Гнев изгнанника (ЛП) - Джей Монти

Рейн и Андромеда, безусловно, балансируют на грани подростковой анархии, но они знают, когда нужно остановиться. Они знают свои пределы.

А я? Я предпочитаю скатываться вниз по спирали. Падать, пока не достигну дна, а потом копнуть еще глубже.

Знакомый рык двигателя раздается в воздухе, прорезая туман в моей голове и притягивая мое внимание к блеклой оранжевой стартовой линии. Я выпрямляю спину и виню в этом исключительно мотоцикл, а не человека, сидящего на нем.

Металлически-серый Kawasaki Джуда проскакивает через отверстие в заборе из сетки, двигатель ревет, когда он мчится по потрескавшемуся асфальту.

Боже, как я люблю этот мотоцикл. Жаль, что он принадлежит отродью Сатаны.

Углеродный корпус, кричащий о скорости. Двигатель с турбонаддувом мощностью более трехсот лошадиных сил. Каждая деталь – это точность и чистая мощность. Как, блять, Истон Синклер смог позволить себе такое и свой загнанный до смерти Skyline, я никогда не пойму.

Несмотря на то, что его лицо скрывает матово-черный шлем, я знаю, что это он.

Поношенная футболка с рисунком «Pantera», руки, покрытые полотном татуировок, и реакция толпы. Инстинктивная реакция всех, кто сидит на ржавых трибунах вокруг нас.

Люди шевелятся, возбуждение витает в воздухе, как электричество. Изменения ощутимы. Они знают, что сегодня вечером увидят кровь.

Джуд «грешник» Синклер – любимец Кладбища.

Он жесток на трассе, безжалостен. Если его противник уходит весь в крови, ему неважно, выиграл он или нет.

Грешник – идеальное имя для него.

Самый первый. Падение.

Существование Джуда – это то, что привело к потере невинности и появлению всего несчастного в этом мире.

Мои руки дрожат, когда он катится по грязной площадке, все ближе и ближе, пока не останавливается всего в нескольких метрах от меня.

Это единственное место, где мы чаще всего сталкиваемся друг с другом. Каждый раз, когда мы оказываемся на Кладбище одновременно, мы избегаем друг друга, как чумы. Для нас почти естественно всегда оставаться на противоположных концах трассы.

Сегодня все должно было быть также.

Но не будет, и я понимаю это в тот момент, когда Джуд снимает шлем, встряхивает растрепанными волосами и поворачивается, чтобы поймать мой взгляд.

Все в порядке. Все нормально. Просто притворись равнодушной. Притворись, что он не трахал тебя до потери сознания. Все будет хорошо.

Джуд медленно и вызывающе ухмыляется и протяжно произносит:

— Да это же моя любимая язычница.

Кайф от косяка прошел, трезвость обрушилась на меня, как чертов грузовик. Кровь в венах застыла, кожа покрылась мурашками.

Каждый стук его ботинок по грязи раздражал мои нервы.

Ненавижу, когда люди портят мой кайф. Это пустая трата хорошей травки.

— Ой, грешник. Ты выполз из той ямы, которую называешь домом, чтобы одарить меня своим очаровательным присутствием? — я наклоняю голову, скрещиваю руки и насмешливо хлопаю ресницами, голос сладкий, как яд. — Мило, но я не люблю низкопробных наркоторговцев с проблемами с отцом. Может, в следующий раз сходишь на терапию, вместо того чтобы меня преследовать.

— Уверена, Ван Дорен?

Белые зубы сверкнули, его ухмылка превратилась в широкую улыбку. Свет отразился на серебряном пирсинге в его брови, когда он приподнял ее, а в его глазах читался секрет, от которого у меня скрутило живот.

Такой секрет, который напоминает злую, ядовитую змею.

— Почему бы тебе не пойти поиграть в тихую и милую игру, где ты прячешься и спокойно умираешь, Синклер?

Смех Джуда разносится по воздуху, как дразнящий дым, пока его пальцы копаются в переднем кармане. Я невольно закатываю глаза, когда он размахивает игральной картой в воздухе, как трофеем.

Туз крести.

Из всех раз, когда мы оба были здесь, чтобы участвовать в гонке, именно сейчас Боги Кладбища решили натравить нас друг на друга? Вы, блять, издеваетесь надо мной.

