Единое правление (ЛП) - Кент Кайли
— Никто не проявляет неуважения к моей жене, — шиплю я ему в ухо. — Заканчивай, — говорю я Нео и слышу два выстрела, когда выхожу со склада. Я останавливаюсь перед входом. На улице выстроилась колонна черных внедорожников, и Эл, чертов, Донателло, стоит прямо передо мной.
— Думаю, он заслужил, чтобы ему вырвали глаза. — Он ухмыляется, его глаза сверкают чем-то, чего я не могу понять.
Я пожимаю плечами.
— Я делал гораздо худшее за гораздо меньшее. Что ты здесь делаешь? — Я бросаю взгляд на армию солдат, которая его сопровождает, и улыбаюсь. Старик, должно быть, боится меня или моей реакции на встречу с ним. К счастью для него, Изабелла, похоже, любит этого сукиного сына, а значит, ради нее я оставлю его в живых. Пока что.
— Нам нужно поговорить. Не здесь. Залезай. — Он указывает на ближайшую к нему машину.
Я смеюсь.
— Нет, этого не будет. Если хочешь поговорить, езжай за мной. Если сможешь не отстать. — Не оглядываясь, я прыгаю в свой Maserati, наслаждаясь урчанием двигателя, когда выезжаю со склада. Я возвращаюсь в поместье своих родителей. Автоматически. Мне не следовало привозить его сюда, но Холли здесь, а значит, и я хочу быть здесь. Я жду на ступеньках у входа, пока конвой Донателло подъезжает ко мне. — Ты можешь войти, но твои головорезы останутся ждать здесь.
Я наблюдаю, как он кивает одному из своих людей, и все они запрыгивают обратно в свои машины. Роза, одна из горничных, подходит ко мне, когда мы входим в холл.
— Добрый вечер, сэр, могу я вам что-нибудь предложить?
— Проводите мистера Донателло в кабинет, — бросаю я. — Я скоро подойду. Сначала мне нужно кое с кем повидаться. — Я бегом поднимаюсь по лестнице в сторону своей старой спальни. Мне кажется неуважительным по отношению к человеку, вырастившему меня, приглашать Донателло в свой дом. Я даже не представляю, знал ли мой отец правду.
Холли спит, завернувшись в одеяла. Я наклоняюсь и убираю волосы с ее лица, слегка целуя в лоб. Она шевелится, но не открывает глаза. Выйдя, я тихо закрываю дверь и возвращаюсь в кабинет.
— Так, что же было такого срочного, что ты не мог сказать об этом по телефону? — спрашиваю я, входя в кабинет и обнаруживая там не только Донателло, но и Нео с его стариком.
— Дядя Гейб, я не знал, что ты заглянешь. — С тех пор как я вернулся в город, от него не было никаких вестей. Он был консильери моего отца, а теперь стал моим. Не то чтобы я был уверен, что способен прислушиваться к советам.
— Да, твоя мать попросила меня зайти, — говорит он, настороженно глядя на Донателло.
— Неужели все, кроме меня, знали об этом? Отец знал? — спрашиваю я, не замечая, как вздрагивает Донателло.
— Да, знал. И все равно он любил тебя как родного, — ворчит дядя в ответ.
Ну, от этого мне ни хрена не легче.
— Ну, как видишь, я занятой человек. Скажи мне то, что тебе нужно сказать, а потом убирайся из моего дома.
— Это о Клевере. Он в городе, и ходят слухи, что он собирает армию и хочет истребить весь род Валентино.
— И это все? Если ты, бл*дь, не заметил, весь Нью-Йорк сейчас стремится сделать то же самое. Такая себе новость.
— Насколько я слышал, только две семьи продолжают преследовать тебя. Гарзо слишком заняты поисками своего босса. Знаешь что-нибудь об этом?
— Нет, — отвечаю я.
— Я так и думал. Хэл Гамбино тоже в розыске… Полагаю, ты и об этом ничего не знаешь?
— Хорошая догадка и доброго ему пути.
— Его сыновья жаждут крови. Они знают, что ты к этому причастен.
Я смеюсь. Сыновья Хэла — не более чем богатые плейбои.
— Пусть попробуют напасть.
— Хм, тебе никто не говорил, что ты слишком самоуверен для своего же блага? — спрашивает Донателло.
— Да. Мой отец. Все время, бл*дь. — Я ухмыляюсь.
— Точно. В общем, Клевер, он же Ноа Келли и Большой Гарри, прилетели из Италии неделю назад. Они здесь уже несколько дней, и ни звука. Они не дураки, Ти. Они планируют что-то серьезное. Ты точно не захочешь, чтобы твоя семья оказалась под прицелом этих уродов. Ты должен перейти в наступление. Ты должен отправить свою жену и мать в безопасное место.
