Нина Демина - Любовь в мегабайтах
Желающих ехать в ночь, на автовокзале было немного, пять человек к кассе, передо мной, и с десятка два на дерматиновых скамейках. Люди основательно располагались на ночь, подкладывали под головы ручную кладь, укрывали немногочисленных детей кофтами или пиджаками, доставали свертки с бутербродами на поздний ужин.
Противно засосало в желудке, от стресса захотелось есть. Одурманивающий запах сырокопченой колбасы донесся до меня от ближайшей скамьи, где пожилая женщина уговаривала перекусить своего сорокалетнего сына. Сын отказывался, и стеснялся материнской настойчивости, она же разложив огромный носовой платок, вытаскивала на свет божий куски вареной курицы, яйца, хлеб, помидоры и в довершении всего небольшой термос. Голова моя закружилась, и я схватилась за металлический поручень, кстати продернутый сквозь петли гранитных подоконников соседних касс.
– Эй, касса, давайте побыстрей, девушке уж плохо стало! – прикрикнул полный мужчина, которому было душно и тяжело в своих ста двадцати килограммах.
– Голубка, ты, чай беременная? – спросила старушка в веселеньком, в горошину, платочке.
– Нет, нет! – быстро начала убеждать их я.
– А-то, дело молодое, и сама знать не будешь! – наставительно сказала старушка и вся очередь начала разглядывать меня, выискивая следы, не известной мне еще, беременности.
Воспоминания о событиях сегодняшнего дня, яркою картинкой накрыли мою бедную голову.
Вот испуганные, и от этого нереально зеленые глаза Станисласа, в момент, когда он понял, что лишил меня девственности. Вот его странно прерывающийся, словно извиняющийся, пробивающийся ко мне сквозь вату времени, голос: "Александра, почему ты не сказала мне, почему не остановила?". И мой ответ: "Я говорила, помнишь? И ты просил меня не противиться…". Вот его желание непременно доставить мне удовольствие, что бы я не жалела о том, что он сделал. Вот его стремление, доведшее меня на край, за которым ощущение боли стало пропадать и тело начало ощущать радость от столкновений с его, разгоряченным, в мелких бисеринках пота, будто он долго стоял слишком близко к бьющему фонтану, телом.
Вот мой строгий внутренний окрик, и мое тело послушно вернулось на копье, терзающее мои внутренности, забыв о сладком томленье, испытать которое я не позволила ему. Вот его нежелание выпускать меня из своих объятий, из постели, превращенной нами в месиво израненных простыней. Вот его нетерпеливый возглас, перебиваемый шумом воды: "Сашенька, ну где же ты?".
К моей радости очередь в кассу стала двигаться быстрее. Я выхватила наши билеты из рук кассирши и, поблагодарив, быстрым шагом направилась в сторону вокзального буфета. Зажав подмышками два бутерброда с вожделенной колбасой, завернутые в прозрачную пленку, я несла в руках два горячих пластиковых стакана со сладким чаем. Станислас встал мне навстречу, принимая мою горячую ношу. Развернув бутерброды, я слишком поспешно откусила половину своего, и теперь, прикрыв рот ладошкой, пыталась прожевать немного засохший хлеб.
– Есть очень хочется. От нервов, наверное, – объяснила я, с любопытством смотревшему на меня Станисласу.
– Хочешь, возьми мой, – он протянул мне тонкий кусок хлеба с двумя кружками колбасы, цвета застывшей венозной крови. "Мы в ответе за тех, кого приручили" вспыхнуло у меня в мозгу. Я так не хочу. Он чувствует себя виноватым?
– Нет, – зло сказала я, – ешь сам, оголодаешь, мне еще тебя тащить придется.
– Саш, ну что ты как ёжик?
Я молча, с остервенением, жевала окаменелую колбасу и ненавидела его за выражение лица старшего брата, опекающего беспомощную младшую сестренку. Свой бутерброд он пододвинул ко мне и начал потягиваться, изображая сытость.
