. А чем в такой день могла заниматься Эмма? Когда она вернулась в плаще, он прямо спросил ее об этом.
— Ну, я убираю дом, готовлю еду и хожу в магазин. На все это уходит уйма времени.
— А сегодня после полудня? Что ты делала, когда я постучал?
Эмма потянула за голенище сапога:
— Я гладила.
— А по вечерам? Чем ты занимаешься вечерами?
— Обычно хожу гулять. Наблюдаю за чайками и бакланами. Любуюсь закатом. Собираю дрова для камина.
— Одна? Неужели у тебя нет друзей?
— Нет. Те дети, которые жили здесь, когда я была маленькой, выросли и разъехались.
Это признание прозвучало грустно. Движимый непонятным порывом, Роберт предложил:
— Ты могла бы переехать в Лондон. Элен обрадовалась бы тебе.
— Да, я знаю, но вряд ли стоит, не так ли? В конце концов, Бен должен вернуться со дня на день. Ждать осталось всего ничего.
Девушка начала надевать пальто. Оно было цвета морской волны. В черных чулках, резиновых сапогах и в этом пальто Эмма выглядела совсем школьницей.
— От Бена есть какие-нибудь известия?
— От Бена? Ты шутишь.
— Мне начинает казаться, что не стоило предлагать ему вернуться в Америку.
— Почему?
— Потому что это нечестно по отношению к тебе.
— О, Господи! Все в порядке. — Она улыбнулась: — Поедем?
Ферма Стивенсов находилась в торфяной долине, поросшей вереском, которая простиралась за утесами. Ведущая в сторону от шоссе дорога шла между каменными заборами, поросшими боярышником и ежевикой. Машина ныряла и подпрыгивала в колее. Переехали небольшой мост, подъехали к первому коттеджу, к стае гусей и, наконец, ко двору фермы, оглашаемому криками петухов.
Роберт остановил машину и заглушил мотор. Ветер успокоился, а дождь переходил в изморось, густую, как туман. Со всех сторон слышалась многоголосица фермы: мычали коровы, кудахтали куры, вдалеке тарахтел трактор.
— Итак, — спросил гость из Лондона, — как же нам найти этого человека?
— Он живет на чердаке вон того амбара, каменная лестница ведет как раз к его двери.
Ступени были уже оккупированы мокрыми курами, суетящимися в поисках зерен, и обеспокоенным полосатым котом. Ниже в грязи копалась огромная свинья. Крепко пахло навозом.
Роберт вздохнул:
— И все это ради искусства!
Он открыл дверцу и начал вылезать:
— У тебя нет желания присоединиться?
— Лучше останусь в стороне.
— Постараюсь не задерживаться слишком долго.
Эмма наблюдала, как Роберт пробирался по грязному двору, носком ботинка отогнал с дороги свинью и осторожно начал подниматься по лестнице. Он постучал в дверь; ответа не последовало, и тогда он открыл ее и вошел внутрь. Дверь за ним закрылась. Почти одновременно открылась другая дверь, в доме, и появилась жена фермера в сапогах, плаще по щиколотку и черной зюйдвестке. В руках у нее была увесистая палка. Хозяйка пошла по садовой дорожке, сквозь дождь пытаясь разглядеть, кто находится в большом зеленом автомобиле. Эмма опустила стекло:
