Линн Хэммонн - Голубой блюз
Таким образом, вечер прошел благополучно. В десять часов мать уложила Китти спать и пожелала всем детям спокойной ночи. Гость объявил, что и ему пора. Долли не удивилась. Он и так почти весь день возился с ее детьми и неплохо при этом справлялся. Она и сама устала; он уходит — и это к лучшему. Неважно, что весь вечер она втайне надеялась, что, покончив с делами и уложив детей, сможет спокойно посидеть с ним рядом на террасе. И, может быть, он даже обнимет ее… Он решил по-другому — так пусть же скорее уходит! Почему он не спешит? Ждет от нее каких-то прощальных слов?
В небе светился тоненький серп нарождающегося месяца, в воздухе был разлит пьянящий аромат жимолости. С океана дул легкий ветерок, раскачивая старые, чуть поскрипывающие качели. Вздохнув, Долли опустилась на полосатое парусиновое сиденье.
— Дик, извини за испорченный день. Но мы так живем, и…
— Испорченный?
Дик уже собирался уходить, но не мог оставлять ее наедине с такими мыслями. Он присел рядом с Долли на качели и как когда-то — кажется, страшно давно — взял ее руки в свои.
— Ты не права. Ты глубоко ошибаешься. Я чудесно провел время! Я научился ловить крабов, а теперь еще и узнал, как их готовить. Веришь ли ты, но таких вкусных крабов я ел впервые в жизни!
Долли устало улыбнулась и взглянула на него недоверчиво.
— Дети болтали всякую чепуху, часто говорили невпопад… А тут еще Китти со своей коллекцией… Ты был очень терпелив к ней.
Дик широко улыбнулся.
— А ведь я давно интересуюсь раковинами и был очень тронут ее увлечением.
Долли прекрасно понимала, что его слова — всего лишь дань вежливости, и все-таки была благодарна ему.
Дик видел, как расстроена Долли, и решил посидеть с ней еще пару минут. Она часто говорила, что не испытывает одиночества. Но ее старый дом так отгорожен от всего мира: с одной стороны — лес, с другой — океан, с третьей — заболоченная пустошь. И только один дом рядом — дом, в котором живет он. Как угодно, но хотя бы несколько слов участия Долли заслужила.
Гость оттолкнулся ногой от пола, и они стали медленно качаться. Рядом на подоконнике стоял маленький старенький радиоприемник. Улыбнувшись как можно сердечнее, Дик произнес:
— Хватит на сегодня разговоров, давай послушаем музыку, — и принялся крутить ручку настройки, пытаясь поймать какую-нибудь станцию.
Внезапно Долли захотелось, чтобы он ушел как можно быстрее. Лунный свет, ароматный воздух теплой ночи, легкая музыка — вся эта романтическая атмосфера навевала несбыточные и опасные фантазии.
Парусина прогнулась, и они оказались прижатыми друг к другу, раскачиваясь в такт льющейся из приемника тихой мелодии. Она кожей ощущала его волнующую близость, вдыхала солоноватый запах его мускулистого теплого тела… Нет, ничто не может сравниться с магией вот такой весенней ночи! — подумала Долли. Как хорошо и спокойно просто сидеть рядом с ним. Интересно, что он сейчас чувствует? Украдкой взглянув на Дика, Долли попыталась угадать его настроение. Но выражение глаз скрыла ночь, открывая взгляду лишь затемненный профиль. Затаив дыхание, она смотрела на него, стараясь запечатлеть в памяти прядь волос, упавшую на лоб, прямой нос, крепкие скулы, крупный рот, умевший быть и требовательным и нежным… И опять ее сердце предательски забилось, гулко отдаваясь в висках.
Качели остановились. Долли почувствовала, что еще несколько секунд общения с этим мужчиной — и она просто не выдержит. Из приемника полилась нежная протяжная мелодия. Чарующий женский голос пел:
— Целуй меня, мой друг ночной…
— Потанцуем? — спросил Дик и решительно взял ее за руку.
Долли с такой готовностью поднялась с качелей, что сама смутилась. Дик обнял ее за талию и уверенно повел в вальсе. Она слегка откинулась назад, запрокинула голову посмотрела на него. В ее глазах была такая бесконечная нежность, что Дик едва не заплакал от счастья. Он ничем не заслужил такую женщину! Долли закрыла глаза и опустила голову ему на плечо.
— Помечтай обо мне, — пел голос.
Казалось, слова песни обращены непосредственно к ним, к ним одним… Почти незаметно в мелодии появились испанские мотивы. Музыка наполнилась страстью, зазвучал «Голубой блюз». Долли хорошо знала эту песенку и не раз напевала ее, не особенно вдумываясь в смысл. Но сейчас, когда эти слова тихонько шептал ей на ухо Дик, они вдруг наполнились содержанием, понятным только им одним. Дрожь пробежала по ее телу. Губы Дика приятно щекотали ухо… Долли просто не смогла не подставить ему губы, и он жадно стал целовать ее лицо, шею, рот. Обняв Долли обеими руками, он прижал ее к своему крепкому, горячему телу. А она приподнялась на цыпочки и обняла его за шею, прижимаясь к нему все теснее и теснее, пока сердца их не слились в одно трепещущее сердце.
Все мысли вдруг покинули ее. В мире остались лишь его сильные руки. Долли хотелось одного: чтобы они никогда не отпускали ее, чтобы эта ночь длилась вечно. Музыка кончилась, но они не заметили этого, продолжая раскачиваться, будто их уносили невидимые волны.
Первым очнулся Дик. Рассудок напомнил ему, что пора уходить, что в любой момент может проснуться кто-нибудь из детей, но сердце не отпускало. Разжав объятия, он перегнулся через перила и сорвал большой белый цветок.
— Моей даме с камелиями, — нежно произнес он, воткнув цветок в волосы Долли.
Она восхищенно вздохнула и провела рукой по волосам. Дик задержал ее руку в своей. Качели поскрипывали так соблазнительно, что гость, отбросив все свои разумные доводы, улегся, вытянув ноги вдоль длинного сиденья, а голову положил на спинку. Усадив Долли рядом, он обнял ее одной рукой за талию, а другой, приподняв шелковистые пряди волос, стал ласкать ложбинку на затылке. На дне его глаз плясали огоньки, заставлявшие вздрагивать от возбуждения. Ей стало трудно дышать. Долли попробовала отстраниться, но он еще крепче прижал ее к себе. И тогда, забыв обо всем на свете, она прилегла рядом с ним.
От прикосновения ее упругой груди, плеч, всего гибкого тела страсть в нем разгорелась с новой силой. Он стал целовать ее лицо. Губы их встретились, и Дик, как опытный искуситель, провел языком по ее губам, напоминавшим распустившийся бутон, словно собирая нектар.
Руки его легли женщине на бедра и заскользили вверх, повторяя плавные изгибы тела, обогнули грудь, коснулись сосков. Чуткие пальцы ласкали ее грудь, то поглаживая, то чуть оттягивая набухшие соски. Изнемогая от страсти, Долли откинулась, чтобы на миг перевести дух.
Хриплым, срывающимся голосом Дик произнес:
— Знаешь, длинными одинокими ночами на далеком, Богом забытом острове я мечтал о такой женщине, как ты.
