Искушение для грешника (СИ) - Кей Саша

И меня уже не беспокоит, что ладони Раевского под футболкой поддерживают тяжелую грудь, а подушечки пальцев гладят напрягшиеся соски. Все возбуждение, испытанное мной в ванной, возвращается с утроенной силой. Я таю от каждого прикосновения.

Освободившимися руками, потому что все выпадает из ослабевших пальцев, я скольжу по широкой гладкой груди и обхватываю Олега за шею. Чтобы ощущать его полнее, чтобы быть еще ближе, чтобы самой найти в нем опору. В эту бездну всегда падают двое, и я хватаюсь за него крепче, чтобы оставаться рядом с ним в этом водовороте.

Раевский подхватывает меня под попу и усаживает прямо на стол. Жалобно звякают сдвинутые тарелки, но нам нет до них дела. Впиваясь пальцами мне в ягодицы, Олег притискивает бедра все ближе к себе, и там, где наши сути прижимаются друг к другу, становится горячо. Не разрывая поцелуя, Олег пробегает пальцами по позвонкам и кладет руку мне на затылок. Задравшаяся футболка спереди позволяет нам прижиматься кожа к коже. Я неосознанно трусь об Олега грудь, вызывая в нем ответную реакцию: Раевский вжимается стояком мне в пах.

Томление, овладевшее мной, такое вязкое, что даже звук телефонного звонка прорывается в мое сознание прорывается с трудом.

– Тебе звонят, – сиплю я, отрываясь от губ Олега.

– Плевать, – отвечает Раевский, впиваясь поцелуями в беззащитную шею.

– Возьми трубку, а то так и будут звонить, – бормочу я, хотя на самом деле мне совершенно нет дела до жаждущего общения абонента.

Олег нащупывает на столе свой мобильник, вслепую нажимает на прием вызова и рявкает в трубку:

– У вас одна минута.

Выслушав короткую реплику от мужского голоса, он взрывается:

– Ты охренел! Чего ржешь? Ты в прошлой жизни конем был? Макс, еще раз наберешь меня сегодня, будешь опять с разбитой рожей ходить!

Раевский отключается и сердито бросает телефон на стол.

– Мститель хренов!

Но как только его взгляд падает на хихикающую меня, вся его злобность трансформируется в совсем другой огонь. Упс! Кажется, сейчас я буду отрабатывать наказание вместо Лютаева.

Я соскальзываю со стола и предпринимаю попытку к бегству. Да только где там?

В мгновение ока, Раевский перехватывает меня и, заключая в тесные объятья, прижимает меня спиной к себе.

– Эля, не буди во мне зверя! – он снова трется о мою попку вставшим членом. Плотная ткань его джинсов не способна скрыть степень его возбуждения.

Лишая меня воли и всякого желания вырваться из захвата, Олег целует меня за ухом. Прижимается горячими губами к венке на шее и слегка покусывает. Колени мои слабеют, а руки наоборот сильнее цепляются за предплечье Раевского, который, со спину задрав свободную футболку на мне и стащив ее с меня через голову, целует мои плечи.

– Так бы и сожрал, – бормочет Олег.

Отбросив бесполезную сейчас майку, одной рукой он сминает грудь, а другой бесцеремонно стремится к тайному треугольнику.

– Умру, если не узнаю, насколько ты рыжая, – горячо дышит он мне в ухо.

Пальцы Раевского смело расстегивают пуговку на джинсах и проникают сразу под ткань трусиков. Его ладонь ложится на коротко стриженные кудряшки и сжимает мое девичество, вырывая у меня тихий вздох.

Средний палец поглаживает расщелинку плотно сомкнутых губ, через которые, тем не менее, сочится смазка. Основание ладони чуть давит на лобок, а палец легкими усилиями прокладывает себе дорогу к моей пещерке.

– Горячая девочка.

У меня там и правда сейчас горячо.

Добравшись до девственного входа, Олег лишь слегка его погладил и направил палец обратно, раскрывая половые губы и находя скользкий от моих выделений клитор.

Господи, за то, что начинает вытворять со мной Раевский надо или казнить, или награждать орденом.

Терзая мои шею поцелуями и укусами, посасывая мочку уха, Олег ласкает меня между ног так, что я почти теряю разум. То, что он позволил себе тогда, в веревочном лабиринте, – просто верх скромности, по сравнению с тем, что он делает сейчас.

