Шерил Андерсон - Роковые шпильки
– Освежите мою память. Как давно вы знали Тедди?
Эдвардс крутил в руках ручку, не открывая блокнота. Он не отрывал от меня взгляда, но я смотрела в основном на ручку в его пальцах, главным образом для того, чтобы избежать встречи с Большими Синими Глазами.
– Три года. Я и до этого о нем слышала, но в журнал я пришла три года назад.
– Слышали о нем?
– Моя приятельница, Стефани Гленн, работала с ним в «Фам»[48]. Он там работал перед тем, как перешел в «Зейтгест». Точнее, Ивонн тоже там работала. Они очень давно знакомы, это она привела его в «Зейтгест». У него была прекрасная деловая репутация. Правда, что касается его умения ладить с людьми, то тут мнения расходятся.
– А что о нем говорила ваша приятельница?
– Она считала его шумным, но безобидным. Но она никогда не работала под его руководством, а он не пользовался популярностью в основном среди своих подчиненных.
– Она с ним спала?
Представив себе Стефани рядом с Тедди, я чуть не рассмеялась.
– Исключено, – Эдвардс удивленно приподнял бровь. – Стефани – лесбиянка.
– Ясно. А кто с ним спал, вы случайно не знаете?
– Почему вы все время к этому возвращаетесь?
Я и сама все время гадала, а не было ли у Тедди в прошлом каких–то дурно пахнущих любовных историй, но, в конце концов, я – журналист, который изучает человеческую натуру. Эдвардс же интересовался этим как полицейский, что могло означать только одно:
– Вы все еще подозреваете Хелен?
– На этой стадии я подозреваю всех. Согласно статистике, жены возглавляют список.
– Вы напрасно тратите время.
– Тогда укажите мне другое направление.
– Я думаю, это был кто–то, с кем он был хорошо знаком. Кто–то, кто знал, что Тедди допоздна торчит на работе. Кто–то, кого Тедди вывел из себя.
Например, его жена, которая только что обнаружила, что он спит со всеми подряд, только не с ней. Мысль назойливо крутилась у меня в голове, но я молчала, ожидая, что сейчас ее выскажет Эдвардс.
Вместо этого он спросил:
– Почему именно вывел из себя?
Что это, экзамен? Он знает ответ и хочет проверить, насколько я наблюдательна. Отлично. Поборов соблазн начать с чего–то вроде «Элементарно, Ватсон», я сказала:
– Потому что она оставила нож у него в горле.
Эдвардс перестал играть с ручкой и как–то странно посмотрел на меня. Неужели я провалилась? Разве не очевидно, что нож демонстративно оставили в ране только для того, чтобы это подчеркнуть? Почти как подпись под картиной.
– Если вы броситесь на кого–то с ножом в состоянии аффекта, под влиянием минутной страсти или гнева, то потом сразу осознаете, что натворили, и попытаетесь вытащить нож, ведь так? Чтобы его вытереть или спрятать и так далее. Оставить нож в ране – это символ ярости. Все равно что сказать «Будь ты проклят, Тедди».
Ручка опять начала вращаться, но теперь уже гораздо медленнее.
– Она?
– Что? – а я–то надеялась услышать: «Совершенно верно, дорогая мисс Форрестер», или что–нибудь, еще более поощрительное.
– Вы сказали: «Она оставила нож». Почему?
– Потому что Тедди был, хоть и вспыльчивым, но достаточно трусливым. Разъяренного мужчину он бы не подпустил к себе так близко, чтобы тот мог ударить его ножом.
Эдвардс вначале никак не прореагировал, потом медленно кивнул.
– Анализ пятен крови показывает, что Рейнольдс стоял в дверях своего кабинета, возможно, прислонившись к косяку, и был зарезан ударом сверху вниз, но под небольшим углом.
Я подняла руку, представляя, как это могло происходить.
– То есть, она ниже ростом, чем он.
Эдвардс посмотрел на мою руку. С ужасом вспомнив, в каком состоянии мои ногти, я быстренько спрятала ее на коленях. Глаза Эдвардса встретились с моими.
– Какой у вас рост?
Я уже готова была ответить, но в кои–то веки мои мозги сработали быстрее, чем язык.
– Простите?
– Какого вы роста?
– Вы что, надо мной издеваетесь?
Он не покачал головой, не улыбнулся, не отвел взгляд. Я чувствовала себя как Керри в тот момент, когда на нее вылилась свиная кровь[49]. Ну конечно, детектив Эдвардс пригласил меня сюда вовсе не потому, что я такая неотразимая. Он меня подозревает.
Я хотела было саркастически рассмеяться, но у меня получилось нечто среднее между рыданием и кваканьем. Щеки начали заливаться краской, делая меня похожей на огромную пурпурную лягушку. Какие выводы сделает из этого детектив? Примет за признание вины или все–таки сообразит, что я просто хотела его слегка притормозить, но вовремя остановилась, поняв, что в данный момент это было бы совершенно контрпродуктивно?
– Не знаю, что и сказать.
– Например: «Во мне пять футов семь дюймов»? – подсказал Эдвардс.
– Когда я босиком, во мне пять и восемь, но я покажусь еще выше, когда встану и уйду, – я взялась за сумочку и выставила ноги из–за стола, подготавливая свой эффектный уход.
Но прежде, чем я успела встать, Эдвардс положил руку поверх моей и прижал ее к столу.
– Пожалуйста, не устраивайте сцен.
– Я не устраиваю. Мне еще не принесли нож и вилку.
Он наклонился вперед и заговорил низким, требовательным голосом. Я тоже подалась вперед, ненавидя себя за это, но тем не менее сгорая от желания услышать, что он скажет.
– Мой опыт говорит о том, что когда какой–нибудь добропорядочный гражданин начинает изо всех сил помогать следствию, значит, у него самого рыльце в пушку.
– Тедди был моим другом, – прошипела я.
– Нет, тут еще что–то. – Он придвинулся еще ближе. Если бы такое происходило три минуты назад, я бы решила, что он собирается меня поцеловать. Но сейчас я заподозрила, что он принюхивается, нет ли на мне крови Тедди. – Рассказывайте.
Дорогая Молли, я сижу в «Карнеги Дели», офигенно сексапильный детектив держит меня за руку, и мне нужно срочно решить, что делать. Я могу сказать ему, что хочу участвовать в этом деле, потому что это поможет мне сделать карьеру, но тогда он решит, что я бессердечная стерва. Или я могу сказать, что хочу помочь, потому что он такой суперсексуальный, но в этом случае он подумает, что я вешаюсь ему на шею. Какой вариант грозит мне большим позором? С уважением, Сходящая с Ума.
– Я хочу написать об этом расследовании как бы изнутри и использовать этот очерк, как трамплин в своей журналистской карьере.
Будем смотреть правде в глаза. Предпринимать отчаянные усилия, чтобы добиться успеха в делах – значит демонстрировать энергию и предприимчивость. Делать то же самое в личной жизни – демонстрировать отчаяние и безнадежность. А этого мы не можем себе позволить.
