Франсин Мандевилл - Полночь в Париже
Она кивнула:
— О'кей.
— Сядь, а то я нервничаю.
— Я не из тех, кто бегает по комнате как затравленный зверь.
— Послушай, я не силен в таких вещах. Прошло чертовски много времени с тех пор, как я был связан с женщиной. Чертовски давно я не был с женщиной. Вот мы с тобой одни, и я хочу тебе сказать… хочу тебя спросить… — Он засунул руки в карманы джинсов и зашагал по комнате. — Что ты прекрасно выглядишь, ты замечательно пахнешь, и я знаю, что, если к тебе прикоснуться, ты окажешься мягкой и сладкой, как в самых жарких моих мечтах… и я могу думать только о том, как… черт, я чувствую себя, как тот самый затравленный зверь.
Ее зрачки расширились, и она отступила на шаг — не от страха, а от силы его порыва. Его глаза были полны страсти и совершенно откровенного желания.
— Не бойся меня. Никогда.
Вздернув подбородок, она прямо встретила его взгляд.
— Я не боюсь тебя. Я… удивлена.
— Чему же ты удивляешься? — Он пристально смотрел на нее. — Как ты думаешь, что происходило в лимузине? Черт, да с первой минуты, как я заговорил с тобой в этом ресторане? Ты мне доверилась. Я тебя защищал. Я готов защищать тебя всю мою жизнь, если нужно. Мы были чужими, а теперь мы крепко связаны друг с другом на каком-то бессознательном уровне. Я не знаю, что с этим делать. И мне это не нравится.
— Ничего не делать. Эта «связь», о которой ты говоришь, просто выброс адреналина — реакция на потенциальную опасность.
— Кендра, не надо играть со мной. У нас нет времени на игры.
— Чего ты от меня хочешь?
— Для начала я хочу, чтобы ты согласилась, что ты тоже чувствуешь эту связь, и что тебе, так же как и мне, интересно, насколько далеко это зашло.
— Предположим, чувствую. И что же дальше? Через два дня я уеду домой. Мы живем за пять тысяч миль друг от друга. То, о чем ты говоришь, Джек, слишком серьезно. Ты слишком быстро заговорил об этом, и, учитывая наши обстоятельства, это не нужно.
— Не нужно только потому, что у меня нет времени и возможности медленно пройти весь путь? Я бы очень хотел сначала приглашать тебя на дружеские ленчи, бродить с тобой по музеям, гулять в парке, заслужить право на интимный ужин. Я хотел бы повести тебя потанцевать. Я хотел бы продлить счастье узнавания тебя, а не спешить, как голодная собака, которая набрасывается на кость.
Она беспомощно протянула к нему руки:
— Может быть, мы будем переписываться, время от времени звонить друг другу? Если будешь в Калифорнии…
— Я не хочу быть твоим корреспондентом, черт возьми!
Кендра резко вскинула голову.
— Вот потому-то нам и нужно пожелать друг другу всего хорошего и распрощаться.
Он поставил свою бутылочку на край стола и в несколько уверенных, плавных шагов преодолел расстояние, разделявшее их.
— Нет, Кендра. Я так не думаю.
— Нет? — прошептала она, у нее вдруг перехватило горло.
Джек не ответил. Вместо ответа он вытянул руку и провел пальцами по ее волосам, мягко обхватив затылок. Его рука была теплой и сильной, а нежные прикосновения большого пальца к чувствительной коже за ушами все сильнее возбуждали ее. Кендра, закрыв глаза, качнулась к нему. Его рука напряглась, и она думала — она надеялась, — что он хочет ее поцеловать. Ее мягкие губы приоткрылись в ожидании. Вместо этого он глубоко вздохнул, разжал руку и стал медленно пропускать между пальцами тяжелые пряди ее волос.
— В эти два дня мы проведем вместе какое-то время. Я не знаю еще, каким образом. Я не знаю, когда именно. Но ведь мы больше не собираемся попрощаться и пойти каждый своим путем, как…
— Чужие? — тихо договорила она.
— Кендра, я обещаю. Как бы там ни было, когда ты в субботу сядешь в самолет, мы уже не будем как чужие.
6
Негромкий, но настойчивый стук заставил Кендру мгновенно проснуться. Она посмотрела на циферблат дорожного будильника, стараясь разглядеть в предрассветном полумраке, который час. Пять. Она зевнула. Больше всего хотелось, не обращая внимания на стук, повернуться на другой бок и снова заснуть.
Но вместо этого она сбросила легкое одеяло, накинула батистовый халатик и, как была босиком, ринулась к двери, мысленно перебирая несчастья, которые могли случиться с девочками, и горячо надеясь, что, по крайней мере, никто из них не умер. Стараясь успокоиться и запастись терпением, она открыла тяжелую дверь.
— Доброе утро, моя красавица!
— Красавица? Джек, ты хотя бы представляешь себе, который час? — Звук ее голоса больше всего походил на визг, она и сама признавала это.
— Ты встала немножко не с той ноги? Не любишь просыпаться рано? Так и запишем на будущее.
Кендра попыталась захлопнуть дверь перед его носом.
— Не спеши. — Он одной рукой с легкостью снова открыл дверь. — На сей раз я с официальной миссией.
— В пять утра? Не иначе, мне послание от президента. И очень важное послание. — Кендра отступила, пропуская его в номер. От утреннего холодка она дрожала, и соски напряглись под тонкой тканью ночной рубашки и халатика.
Джек протянул ей свежий номер «Интернэшнл геральд трибюн» и белый бумажный кулечек, от которого исходил соблазнительный запах теплых бриошей. У нее потекли слюнки, в желудке заурчало. Она очень любила бриоши, сдобные булочки из дрожжевого теста, больше даже, чем слоеные круассаны, которые во Франции поглощала дюжинами.
— С официальной миссией? — Она непроизвольно провела рукой по волосам. Да, волосы в полном беспорядке, к тому же она не умылась и не почистила зубы. А женщина может чувствовать себя уверенно, только когда хорошо выглядит.
— Левая колонка на первой странице. — Джек удобно устроился в кресле, опершись локтями о колени.
Кендра смотрела на него, снова поражаясь тому, какое сильное воздействие оказывает на нее этот человек — витальный, телесный, мужчина до мозга костей. И красивый, очень красивый — высокие скулы, квадратная челюсть, зеленые, как море, глаза. Форма очень шла ему: легкая рубашка цвета хаки плотно облегала широкие плечи, короткие рукава открывали мощные бицепсы. Он засунул сложенную пилотку под ремень, который выгодно подчеркивал его тонкую талию и плоский живот. И даже в этот немыслимый час он был свеж, энергичен и улыбался так, что это было просто опасно для любой мало-мальски живой женщины.
Она положила газету и бриоши на кофейный столик и потуже затянула пояс халатика, чувствуя, как учащенно бьется сердце. Еще сильнее она ощущала, что под халатиком и ночной рубашкой на ней не было ничего.
— Я могу попросить, чтобы сюда принесли кофе. Хочешь кофе? Он посмотрел на часы и покачал головой.
