Ровена Коулман - Мужчина, которого она забыла
– Ого! И правда, очень грустно. – Я его понимаю. Райан сбился с пути, совсем как я, в буквальном и переносном смысле. Я с улыбкой беру его за руку.
– Рад, что мои страдания вас развлекли, – говорит он с улыбкой, искоса глядя на меня.
– Я не над вами смеюсь, а над нами обоими. Посмотрите на нас: две неприкаянные души бродят по улицам Гилфорда. Для таких прогулок нужен лес или вересковый луг. Пейзаж с какой-нибудь подходящей метафорой. Фонари и автобусные остановки не подходят. – Я ужасно довольна собой: полагаю, я и раньше была забавной и остроумной. Дома меня совсем списали со счетов. Интересно, как они там? Ищут меня? Мама наверняка обнаружила, что я сбежала в ее сапогах. Ну да, сбежала. Вот только не помню зачем, потому и держу Райана за руку – с ним как-то легче.
– Леса нет, придется обойтись пригородом, – говорит Райан, ведя меня вверх по холму, где с обеих сторон вплотную друг к другу стоят одинаковые домики. Когда-то они были моим раем, утопией, а теперь кажется, их построил какой-то жестокий шутник, чтобы меня запутать: лабиринт из сплошных тупиков, без выхода. Я знаю, что живу в одном из этих домов, но понятия не имею, в котором. Что-то там было со шторами… Нет, не помню, да и не хочу туда возвращаться. Зачем – чтобы меня снова заперли?
– Ну а вы? – спрашивает Райан, когда мы сворачиваем с одной улицы на другую, точно такую же. – Расскажите свою историю.
– Я нездорова, – с сожалением признаюсь я. – Не хочу об этом говорить, потому что тогда вы по-другому станете ко мне относиться. Во всем мире есть только два человека, которые, несмотря на болезнь, обращаются со мной как раньше. Это вы и моя младшая дочь, Эстер. Ей всего три с половиной. Мы с ее отцом женаты чуть больше года. Он очень хороший, достойный человек и заслуживает гораздо большего.
Райан секунду-другую молчит.
– Допустим, – произносит он наконец, – мне так нравится гулять с замужней женщиной, которая выходит на улицу в пижаме, что я буду относиться к вам по-прежнему, даже если вы расскажете, чем больны.
Вся правда его отпугнет, поэтому я говорю только половину.
– Скажем так: у меня осталось не очень много времени.
Райан сбивается с шага, и мне становится его жалко. Вечно я забываю, как люди боятся серьезных болезней. В такие моменты смерть хлопает их по плечу, напоминая, что однажды придет и за ними.
– Это нечестно, – тихо говорит Райан.
Могу только согласиться.
– Да. Хуже всего, когда тебе известно, что ты теряешь. Это очень больно, больнее, чем я могу выразить. Правда, я и не пыталась никому объяснить, только вам… Простите, не знаю, почему я решила исповедаться. Нет, все в порядке, не нужно слов. Отсюда я уже найду дорогу.
Я озираюсь по сторонам. Мне страшно остаться одной, но, если Райан хоть слегка разожмет пальцы, я должна буду его отпустить.
– Вы любите мужа? – спрашивает он. Я опускаю глаза и вижу, что он держит меня все так же крепко. Мое обручальное кольцо блестит на утреннем солнце.
– Иногда я вспоминаю, на что была похожа моя любовь. И знаю, что мне очень повезло испытать такое, пусть и ненадолго.
Мы идем дальше. «Что я делаю? – спрашиваю я себя, кусая губы. – И зачем? Зачем вываливаю на незнакомца (у которого, может, еще больше проблем с головой, чем у меня) то, что не могу рассказать своей семье? А он – почему не шарахается от меня, не пытается удрать, а шагает рядом, держа за руку?» Да, мы по-прежнему держимся за руки, и меня это ничуть не смущает. Скорее… утешает.
– Любовь – странная штука, – произносит Райан. – Иногда я жалею, что у меня язык плохо подвешен, иначе я бы больше о ней говорил. Как-то неправильно, когда о любви рассуждают одни поэты. Она касается каждого. Ничто так не меняет человека.
– Можете поговорить о любви со мной. Не важно, какими словами.
– По-моему, это больше, чем просто слова и чувства. Знаете, я бы очень хотел с вами подружиться – если, конечно, вам нужен друг. Пусть даже это не навсегда. Вы не против?
– Почему? – спрашиваю я. – Откуда такое желание?
– Наши пути вовремя пересеклись, правда? – Он останавливается и смотрит на меня. – Я думаю, что любовь не внутри, а снаружи; что любовь больше, чем ухаживания и секс. Мне кажется, когда нас не станет, нас переживет только любовь.
– Это мне что-то напоминает, – говорю я. – Только не пойму что.
Я гляжу по сторонам, пытаясь разогнать туман в голове, и замечаю дом с красными шторами. Мой дом. Удивительно, мы остановились у моего дома.
– Я живу здесь, – говорю я. – Вы привели меня домой.
– Скорее всего, вы просто знали дорогу и сами вели нас сюда, пока не слишком о ней думали. – У Райана грустный вид: наверное, жалеет, что прогулка окончена. – А может, я ваш ангел-хранитель?
– Надеюсь, что нет. Они всегда портят веселье.
Краем глаза я замечаю движение – мама опустила штору и идет к двери. Я не хочу объяснять, кто такой Райан – ни ей, ни тем более Грэгу, поэтому заставляю его отступить на два шага и прячу за высоченной соседской изгородью.
– Боюсь, мне сейчас влетит от мамы, – шепчу я с виноватой улыбкой.
– Ох, может быть, я…
– Нет, все хорошо. Спасибо за прогулку и за то, что проводили до дома. Мне пора.
Райан хватает меня за руку:
– У вас остался мой номер?
– Да, – отвечаю я, хотя, по правде сказать, не знаю.
– Если вам нужен друг, которому все равно, во что вы одеты, то обращайтесь.
– Вы тоже. Обращайтесь, когда очень уж сильно затоскуете по жене.
– Не забывайте меня.
– Не забуду, – говорю я и откуда-то знаю, что это правда.
* * *Я переступаю порог, упрямо вздернув голову: пусть ругает! И тут же слышу:
– Прости.
Я медленно поворачиваюсь и смотрю на нее.
– Как ты сказала?
– Я в последнее время совсем не стараюсь тебя понять, – говорит мама, заламывая руки. – Я хочу только одного – следить, чтобы у тебя все было хорошо. И кажется, иногда слишком увлекаюсь. Забываю, насколько все это тебя расстраивает. Я чуть с ума не сошла от беспокойства, и Грэг везде тебя ищет. Надо ему позвонить.
Грэг не отвечает, и мама оставляет ему сообщение. По ее дрожащему голосу я понимаю, что она до смерти перепугалась. А ведь я всего лишь вышла из дома. Вот это теперь и есть моя жизнь.
– И ты меня прости, – говорю я. – Я не специально тебя расстраиваю, когда… делаю всякие вещи. Просто искренне думаю, что это нормально. Все слишком быстро меняется, я не поспеваю.
Мама кивает и, выпустив из рук подол своего джемпера, за который уцепилась не на жизнь, а на смерть, заключает меня в неловкие объятья. Сначала мне непривычно, потом я вспоминаю детство и позволяю себя обнять. Мы стоим, прижавшись друг к другу. Как хорошо, что я дома! Наконец мама отпускает меня и тихо говорит:
