Айрис Джоансен - Дорога домой
– А лекарство ре повредит малышу?
– Голова у тебя останется совершенно ясной, – Джон заботливо поддержал ее за плечи, поднес к ее губам стакан с лекарством. – Это обезболивающее, которое я беру с собой, когда еду за границу. – Он смотрел ей прямо в глаза. – Совершенно безопасное средство, и оно унесет тебя словно бы в другой мир. С этой минуты ты не будешь чувствовать боли. Расслабишься, и ребенок родится без всякого труда. Ты мне веришь?
Ну конечно, она безоговорочно верила ему. И как это будет здорово избавиться от этой страшной пытки болью. Элизабет кивнула и одним глотком выпила молоко с лекарством. Оно было до отвращения теплым.
– Терпеть не могу теплого молока, а еще больше горячего.
Джон усмехнулся:
– Зато боль уже прошла.
Да. Боль отступила. Чему Элизабет почти не удивилась.
– Но ты ведь сам обещал, что мне не будет больно, – улыбнулась Элизабет в ответ. – Ну так что ж? Приступим? Эндрю проявляет все признаки нетерпения.
Она услышала голос Гунера и засмеялась в ответ. Ее переполняло ощущение бодрости, свежести, восторга. Она чувствовала себя счастливой. Необыкновенно счастливой.
– Думаю, начнем с самой первой страницы, с пункта номер один, где говорится о том, что пациентке следует прочистить кишечник, – серьезно и уверенно проговорил Джон.
* * *Эндрю Рэмзи родился в три часа сорок две минуты утра. Когда за окном бушевала такая страшная метель, какой в штате Нью-Йорк не видели уже лет пять, по крайней мере. У мальчика были золотистые отцовские волосы и карие глаза, как у матери. И когда Джон положил малыша рядом с ней, Элизабет, несмотря на легкую тень смутной тревоги, чувствовала себя совершенно счастливой. И счастье ее называлось Эндрю.
– Какой замечательный запах. Чем это ты его припудрил? – спросила Элизабет, коснувшись губами макушки малыша. Его кожа была нежнее шелка. Элизабет всегда возмущала банальность подобных сравнений, но в этот раз она поняла, насколько трудно выразиться точнее.
– Только присыпал твоим тальком, – Гунер удовлетворенно улыбнулся, глядя на нее. – Все остальное тоже сплошная импровизация. На пеленки пошли простыни. Наволочкой покроем головку. Вот только из чего сделать колыбельку, я не придумал. В соседней комнате я успел оборудовать детскую. Так что ты можешь немного отдохнуть и поспать, а я присмотрю за малышом.
– Купим все, что нам понадобится, когда утихнет метель, покажем Эндрю врачам, – ответила Элизабет, не отрывая глаз от малыша. Она не видела, как мужчины обменялись многозначительными взглядами. – И, конечно, надо будет купить побольше одноразовых пеленок.
– Это первое что будет в нашем списке, – согласился с ней Гунер.
– Нет, бутылочки и детская смесь важнее, – вступил в разговор Джон. – Может, сходить в подвал, посмотреть, не найдется ли там подходящей по размеру бутылочки? Приделаем соску и…
– Зачем? – удивилась Элизабет, придвигая малыша поближе к себе. – Я собираюсь кормить его грудью. И никаких смесей! Везде говорится, что ничто так не способствует психологическому здоровью младенца, как кормление в первые месяцы молоком матери.
Что-то такое промелькнуло в глазах Джона.
– Но бывает, что это по каким-либо причинам… затруднительно.
– Чепуха. Я собираюсь кормить его только грудью, – убежденно проговорила Элизабет.
– Кажется, сейчас уже можно приступать к этому, – выражение лица Джона оставалось совершенно непроницаемым, когда он смотрел на молодую женщину. А потом улыбка появилась на его губах. – Думаю, что мы не понадобимся тебе для этого дела.
– Конечно, идите, – Элизабет чувствовала себя так, словно держала на руках солнце или луну, всю Вселенную. – Поищите, из чего можно сделать колыбельку для Эндрю.
Джон посмотрел на Гунера.
– Нам, кажется, дана команда «вольно»?
Гунер кивнул:
– Чернорабочие должны отступить, когда на сцене жизни появляется новая личность. Неужели ты не понимаешь…
Элизабет подняла голову, светлая улыбка вспыхнула на ее губах.
– О нет! Неужели вы считаете, что теперь сможете уйти от меня? После того, что мы вместе пережили и преодолели, теперь вы оба – мои. Моя семья. – Ее взгляд вернулся к сыну, который покоился у нее на руках. – Семья Эндрю. Я вас усыновила. Учтите это.
– В таком разе нам тем более необходимо пойти позаботиться о колыбельке, – взволнованным голосом проговорил Джон. – Идем, Гунер. Ты у нас мастер импровизации.
Элизабет уже не смотрела на мужчин, когда оба выходили из комнаты. Они молча спустились по лестнице. И только дойдя до прихожей, Гунер сказал негромко:
– У меня такое ощущение, будто меня посвятили в рыцари. Словно какое-то… чудо произошло,
Джон кивнул:
– Я не ожидал, что она будет кормить малыша грудью. А должен был угадать. Это вызовет некоторые осложнения.
Гунер улыбнулся:
– Думаешь?
Нет, если это доставит ей радость и сделает ее счастливее. Если будет вызывать такую же улыбку на губах, как та, которой она только что проводила их.
– Да нет. Это не имеет значения. Чуть попозже я займусь этим.
Этот вопрос был, несомненно, не таким важным по сравнению с теми, что маячили на горизонте. Его интуиция не была такой безошибочной, как у Гунера, но все же его не оставляло предчувствие, что мирное течение их жизни подошло к концу.
6
– Хорошо прогулялась? – спросил Гунер, бережно передавая Элизабет ребенка. Но, взглянув на ее разгоряченное лицо с сияющими глазами, улыбнулся. – Вижу, что прогулка получилась на славу.
– Чудесно. А как вел себя Эндрю? – Исключительно воспитанный джентльмен. Вполне отдаю себе отчет в том, что тешу твою материнскую гордость, но никаких хлопот он нам не доставил. Мы с Эндрю прекрасно ладим друг с другом.
– Потому что ты такой же ребенок, как и он, – вмешался Джон. – Удивляющийся и восхищающийся всем, к тому же упрямый, как черт. Гунер вздохнул и скривился:
– Не собираюсь оставаться там, где злословят на мой счет. Возвращаюсь назад в библиотеку и продолжу начатое с Эндрю чтение.
– Интересно, что ты выбрал для не го? Наверняка что-нибудь вроде «Как устроен паровоз», – улыбнулась Элизабет. – Мне жаль тебя разочаровывать, но, боюсь, к такого рода чтению он еще не совсем готов. Ему всего лишь три недели от роду.
– Ну вот еще, – возмутился Гунер. – Неужели ты думаешь, что я буду пичкать его такой манной кашкой? Нет! Мы с ним сразу приступили к «Теории относительности» Эйнштейна. – И Гунер направился в библиотеку. – Завтра мы начнем изучать философию? Меня больше всего привлекает фигура Сократа…
Потрясенная Элизабет смотрела ему вслед.