Джоди Малпас - Одна отвергнутая ночь
Рискую взглянуть на него, вижу лоб в испарине и непослушную прядку, спадающую на лоб и вздрагивающую от резких движений головы.
— Нормально, — шепчу я.
Он делает глубокий, успокаивающий вдох и смотрит в зеркало заднего вида.
— Почему твой телефон выключен?
— Разбился.
Он смотрит на меня, потом снова в зеркало и делает еще один резкий рывок влево.
— Как?
— Я бросила его в стену, когда ты мне написал, — не колеблясь, рассказываю ему. — Потому что была на тебя очень зла.
Он поворачивается ко мне и всматривается в мое непроницаемое лицо, кажется, целую вечность. А потом его рука отпускает переключатель скорости и не спеша приближается к моим коленям до тех пор, пока осторожно и нежно не опускается на мою обнаженную кожу. Перевожу взгляд на его руку, вырисовывающую маленькие круги на моей коленке, после чего отодвигаю ногу и снова смотрю на дорогу, его рука падает на кожаное сиденье рядом с моим бедром. Он тихо матерится, и боковым зрением я вижу, что он в который раз смотрит в зеркало заднего вида. Рукой я хватаюсь за дверцу, когда он, продолжая тихо материться, делает еще один резкий рывок и сворачивает в темный переулок, я инстинктивно оборачиваюсь, глядя назад, Он думает, нас кто-то преследует?
Только я собираюсь задать вопрос, как машина с визгом тормозит, Миллер выходит, быстро огибает машину и открывает мне дверцу. Предлагает свою руку:
— Возьми, — командует он, и я нерешительно протягиваю ладонь, чувствуя настойчивость в его голосе. Он сжимает мою руку и вытягивает из машины, после чего его рука перемещается к задней части моей шеи.
— Что ты делаешь? — спрашиваю, быстро перебирая ногами и стараясь успеть за его решительным шагом. — Миллер?
— Я слишком много выпил, чтобы вести машину, — он игнорирует мой вопрос, просто направляется к метро через всю улицу, взгляд постоянно мечется по сторонам. — Сейчас не время все усложнять, Оливия.
— Почему? — теперь уже и я нервно озираюсь вокруг.
— Доверься мне.
Он дерганый, и меня это пугает:
— Что ты сделал, чтобы я верила?
— Все, — он тут же отвечает, заставляя меня нахмуриться, глядя на него, и при этом продолжая поспевать за его быстрым шагом.
Мы заходим на станцию метро, и он мгновенно меня отпускает, легким движением перепрыгивает входной турникет, не готовый тратить время на билетный автомат. Он оборачивается и хватает меня, переносит за собой, не заботясь об охране или зеваках. Снова берет меня за шею, и мы спускаемся в паутину Лондонского метро, быстро и лихорадочно пробегая по эскалатору.
— Миллер, пожалуйста, — прошу я, ноги меня убивают, в голове гудит.
Он останавливается, оборачивается и берет меня на руки:
— Прости, что заставил тебя идти пешком.
Смотрю на него, его близость и неожиданный искусственный свет позволяют мне разглядеть его лицо. На щеке синяк и губа разбита. И все же он по-прежнему потрясающий. И моя реакция на его красоту и прикосновения все так же очевидна. Я загипнотизирована, сердце неистово бьется, в голове гудит, и это никак не связано с моей раной. Мне не нравится так реагировать на него. Это опасно.
Платформа пуста, и хотя мы больше не двигаемся, он не ставит меня на ноги, предпочитая крепко прижимать к себе.
Свист разрывает тишину, сообщая о прибытии поезда; как только открываются двери, Миллер заносит меня в вагон и спиной прислоняется к вертикальной подушке в самом конце. Наконец, ставит меня на ноги, расставляет свои и притягивает меня к себе так, что наши грудные клетки соприкасаются, отчего внутри взрывается фейерверк. Его дыхание неестественно напряженное, когда он касается моего затылка и притягивает ближе к себе, как будто пытаясь слить нас воедино. Сила его рук останавливает меня от попытки сбежать. Хочу ли я бежать? Чувствую, как меня окутывает знакомая легкость, это отвратительно, учитывая странное поведение Миллера, да и мое подсознание усиленно напоминает мне… обо всем. И в то же время, Миллер изо всех сил старается заставить меня забыть, его тактика — прижаться посильнее и окутать заботой. Боготворить меня.
— Позволь мне еще раз почувствовать твой вкус. Я умоляю, — шепчет он мне в шею, прокладывая к скуле дорожку из поцелуев. Знакомое ощущение неспешных движений его губ заставляет меня закрыть глаза и молить о силе. — Забудь об окружающем мире, останься со мной навсегда.
— Не могу забыть, — шепчу тихо, лицом инстинктивно ласкаюсь о его губы.
— Я могу заставить тебя, — он приближается к моим губам и ласково их касается, утопая во мне глазами. — Ты согласилась никому больше не позволять обладать тобой. — Нет ни тени высокомерия в голосе, он едва заметно отстраняется, позволяя мне разглядеть непослушную прядь волос и другие слишком милые черты.
— Я не знала, кому даю свое согласие.
— Ты дала согласие мужчине, без которого не можешь полноценно жить, — голос тихий и хриплый, взгляд постоянно останавливается на моих губах. Едва ли есть повод отрицать сказанное, когда его слова — это отражение моих собственных, сказанных вслух и лично ему. Наш разрыв этому только доказательство. — Мы созданы друг для друга. Идеально друг другу подходим. Ты должна это чувствовать, Оливия, — он не дает мне времени согласиться, или, может, не согласиться. Наклоняется ко мне медленно, осторожно, не отпуская мой взгляд до тех пор, пока наши губы не соприкасаются, и довольно мурлычет. Поднимаю руки и цепляюсь за него, вжимаюсь в него, безмятежно закрыв глаза. Мы целуемся целую вечность, медленно, нежно, любяще. Чувствую, как разбитые частички нас сходятся и сливаются воедино, ощущение того, что все на своих местах, окружает нас, отвергая всю неправильность наших обреченных отношений. Мне позволено его целовать. Мне разрешено к нему прикасаться.
Поезд замедляется, и мы останавливаемся, двери открываются, но взглянув украдкой, не разрывая наш всепоглощающий поцелуй, я вижу, что никто не выходит, и на платформе никого нет Мне позволено его целовать. Эта мысль и звук закрывающихся дверей вырывают меня из непонятного мира Миллера Харта и толкают обратно в пространство, где все… невозможно. Он был в Мадриде. Был с клиентами, будучи со мной.
Я выскальзываю из его рук и через крошечное пространство между почти закрывшимися дверьми оказываюсь на платформе, прежде чем даже могу осознать свои резкие движения. Обернувшись назад, вижу, как поезд отходит, и Миллер начинает яростно колотить по дверям. У него шок и паника, он кричит, а я стою, не шевелясь, и смотрю, как он исчезает в туннеле метро. Последнее, что я вижу размытым от слез взглядом, это то, как он с животным рыком запрокидывает голову, а потом ударяет кулаком по стеклу.
