Галина Врублевская - Вальс одиноких
А может, у нее кто-то есть? Жар ревности хлынул в лицо Валентину. Он часто бросал пробные камешки в ее огород, хотя в глубине души не верил, что жена может изменить. Однако для чего-то ей понадобилось с ним расправиться? Для кого она хотела освободить место? Все. Больше никаких театров, выставок. Пусть сидит дома. А захочет выйти в люди – только всей семьей. И Жанке он запретит появляться в их доме: от нее все неприятности. Да, вот эта фифочка сбивает жену с панталыку. Валентин вспомнил соблазняющее, хитроватое выражение липа Иветтиной подруги, огромные вырезы ее платьев Он всегда старался не смотреть туда, хотя чертовски тянуло. Но не на такого напала! Он примерный семьянин, на дешевые уловки не поддастся. Хотя однажды попался на удочку, еще до Иветты… Та девица тоже приехала в город по лимиту, работала клейщицей обуви. Им было неплохо вместе, но жениться?.. Красотка была чудовищно необразованна, постель и еда – вот все ее интересы. А он как-никак студент вечернего отделения! «Может, зря, – мелькнула мысль, – я с ней не расписался. Она бы всю жизнь мне благодарна была: ноги мыла бы и воду пила». Нет, вздохнул он, такую и людям показать стыдно. Особенно теперь, когда сам начальник. Жена, старший технолог, как бы множила заслуги Валентина.
Наконец подошла его очередь. Он протянул продавщице авоську, и та наполнила ее банками с тушенкой – пять штук в одни руки. Валентин с досадой подсчитал упущенную возможность – еще пятнадцать банок, если бы они стояли всей семьей. Но Иветта сама избегает очередей и детей не пускает. «Как жрать – все горазды, а добывать – кроме меня некому!» Валентин выбрался из толчеи с чувством выполненного долга и заслуженной победы. Он шел по заснеженной улице домой, и металлические банки весело позвякивали в авоське, вызывая завистливые взгляды прохожих.
Иветта равнодушно осмотрела трофеи мужа и продолжила забивать гвоздь в ванной. И больше не было в ней ни обиженного хомячка, ни разъяренном тигрицы – унылая лошадь, тянущая лямку. Безумная, террористическая вспышка Иветты спалила все ее устремления, желания и обиды. Так беглец, возвращенный в тюрьму, теряет всякий кураж и безропотно тянет срок дальше. Иветта чувствовала только опустошенность и скуку.
8
Прошло два года. Школьники переходят в следующий класс, сдав экзамены. В супружеской жизни тоже есть барьеры, – преодолев очередной, Иветта попала в старший класс. Старшеклассники, известно, не жаждут общения со взрослыми. Они замыкаются в своей среде, а остальные становятся для них фоном, обстановкой. Для Иветты Валентин превратился в мебель. За ней принято ухаживать, вытирать пыль, но ждать от нее понимания? Однако целиком отгородиться от внешнего мира было невозможно.
Иветта жила в привычном круговороте: работа, семья, дети. Они подросли и требовали повышенного внимания. Особенное беспокойство вызывал Сергуня. Несмотря на старания мамы и бабушки, он остался на второй год. Однако нет худа без добра. Нынешнюю зиму они с Анечкой ходили в один класс, и сестра стала спасательным кругом для непоседливого мальчишки. Она не только давала брату списывать домашние задания, но и выручала на контрольных работах, успевая сделать за урок два задания. Учителя смотрели на эту помощь сквозь пальцы: Сергей портил показатели школы, а сверху Призывали тянуть всех до восьмого класса. В Сережином дневнике появились не только вожделенные тройки, но и случайные четверки. Кризисные моменты наступали, когда отличница Анечка болела. Однако и тут она тянула Сережку: без труда делала уроки за двоих и самостоятельно продвигалась вперед, опережая программу. Но ни разу в такие дни Дню не навестил кто-нибудь из одноклассников. У девочки не было подруг в школе. Родительские собрания всегда расстраивали Иветту: преподаватели жаловались на обоих детей. Сергей плохо занимался, безобразничал на уроках. Успеваемость Ани была безупречна, но к ней предъявляли другие претензии. Она не принимала участия в общественной жизни: отказывалась убирать класс, сдавать макулатуру, не говоря уж о культпоходах в театр. В ТЮЗ и кукольный театр выбиралась только с семьей.
Иветта беседовала с дочкой, пробовала вразумлять ее. Просила не противопоставлять себя классу, ладить с ребятами. Аня не спорила. Упрямо склонив голову, молчала и думала о своем, медленно перекатывая во рту жвачку. Иногда с девочкой случались события почти катастрофического масштаба. Однажды стул Анечки в школе вымазали клеем «Момент» – некоторые ученики уже начали его нюхать. Она не заметила. Когда Аню вызвали к доске, она резко встала, оставив коричневый лоскут на сиденье. Не оборачиваясь, как всегда решительно и смело, сделала несколько шагов. Класс грохнул от хохота. Учительница и Аня не понимали, в чем дело. Когда Аня начала писать на доске, то и учительница увидела Розовеющее окошко трусиков на платье ученицы. Пока она раздумывала, как поступить, вскочил брат пострадавшей. Сережа заподозрил в каверзе одноклассника, которому Аня не дала списать на переменке. Он подбежал к парте предполагаемого обидчика и треснул того по шее. Завязалась потасовка. Иветта представила себя на месте дочки. Она бы разревелась от стыда, выбежала из класса. Но Аня была другой! Уразумев, в чем дело, она кинулась помогать брату тузить обидчиков. Учительница еле успокоила разбушевавшийся класс. Она отправила девочку домой, а Сергея – к директору. Тот привычно вызвал мать.
В результате выяснилось, что стул намазал совсем другой ученик. Негодник отделался легким испугом директор во всем винил Сергея. Он выговаривал Иветте за сына, мол, тот ни за что ни про что чуть не убил одноклассника. И теперь он будет настаивать, чтобы Сережу перевели в спецшколу для нервно-возбудимых детей. Иветта заволновалась. Мальчика недавно показывали врачу. Тот назвал его состояние пограничным, то есть на грани нормы и патологии, и предостерег родителей", в подростковом возрасте возможен кризис. Иветта старалась вести себя с сыном мягче, вникать в причины его конфликтов со сверстниками. Осуждать Сергея за то, что он вступился за сестру, она не стала, хватит с него директорского выговора. Попутно отчитали и Аню: для девочки, тем более отличницы, участие в драке совершенно недопустимо.
Хотя Аня и не умела дружить, Иветта чувствовала, что девочка способна себя защитить. И разумеется, не только кулаками. Хотя Анечке шел только одиннадцатый год, она была очень самостоятельна и независима. Пренебрежение одноклассников мало огорчало девочку: их она откровенно презирала за тупость и примитивность. У Ани были приятельницы только в секции самбо, но домой она их не приводила. Иветта мельком видела этих девочек, забирая дочку по вечерам, – занятия проходили на окраинном стадионе. Но вскоре Аня объявила матери, что сама сумеет за себя постоять, так как уже освоила несколько приемов самообороны. Иветта отступилась: Аня ездила на стадион с удовольствием и болеть стала реже.