Какую бы забавную игру ни играет со мной вселенная в этот момент, я хочу, чтобы она закончилась. Я машу белым флагом, прошу пощады, отлично, она победила, пожалуйста, избавьте меня от этих мучений.

— Извини, милая. Не могу. Ты должна мне гонку.

Я чувствую, будто меня разорвали.

Большая часть меня хочет, чтобы Джуд Синклер был как можно дальше от меня. Если бы у меня была возможность, я бы отправила его на другую планету.

Но эта крошечная, дьявольская частичка меня, которая втягивает меня в неприятности, взволнована. Я бы с удовольствием посмотрела, как он сегодня вечером проглотит асфальт. Подарит мне еще одну победу и, хромая, уедет от сюда с такими сильными ссадинами, что они останутся на всю жизнь.

Он будет жить с постоянным напоминанием о том, что происходит, когда кто-то приближается ко мне слишком близко.

Я надуваю губы и скрещиваю руки на груди.

— Какая жалость. Я надеялась на настоящий вызов сегодня вечером.

— Здесь только один из нас непобедим, заучка.

Я вздрагиваю от этого прозвища. Ни для кого в Спрингс или Фоллс не секрет, что я умна. Меня не обижает, когда меня называют заучкой. Но когда это говорит он?

Я лучше сдохну.

— Это потому, что ты никогда не соревновался со мной, — упрекаю его я, немного наклонив голову. — Твоя удача скоро закончится, одиночка.

Ветер усиливается, развевая его грязно-русые волосы, и он делает еще несколько шагов, пока расстояние между нами не сокращается. Я сжимаю зубами кожу на внутренней стороне щеки, когда его бедро касается моего левого колена.

Джуд смотрит на меня свысока, наблюдая, как я ерзаю на сиденье, прижимая колено к мотоциклу.

— Готова поспорить?

— Ой, папочка тебя бросил и оставил без гроша? Уверена, найдется несколько миссис Робинсон, которые захотят тебя приютить. Старые развратные шлюхи из Спрингс обожают благотворительность.

Истон – единственное слабое место в его холодной личности. Если придется разыгрывать карту мертвого отца, чтобы он, блять, отстал от меня, я это сделаю. В единственный раз, когда я смогла приблизиться к нему, я же все и испортила.

Это ошибка, которую я больше никогда не повторю.

— Осторожно, Фи, — предупреждает он, наклонившись так, чтобы только я могла его слышать. — Если не хочешь, чтобы твой папочка узнал, что тебе понравилось трахаться с врагом.

У меня пересохло во рту, и в горле появился острый металлический привкус.

Мне не нужно было напоминать о власти, которую Джуд имеет надо мной. О том, как одним движением языка он может разрушить всю мою жизнь, и даже глазом не моргнет.

Меня пугают возможные последствия, если о нашей глупой ошибке когда-нибудь станет известно. Потерять мою семью, потому что они узнают, что я их предала? Это мой самый большой страх.

И он воспользуется этим страхом, чтобы играть со мной, как садистский кукловод.

Я сжимаю челюсти и поднимаю подбородок.

— Этого никогда не было.

Его глаза блестят от удовольствия, на губах играет хитрая улыбка. Он наклоняется ко мне, слишком близко, его теплое дыхание скользит по моей коже.

— Отрицание помогает тебе спать по ночам? — шепчет он, и в его голосе слышна такая уверенность, что у меня скручивает живот.

— Как чертов младенец, — шиплю я, стиснув зубы и стараясь говорить тише. — Это была ошибка. Ты был чертовски большой ошибкой. Забудь об этом, грешник.

Вокруг полно ушей, на Кладбище слишком много людей, которые убили бы, чтобы подслушать этот разговор.

Прожекторы освещают его серебряную штангу, когда он проводит языком по верхним зубам, наклоняя голову вбок и лениво бормоча:

— Как думаешь, сколько времени пройдет, прежде чем ты сдашься и позволишь мне выебать эту милую маленькую ложь из твоего ротика, милая?

Я удерживаю его взгляд, контролируя выражение лица, даже не моргая.

— Лоботомия звучит приятнее, чем еще раз прикоснуться к твоему члену.

— Еще раз? — он приподнимает бровь, и на его губах расплывается волчья улыбка. — Я думал, ты сказала, что никогда…