Белва Плейн - Благословение
И пока Дженни слушала, чувствуя огромное облегчение от потока его слов, он продолжал говорить.
– Прости меня за то, что я собираюсь сказать. Это все звучит глупо, я знаю, но факт есть факт, – ох, черт, ты видела все сама к чему стесняться? Мои родители – состоятельные, действительно, очень состоятельные люди. Но деньги не имеют большого значения. Я никогда и не думал об этом. Ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понять, что я всегда внутренне протестовал против их образа жизни и некоторых из их идей, но в такой крайней нужде, как эта, – он улыбнулся, – в такой крайней нужде, как эта, деньги придутся весьма кстати.
От его доверительной улыбки на душе у Дженни стало удивительно легко. Быстро, спокойно он понял ее и нашел выход. Дженни, которая скорее имела склонность к скоропалительным поступкам и широким жестам, почувствовала силу в его спокойствии.
– Они поймут нас, без сомнения. Конечно, не очень приятно будет объяснять им все, но они непременно смирятся с этим. Послушай, мы же не первые, с кем это случалось, и далеко не последние. Выше голову, Дженни, и съешь спагетти.
Она так ясно представила себе картину из их будущего, что даже могла видеть все в цвете. Это будет небольшая квартира, две комнаты, может даже, одна, не на территории колледжа; они смогут ходить на занятия и ухаживать по очереди за ребенком. Они закончат колледж; она вернет все долги, когда станет юристом, вернет им все расходы из своего заработка, не Питера, потому что ей хотелось показать, какая она, и заслужить их уважение. Да, она заслужит их уважение, несмотря ни на что. И когда они увидят, каким счастливым она сделает их сына, они полюбят ее.
– Я найду временную работу в лаборатории или еще где-нибудь, буду подрабатывать вечерами и по выходным, так что мы не будем во всем зависеть от моих родителей, – сказал Питер.
Подобные картины, оказывается, возникали и в его воображении. Он добавил.
– Ты поедешь домой в эти выходные и скажешь своим родителям, я тоже слетаю к своим. – Это было частично утверждение, частично вопрос.
Дженни покачала головой.
– Я, наверное, поеду домой, но я не уверена, что смогу сказать им до того, как мы поженимся.
Как можно причинить им такое огорчение, помня об их прошлом? Она, кажется, прочитала все книги о детях тех, кто пережил Катастрофу, и слышала о группах, специально созданных для того, чтобы получить совет и поучиться друг у друга, хотя она сама никогда не посещала такие занятия. Правда, у тебя возникает совершенно другое отношение к родителям, когда ты видела фильмы о том, что творилось в Европе, и знала, что отец и мать, сидящие за столом напротив и разговаривающие о домашних делах и работе, прошли через все это. Они не похожи на других родителей. Как можно снова подвергнуть их испытанию, когда их силы и так уже подорваны?
– Ты что, правда не собираешься говорить им об этом? – спросил Питер, удивленно подняв брови.
– Может, скажу. Я не уверена. Они так любят меня. – И она просто добавила: – Нужно знать их, чтобы понять.
Он больше ни о чем не спрашивал.
– Ну, а я скажу своим предкам. Я знаю, тебе они показались такими чопорными. – Он грустно улыбнулся. – Любимое выражение моей матери: «Держать форму», и, по правде говоря, мне так оно не нравится, оно какое-то казарменное. Но оба уважают и ценят две вещи – честность и мужество. Поэтому, если я буду честен, они будут справедливы. Нужно отдать им должное – они абсолютно справедливы, Дженни, это действительно так. – Он дотянулся через стол и поцеловал ее пальцы. – Нет ничего, о чем бы стоило беспокоиться.
Он казался таким уверенным. Она надеялась, что ему не слишком сильно достанется до того, как пройдет их первая вспышка гнева.
– Верь мне, Дженни.
– Я верю тебе. Я всегда буду верить.
* * *– Как Питер? – спросила мама.
– Он полетел домой в эти выходные.
– Так вот чему мы обязаны удовольствием видеть тебя? – засмеялась мама. – Садись. Я только что из магазина. Выпей чашечку чая, пока я приготовлю обед.
Из кухни была видна столовая, с двумя тарелками на столе и свечами, приготовленными для молитвы. Вечером в пятницу они обедают в столовой вдвоем, точно соблюдая обычаи, словно их окружают дети и родственники, как им хотелось бы. Она села напротив матери за кухонный стол.
– У меня в этом году чудесные герани, какие-то розовые, необычные. Посмотри, – сказала она.
На веранде стоял целый ряд горшочков с геранями, а в нескольких метрах за ними стояли горшочки миссис Даниелис, но ее герани были красными. Мама проследила за взглядом Дженни.
– Никакого сравнения, правда? – спросила она.
– Конечно, мама. – Вопрос как-то задел ее. Почти все в течение последних нескольких дней после разговора с Питером в ресторане задевало ее и вызывало у нее слезы: поэма Дилана Томаса, которую проходили на уроке английского, или старушка, помогающая своему мужу сойти с поезда в Филадельфии. Теперь это были герани, обыкновенные цветы, тянущиеся к солнцу. Ком подкатил у нее к горлу. Глупо. Маме хочется поговорить. В отличие от отца, она не выносит пауз в разговоре. Кроме этого, было еще кое-что, что Дженни хотелось узнать.
– Как здесь все в квартале? Даниелисы? Дитерсы?
– О, у Даниелисов все прекрасно, они рады ребенку. Не то, что эти Дитерсы в конце улицы, – с горечью произнесла мама.
Дженни хотелось поговорить о Дитерсах. Глория Дитерс «попала в беду» в прошлом году, вернувшись домой с незаконнорожденным ребенком.
– Они обращаются с ней так же, как раньше? Мама пожала плечами.
– Я не знаю. Их почти не видно. Они прячутся в своем доме. Глория вывозит коляску на веранду и тут же убегает.
С дрожью в голосе Дженни сказала:
– Но она же не ограбила банк и никого не убила. И ждала ответа…
– Правда, правда. Но сейчас такое безумное время. – Мама подняла упавшую газету. – Посмотри, что сейчас пишут! От одного этого можно заболеть. Как война во Вьетнаме-то связана с тем, как ведут себя теперь подростки, я спрашиваю тебя? Это грязная война, но какое отношение к этому имеет свободная любовь, я спрашиваю? Позор. Посмотри, посмотри на это! – Это была статья об известной активистке, которая ждала ребенка. – Взгляни на нее! Не замужем, беременная и гордится этим! Гордится этим, только представь себе. Девушка из колледжа, получившая образование, но когда опускаешься до такого и попадаешь в колонку светских сплетен, то кто ж она после этого?
Дженни молчала.
– Ох, но мне больше всего жалко родителей! Работаешь изо всех сил, чтобы получше устроить жизнь своих детей, и что за это получаешь? – Мама покачала головой, сочувствуя неизвестным родителям. Затем, глубоко вздохнув, она улыбнулась, и ее лицо просветлело. – Слава Богу, мы с твоим отцом не знали забот с тобой. Ты хорошая девочка, Дженни, и всегда ею будешь. Знаешь, ты никогда не доставляла нам никаких хлопот с самого своего рождения. Благослови тебя Бог.