Надавив на горошинку, Раевский начинает пальцем водить по кругу, потом спускать его снова к дырочке, погружать в нее одну фалангу, слушая бесстыднейшее хлюпанье, и возвращаться назад, слегка сжимая клитор между двумя пальцами.

Олег упивается моими стонами и движениями бедер, тем, как я вжимаюсь в него попкой и одобрительно вздыхаю, когда он сильнее сжимает полную грудь. Когда Раевский переходит на поглаживание входа в мою киску двумя пальцами, я уже почти достигаю точки невозврата.

Я вся сосредоточена там, где руки и губы Олега. Почти ничего не вижу и не слышу, поэтому рык Раевского становится для меня неожиданностью.

– Я ему башку оторву!

С трудом соображаю, что это реакция Олега на очередной телефонный звонок.

– Это мой, – лепечу я пересохшими губами.

Выпутываюсь из рук Раевского, но он поворачивает меня лицом к себе, и я вижу, что он тоже на грани.

– Плюнь, – требует он, беря мое лицо в ладони.

Но мне редко звонят среди дня. Это может быть важно.

Я тянусь к мобильнику и, взглянув на определитель, быстро отвечаю:

– Да, дядя Гера. Что-то случилось?

Глава 26. Коварство мужчин

– Подкидыш, аисты, которые тебя принесли, в очередной раз подтверждают свою несостоятельность как взрослых людей. Они в прошлом месяце отправили нам очередную посылку, в которую запаковали какие-то документы, которым им нужны прямо сейчас, а то им не дадут разрешение на вывоз очередных черепков.

– И в какой из коробок искать? – охреневаю я, припомнив, сколько их стоит по всей квартире.

– Твои аисты – твоя головная боль, – отбояривается дядя Гера, и я понимаю, что мне капец. – А ты бери трубки, они до тебя не смогли дозвониться, поэтому меня целый час грузили крайне важной информацией о неоспоримой исторической и художественной ценности сих артефактов.

Смотрю на экран и действительно вижу сверху индикатор пропущенного вызова. Ничего себе на меня Раевский действует, если я первый звонок вообще не слышала, да и о втором узнала, считай, от Олега.

– Если б они тебе рубин Каира везли, небось ты б не так запел, – ворчу я.

– Естественно, – соглашается дядя Гера. – Но чего-то все никак не везут. Поэтому вскрывай эти ящики сама.

– И я тебя люблю, дядя Гера, – мрачно отвечаю я, сбрасывая звонок.

Как представлю, сколько пыли я сегодня нажрусь…

– Дядя Гера? Герман Александрович Бергман – твой дядя? – голос Раевского выводит меня из печальных раздумий.

Оборачиваюсь к нему и вижу насколько он напряжен.

– А Давид Александрович Бергман – мой отец. Это так, чтоб не оставалось никаких сомнений, – сощуриваю на него глаза. – А что? Это что-то меняет?

– Это меняет все, – отрезает Олег.

Он поднимает футболку и протягивает мне.

Вот умом понимаю, что так правильно. Я – чужая невеста, и на самом деле не хочу изменять Марку, Раевский же – это просто наваждение, но задевает меня этот жест сильно. Прям за живое задевает.

Значит, племянница дяди Геры его не влечет?

Глупость, конечно: то, что выпирает у Раевского в паху, демонстрирует степень его возбуждения, но Олег уже взял себя в руки. Выхватываю футболку у него из рук.

Можно подумать, он боится моего дядю, и будь Герман Бергман криминальным авторитетом, я бы Олега поняла. Однако, дело в пресловутых правилах мужской дружбы. Интересно, что бы он сделал, если бы дядя позвонил мне после секса? Так же бы протянул мне футболку и указал на дверь?

Рывком натягиваю майку, она даже трещит в моих руках. Злорадно отмечаю сожаление во взгляде Олега, которым он провожает скрывающуюся от его взгляда грудь.

Звонок в дверь не дает сказать мне какую-нибудь гадость. Раевский разворачивается и идет открывать, и я слышу по разговору, что это курьер их экспресс-химчистки. Что ж, это знак.

Погладив на прощанье рыжий комочек, я иду в прихожую, молча забираю из рук Раевского свою куртку, сдергиваю с нее целлофан и напяливаю ее поверх Олеговской футболки.