– Ешь, – приказала ему я. – Я еще принесу.
– С деньгами у нас как? – впервые поинтересовался никогда не знавший финансовых проблем Станислас.
– Нормально, – ответила я, – на первое время хватит. Все зависит от того, как долго нам придется скитаться. Возможно, придется воспользоваться услугами "Юнион банка", у меня там счет.
– У меня там тоже есть счет, – отчеканил Станислас, разговор о том, что ему приходиться жить за мой счет его коробил, но он продолжил. – Пользоваться кредитной картой неразумно. Засекут. Наша корпорация является держателем акций "Юнион банка". Отцу будет тут же доложено, что карта активизирована. А может быть и не только ему. Интересы "Глоуб" тоже затрагивают крупнейший банк нашего городка.
– Не беспокойся, – повторила я, – если что, займем у моей тетки.
– Если бы не сложившаяся ситуация, ты понимаешь, Александра? – перешел на официальный тон Станислас. – Хадраш никогда и ни у кого не одалживались, все средства, затраченные тобой, будут возмещены с процентами. Ну и конечно премия, за выполнение важного задания…
Как глупо звучало "премия за выполнение важного задания"! А за то, что я переспала с ним, мне тоже полагается премия? Какие расценки, позвольте узнать?
Такие метаморфозы происходили со Станисласом, когда он спохватывался и вспоминал, что он бог-сын, единственное чадо бога-отца! Когда закончится наша эскапада, я, видимо, стану очень богатой женщиной, если воплотятся в звонкую монету обещания старшего и младшего Хадраш.
– Я всё правильно понимаю, Станислас, – заверила я его. – Это временное явление, я не считаю тебя Альфонсом, если ты об этом. Тебе взять бутерброд?
– Только не с колбасой, – брезгливо произнес Станислас.
"Вот почему он делился со мной бутербродом!" дошло до меня, а вовсе не оттого, что наши, ставшие близкими отношения, предписывали ему заботиться обо мне. От осознания этого мне стало легче. Я встала с дерматиновой скамьи и, оглядываясь, пошла к буфету. Отстояв небольшую очередь, вернулась и подала Станисласу бутерброды со свежим сыром, забрав его с колбасой, "пожертвованный" мне.
Закончив поздний ужин, мы устроились отдохнуть, оставшийся до отправления автобуса час, на холодном и жестком дерматине. Подремывая, я начала мерзнуть и проклинать свою непрактичность, ведь в джинсах и легкой куртке было бы куда удобней, чем в легкомысленном платье. Бедный Станислас! Лежа на скамье в шелковой розовой рубашке, не толще невесомого дамского платка, кожа его предплечий побледнела и покрылась пупырышками озноба. Ноги в сланцах подтянуты к животу, что не спасало от прохладного ветерка врывающегося в открытые двери автовокзала. Он был похож на замороженного цыпленка, забытого за стеклом витрины холодильника времен перестройки. Не хватало только обострения незалеченной простуды! Я пересела на скамью Станисласа, и положила его голову и плечи на мои колени. Станислас благодарно промычал что-то и счастливо зажмурился. "Я сделала это только ради того, что бы он не заболел" убеждала я себя, а не ради того, что бы почувствовать его тело рядом с моим. Тепло его передалось мне. От крамольных мыслей, где я представляла, как Станислас потерял сон от моей близости, как он дает волю своим рукам, забирающимся под подол моего платья и натыкающихся на заждавшийся, зрелый и сочащийся плод, готовый упасть и раскрыться, своею разбухшей мякотью, меня бросило в дрожь. Биение моего сердца находилось сейчас в сердцевине этого диковинного плода. От мыслей этих я возбудилась, дыхание мое стало сбиваться с ритма, что бы сделать вздох я приоткрыла губы, и когда открыла закрытые сладкой пыткой глаза, увидела, что Станислас внимательно изучает происходящие со мной перемены.
