Наталья Калинина - Девушка моего шефа
Потом она стащила с меня шорты и майку и улеглась сверху. Кровать была узкая и скрипучая. Полина вытворяла со мной такое, что может присниться разве что подростку, насмотревшемуся порнофильмов. Я не сопротивлялся. Я воспринимал ее ласки пассивно, хотя мне было очень хорошо.
Потом, когда она затихла и, кажется, уснула, уткнувшись носом в стенку, я встал и вышел наружу. Океан ревел и бесновался. До меня долетали мелкие брызги воды. Правда, возможно, это моросил дождик.
Я быстро продрог и вернулся в дом, где хозяйничали промозглые сквозняки. Обратил внимание на узкую дверь в коридоре. Она была не заперта.
Это оказался чулан со всяким хламом. Я нащупал цилиндр фонарика. С его помощью я отыскал ветхое одеяло, в которое с наслаждением завернулся.
И тут я увидел ее.
Это была пол-литровая бутылка, в которой плескалась прозрачная жидкость. Я сделал жадный глоток. Джин приятно обжег внутренности, мгновенно расслабил мышцы. Я устроился на крыльце, где было относительно тихо. Потягивал джин и любовался молниями, безостановочно прошивающими небо грубыми корявыми стежками. Из-за рева океана не было слышно грома, а потому гроза казалась ненастоящей.
Бутылка опустела, и я заснул на полу, натянув на голову одеяло. Мне снились сны…
Это были отдельные новеллы, но действующие лица в них оставались неизменными. Их было трое: Лев, Полина и я. В одной их этих снов-новелл я раскачивал лодку, в которой Лев с Полиной занимались любовью. Я делал это по приказу Льва, который стонал от наслаждения в такт моим движениям. Полина делала мне какие-то знаки — похоже, она хотела, чтоб я перестал раскачивать лодку. Но мне доставляло удовольствие ублажать Льва.
В другом сне я ехал на мотоцикле, стоя в седле. Я был абсолютно голый, и люди по бокам дороги что-то кричали и хлопали в ладоши. Потом я взлетел в воздух и, пролетев через огненную окружность, очутился в объятиях Полины. У нее были короткие черные волосы и густые загнутые кверху усы. От нее разило водкой. Мы упали в пыль, а Лев хлестал нас плетью, после стал пинать ногами. Мне все больше и больше хотелось заниматься любовью с девушкой с усами, которая, как я знал, была Полиной.
— Какая же ты сволочь! Грязная, вонючая…
Ее голос потонул в реве океана. Это уже был не сон.
Я сжался в комок и стиснул зубы. Полина колотила меня пятками, потом какой-то тонкой палкой. Так продолжалось несколько минут. Внезапно рев океана стих, и я больше не чувствовал никакой боли.
…Теперь я лежал на узкой жесткой кровати. Во рту было сухо и горько. Я чувствовал себя свиньей. Грязной, вонючей, безвольной и так далее.
Я смотрел на экран монитора. Я видел, как наш самолет оторвался от взлетной полосы, обрывающейся над водой. Безмятежно бирюзовая гладь океана на экране казалась еще ярче, чем в реальности. Наш «Боинг» стремительно набирал высоту.
Полина сидела через проход от меня. На ней были темные очки и тот самый парик, который я обнаружил в туалетном столике ее комнаты в «Лесной розе». Губы она накрасила вызывающе красно и очень жирно. На нее пялились все без исключения мужчины.
Я задремал под беседу моих соседей — пожилой пары из Дублина, которые после отдыха в тропиках ехали во Франкфурт-на-Майне навестить друзей. Обоих буквально распирало от восторга и впечатлений.
Когда я проснулся, кресло Полины оказалось пустым. Наш самолет приближался к Евразийскому материку, о чем самым подробным образом сообщал экран над моей головой. Я вытянул затекшие ноги и решил размяться. Вокруг было сонное царство: тот же экран сообщал, что время — два пятнадцать ночи по Гринвичу.
В салоне для курящих было несколько оживленней, хотя и здесь царил полумрак. Я услышал знакомый журчащий смех. Посмотрел туда, откуда он доносился. Полина сидела в последнем ряду слева, положив ноги на колени какого-то парня.
— Привет, папочка, — сказала она и помахала мне рукой. — Присаживайся к нам.
Парень уже протягивал мне пачку «Честерфилда». Я взял сигарету и сел в свободное кресло рядом с ними. Полина щелкнула у меня под носом зажигалкой.
— Это мой папочка, — сказала она, обращаясь к парню. — Папуля, а это Алвес. Представляешь, он отдыхал в «Сан-Суси». Помнишь, мы как-то ходили туда на дискотеку. Он говорит, что узнал меня, хоть я и изменила прическу.
Она расхохоталась, запрокинув голову.
— Добрый вечер, — сказал парень на ломаном английском. — У вас очень красивая дочка. Вы не будете возражать, если я немного поухаживаю за ней?
— Ни в коем случае, — заверил я этого Алвеса. — Только имейте в виду: Полли очень непостоянная особа.
Они дружно рассмеялись, и Полина еще удобней устроила свои обтянутые узкими джинсами ноги на коленях у Алвеса.
— Папочка, Алвес собирается пригласить меня к себе в гости. Он живет в Пальма-де-Мальорка. Ты, надеюсь, не будешь против?
— Мы посоветуемся с дедушкой Максом. Я постараюсь убедить его отпустить тебя в гости к Алвесу.
Я видел, что Полина крепко стиснула кулаки.
— Вы говорите по-испански? — неожиданно поинтересовался у меня Алвес.
— Да. Но моя дочка не говорит.
— Это к лучшему. — Он покосился на притихшую вдруг Полину. — Понимаю, это не мое дело, но… Словом, у нас в Испании несколько иные нравы, чем у вас в Англии. Понимаете, у нас католическая страна. Мне неловко сказать ей, но со мной летят друзья, и они могут рассказать моим родителям, что девушка положила мне на колени ноги.
— Что он сказал? Переведи, — потребовала Полина.
— Он просил у меня разрешения посадить тебя к себе на колени.
— Мог бы сказать это по-английски. Ты разрешишь, папочка?
Я пожал плечами и направился в туалет. Когда я вышел оттуда, кресла в заднем ряду были пустые.
Я не знаю, где сидела Полина остаток пути, — в самолете было много свободных мест. Мы встретились уже во Франкфурте, возле трапа.
— Ненавижу, — прошептала она, глядя куда-то мимо меня. — Старый безработный клоун.
— Ошибаешься. Мне дали работу переводчика в цирке.
Она скривилась от злости и бросилась к автобусу. Те два часа, что были между нашими самолетами, Полина ходила по магазинам, обрастая полиэтиленовыми сумками. Я сидел в баре и пил джин с тоником. Пока наконец не понял, что готов к этому звонку.
— Кто там еще? — услышал я раздраженный голос Льва.
— Какой-то господин Сори,[2] — пролепетала секретарша. — Из Франкфурта-на-Майне. Говорит по-русски.
— Да, — ухнуло в моем ухе.
Пришлось призвать на помощь всю мою храбрость, чтобы произнести простое «здравствуй». На мою спину обрушился настоящий водопад пота.