— Моя жена всегда будет рядом со мной. О том, чтобы отправить ее куда-то, не может быть и речи. Что касается моей матери, то с ней все будет в порядке, где бы она ни была.
— Ты упрямый сукин сын, и это приведет тебя к гибели.
Я уже собираюсь сказать ему, чтобы он шел на хрен, когда детский голосок останавливает меня.
— Nonno, я так и знала, что слышу тебя. Что ты здесь делаешь? Ты знаешь, что дядя Ти и тетя Холли купили новый дом? И у них будет ребенок.
Я смотрю на Изабеллу, которая теперь стоит рядом со мной, сжимая мою руку в своей.
— Как ты об этом узнала? — спрашиваю я.
Она пожимает плечами.
— Я кое-что слышала. И теперь я стану кузиной. Разве это не здорово, nonno?
— Это прекрасно, Иззи. Bellissimo. Мои поздравления, — говорит Донателло, а дядя Гейб и Нео в шоке смотрят на меня. Я еще не успел сказать им. Или кому-то еще.
— Надеюсь, это будет девочка, кузина. Как ты думаешь, дядя Ти, это будет девочка? — спрашивает меня Иззи.
— Я не уверен, bella. Но кто бы это ни был, я уверен, что он будет рад познакомиться с тобой. Почему бы тебе не пойти и не найти свою маму? Уже поздно.
— Но я только что пришла. — Она надулась.
— Бел, пойдем со мной. Давай совершим набег на холодильник дяди Ти. Думаю, нам нужен торт, — говорит Нео, подхватывая ее на руки и перекидывая через плечо.
— Да, торт! Пока, nonno. Ti voglio bene, — визжит она, когда они выходят из комнаты.
— Кажется, она чувствует себя здесь как дома, — замечает Донателло.
— Так и есть. — Я пожимаю плечами.
— Анжелика сказала, что ты принял их без вопросов. Я рад. Они обе были в восторге от тебя.
— Мы здесь не для того, чтобы устраивать воссоединение большой семьи. Ты пришел предупредить меня. Ты это сделал. А теперь, если позволишь, мне тоже нужно кое-что сделать. — Я останавливаюсь у двери. — Дядя Гейб, скажи моей маме, что она должна вернуться домой. — Как бы я ни был зол на нее сейчас, я никогда не прощу себе, если с ней что-то случится. — Я сразу же возвращаюсь в спальню и быстро принимаю душ, после чего проскальзываю в постель к жене. Положив руку ей на живот, я возношу безмолвную молитву о том, чтобы мы пережили эту долбаную войну. Может, не я пролил первую кровь, но я, бл*дь, точно пролью последнюю. Я позабочусь о том, чтобы Холли и наш ребенок были в безопасности.
Я просыпаюсь в пустой постели. Снова. Я сразу же вскакиваю, собираясь броситься на поиски Холли, как вдруг слышу, что она в ванной. Я открываю дверь и вижу ее бледное лицо, склонившееся над унитазом. Сажусь рядом с ней и откидываю ее волосы с лица.
— Знаешь, это твоя вина. Это ты со мной сделал, — говорит она, прислонившись к моей груди.
— Да, прости. — Я снова мысленно даю себе пять. Я сделал Холли ребенка. — Что я могу сделать? Как я могу помочь?
— Ты не можешь. — Она снова склоняется над унитазом и опустошает то немногое, что осталось у нее в желудке.
— Я должен позвонить Доку. Это же нехорошо, верно? Что, если что-то не так? — Я начинаю паниковать.
— Ти, я знаю, что со мной не так. Это называется беременность. Со мной все будет хорошо. Я уверена, что это пройдет. Не мог бы ты принести мне воды и зубную щетку?
Я целую ее в лоб, не обращая внимания на запах рвоты, исходящий от нее. В моей жизни бывало и похуже. Я наливаю стакан воды и выдавливаю немного зубной пасты на ее зубную щетку.
— Вот, открой, — говорю я, поднося зубную щетку к ее рту.
Она корчит мне рожицу и выхватывает щетку у меня из рук.
— Ты не будешь чистить мне зубы. Я не инвалид.
— Нет, но ты моя. Если я захочу помочь тебе почистить зубы, я помогу.
— Не-а, этого не произойдет. — Она встает и опирается на стойку, пока чистит зубы. Я спускаю воду в унитазе и закрываю крышку, чтобы присесть и понаблюдать за ней.