Лидия Джойс - Голоса ночи
В этой комнате на стене не было вешалок, как в спальне ее прежней квартиры, но и класть свою одежду вместе с новыми чистыми вещами она тоже не решилась, поэтому положила ее на возвышение рядом с кроватью, прежде чем надеть свежую сорочку. Затем погасила газовые светильники, откинула покрывала, легла в постель и попыталась уснуть, чувствуя себя ужасно одинокой.
Глава 5
По мере продвижения кареты на запад туман становился менее густым, хотя белая пелена продолжала клубиться вдоль дороги. Чарлз смотрел в окошко, когда они проезжали мимо гостиницы, в полутемном дворе которой стояли лошади, терпеливо ожидая, когда их запрягут в очередной экипаж.
«Как здесь все отличается от гнетущего однообразия Челси!» – подумал Чарлз, когда в окошке замелькали большие дома, наполовину скрытые высокими стенами, воротами и живыми изгородями. Как велико отличие от лабиринтов улочек и грязных дворов Сент-Джайлса! Здесь высшее общество находит временное убежище от смога и представителей буржуазии, которые все более и более теснили аристократов в их старых, любимых местах – в Мейфэре и на Пиккадилли. Здесь дома не жмутся друг к другу и при каждом особняке имеется небольшой участок земли, так что богачи могут наслаждаться преимуществами своего местоположения во время лондонского светского сезона, не испытывая никаких неудобств.
А он собирается взять девушку из самой грязной части мрачного города и привезти ее… сюда? Перед мысленным взором Чарлза возникло довольно привлекательное, настороженное лицо Мэгги, в котором отражались смышленость и раннее познание зла, царящего в мире. Он попытался представить девушку с таким лицом в данной обстановке.
«Не такая уж она подходящая, как ты думал», – пронеслось в глубине сознания, где таились все его сомнения. Чарлз нахмурился, глядя на особняк с бойницами, претендующий на старинный вид, хотя известковый раствор в его стенах едва только высох. Мэгги была невинной, по крайней мере в физическом смысле, однако вела себя так, как не должна себя вести невинная девушка.
Впрочем, и он обошелся с ней неподобающим для джентльмена образом…
Чарлз оставил эти размышления, и их сменили воспоминания о Мэгги, о ее объятиях, о ее маленьком хрупком теле, которое прижималось к нему с такой силой, что он боялся, не сломается ли она. Ее кожа пахла щелочным мылом, и от нее исходил также пьянящий аромат женщины… аромат Мэгги.
Проклятие! Чарлз заерзал на сиденье, стараясь подавить возбуждение. Он разберется с этим позже, в спокойной обстановке. Он не желает никаких сложностей и намеревается лишь выиграть пари.
Чарлз снова нахмурился, глядя на дворец, построенный в индийском стиле, который неожиданно возник из тумана, блестя в рассеянном лунном свете своими луковичнообразными куполами. Этот особняк обозначал границу земли Эджингтонов – его земли. Полтора века назад члены его семьи, обладая имуществом в виде рогатого скота, сумели приобрести дворянские титулы и стали сельскими аристократами. Теперь все здесь принадлежало ему. На территории поместья еще в давние времена были построены в кредит дома, которые сдавались в аренду на пять, десять или девяносто девять лет, но поскольку доход от них быстро растрачивался, общий долг Эджингтонов со временем достиг ошеломляющей суммы. Чарлз предпринял отчаянный шаг, пытаясь найти выход из создавшегося положения. Он вложил деньги в рискованный проект, связанный со строительством нового здания, чтобы, пользуясь доходом от его эксплуатации, расплатиться по старым долгам. В то же время необходимо было уменьшить расходы семьи до умеренного уровня, скрывая при этом от общества свое тяжелое положение. И вот впервые за семь поколений рода Эджингтонов баснословный доход от его поместья превысил баснословные расходы.
Чарлз постепенно восполнил утраченное состояние семьи, и теперь ему не нужны были никакие осложнения, способные истощить его денежные средства и энергию. Ему необходимо продемонстрировать обществу благополучие семьи Эджингтонов. Кроме того, он надеялся вновь обрести уверенность в себе, поскольку со страхом ощущал, что потерял свою индивидуальность в период взросления.
Чарлз оставил эти мысли в тот момент, когда перед ним возникли ворота Эджингтон-Хауса. Основной дом стоял особняком, выделяясь среди старинного парка, а остальные дома и прочие постройки богатого поместья разместились вокруг, подобно витиеватому орнаменту. На самом деле этот стиль, распространенный в графстве Ланкашир, не соответствовал вкусу Эджингтона. А члены его семьи в большей степени предпочитали блеск разлагающей среды Лондона, чем здоровую загородную обстановку, и потому этот особняк подолгу пустовал.
С появлением привратника ворота со скрипом открылись, и карета загрохотала по мосту через небольшую речку в конце подъездной дороги, после чего двинулась по тисовой аллее, хрустя колесами по песку. Особняк располагался на вершине холма, окружая своими крыльями мощеный двор в центре. Его фасад, оформленный в стиле барокко, казалось, величественно плыл в клубах тумана. Испещренный каплями, стекающими с медной крыши мансарды, дом выглядел воздушным со своей переливчатой мраморной отделкой и в то же время суровым благодаря холодным строгим очертаниям.
Мать Чарлза считала этот особняк слишком старомодным и фыркала, глядя на старинные портреты и гобелены, украшавшие стены. К тому же он был весьма холодным; даже в разгар лета, когда весь Лондон изнемогал от зноя и Темза мелела, оголяя берега с вонючей грязью, в Эджингтон-Хаусе топили все камины, так как от каменных стен веяло вековым холодом.
Копыта лошадей зацокали по булыжному покрытию двора, и карета остановилась перед домом. Чарлз открыл дверцу кареты и легко спрыгнул на землю.
«Слишком поспешно, – прозвучало недовольное замечание матери в его мозгу. – И весьма недостойно».
Вероятно, его мать не волновали бы любые грехи ее отпрыска, если бы они совершались с определенным достоинством.
Чарлз начал подниматься по ступенькам крыльца ко входу в дом, когда на полпути двери распахнулись и на пороге появилась мать в сопровождении хлопочущих служанок и двух компаньонок в своих вечно черных бомбазиновых одеяниях. При этом пара лакеев попыталась без особого успеха изобразить, что именно они успели предупредительно открыть дверь.
– Чарлз! – воскликнула леди Эджингтон, плавно спускаясь по ступенькам навстречу ему.
– Да, мама, – холодно произнес он в ответ. Когда-то она была для него «дорогой мамочкой», всегда готовой заключить своего ребенка в надушенные объятия. Потом Чарлза отправили в школу Рагби, и каждый год, когда он приезжал домой на каникулы, казалось, она немного менялась: постепенно вместо смеха стали звучать жалобы, объятия все чаще и чаще сопровождались замечаниями или советами, а небольшие подарки – выражением надежды, что «он должен всегда помнить свою дорогую мамочку, которая очень его любит». И сейчас, когда Чарлз взглянул на эту по-птичьи чирикающую женщину с гремящими на тонкой шее бусами, он понял, что, несмотря на любовь, которую он все еще испытывал к ней, она давно перестала нравиться ему.
