Елена Гонцова - Ниточка судьбы
— Похоже, душа моя, ты вновь обрела почву под ногами, надеюсь — достаточно крепкую, чтобы тут же ее не лишиться. Кажется, ты говорила, что наша Танюша замуж собралась? Так вот, или она исполняет роль коварной разлучницы, или ее серьезно дурят. Только вот не пойму зачем. Данный писака, о котором вчера велась речь, действительно промышляет в одной бульварной газетенке — из тех, о которых при женщинах и детях говорить не пристало.
— Что же это? Порнография, что ли? — Тепло, мягкий, низенький диванчик, уютный уголок, убранный цветами, подействовали на Веру настолько умиротворяюще, что не хотелось даже думать о подруге, а тем более заниматься ее проблемами.
— Именно, некий премерзкий, полулегальный журнальчик. Есть, конечно, мнение, что деньги не пахнут, быть бедным стыдно и тому подобное. Но я бы этих хлюстов вешал на фонарных столбах. И издателей, и тех, кто туда строчит.
— И это все твои горячие новости? Не думаю, что на Танюшу они произведут впечатление. Ну омерзительны, конечно, те, кто пачкает литературное слово всякой пакостью. Я бы за руку с ними не поздоровалась, кто знает, в чем у них руки. Но Таня как раз из тех, кто считает, что деньги не пахнут, и что бедным быть стыдно. Укради, но бедным не будь. Эту новую философию она усвоила прежде, нежели стала мало-мальски известной актрисой.
— Если бы это было все. В том-то и фокус. Меня заинтриговало то, что этот Тетехин гнет Таньке про свои журналистские подвиги. Зачем? — спросил я себя. Ведь рано или поздно она узнает, в каком таком «солидном» издании он ведущий журналист.
— Ну и зачем? — спросила Вера сонно.
— На этот вопрос я пока себе не ответил, но нутром чую, — Володя постучал себя кулаком по мощной груди, — что-то здесь нечисто. А дальнейший мой интерес к этому персонажу открыл еще одну забавную вещь. Наш герой женат.
— Точно, не перепутал? Таня сказала, что он только собирается жениться. На ней!
— Он женат, душа моя, на чудесной девочке, только что с институтской скамьи. Я видел ее, и, похоже, она не подозревает о тайных талантах своего муженька, души в нем не чает, гордится им и тоже считает, что он самый одаренный журналист.
— Когда же ты только успел такую прорву информации добыть?
— Я чертовски изобретателен. А если говорить серьезно — случайно. Для одного популярного еженедельника накропал несколько статей. Пришел вчера туда после встречи с тобой, там все и выведал. А девочка эта, по воле слепого случая, оказалось, работает там же редактором. Так и познакомился с чудным эфирным созданием, начисто лишенным всякого здравого смысла, как видно. Фигура этого Тетерина меня крайне заинтересовала, не говоря уж о том, что Танюше, нашей красе, похоже, грозит нешуточная опасность. Что-то я не верю в фантастическую любовь женатого человека, да еще с первого взгляда, да еще сметающую на своем пути все и вся.
— Закажем чаю, — неожиданно попросила Вера. — А потом по магазинам. Для встреч я еще не созрела, а вот для покупки новой одежды — вполне.
Осетров предложил себя в провожатые. Той зыбкости мироощущения, какая была у Веры в последние дни, при Володе она не ощущала и приняла его предложение с благодарностью.
«Вот большой, красивый человек, надежный, как скала, готовый всегда прийти на помощь, и, кажется, любит меня. Что бы мне не ответить ему взаимностью?» — лениво думала Вера в машине, прислонясь щекой к плечу приятеля и поддаваясь убаюкивающему воздействию дороги. Но вдруг представила, как после близости Володя бросает ехидный взгляд и выдерживает насмешливую паузу, как тогда, с Танюшей, и невольно содрогнулась от почти ощутимого удара по самолюбию.
«Нет… Никогда… — подумала она. — Я спросил: какие в Чили существуют города. Он ответил: никогда. Так его разоблачили», — и рассмеялась.
— Чудненько, ты выздоровела, согрелась, чувствуешь себя превосходно, и мы как раз приехали. Здесь есть превосходный бутик. Отправляйся в него, а я посижу вот в этом кафе рядом, не хочу тебе мешать выбирать наряды.
Они высадились неподалеку от станции метро «Маяковская». Ветра не было. Солнце пригрело асфальт, и стало почти жарко. Утреннего холода как не бывало. И в душе Веры будто совершился некий перелом. Она вдруг поняла, что за все утро ни разу не вспомнила ни про конкурс, ни про взломщиков, ни про Даутова.
«Если бы мой любовник узнал, что я второй день подряд пирую с превосходным, влюбленным в меня человеком и ни разу не вспомнила о нем, он бы, наверное, пришел в полную и окончательную ярость, и глаза бы у него стали точно такими же, как на той норвежской фотографии», — думала Вера, поворачивая на Тверскую, и тут же заметила Даутова, поспешно убегавшего в противоположную сторону. А когда он обернулся, Вере померещилась в его глазах та самая полыхавшая ненависть.
«От кого это он убегает? — удивилась девушка и обернулась. Ни позади нее, ни рядом не было ни души. Улица была почти пустынной. — Что за наваждение!»
Вера готова была крикнуть, позвать, топнуть ногой, расплакаться, наконец, но Даутов вдруг остановился, а от серой стены отделились два человека, как будто ожидавших его. Странная это была парочка. Они напомнили Вере Геллу и Бегемота из романа Булгакова. Высокая, стройная девушка, даже с расстояния почти двести шагов было видно, как густо она намалевана, в стильных туфлях на тонких каблуках, в коротеньком платье, плотно облегавшем фигуру, и черной кожаной курточке, надетой небрежно, нараспашку.
Ее спутник являл собой полную противоположность и по внешности, и по прикиду. Он был невелик ростом, но необыкновенно толст. Бритым затылком он повернулся к Вере, что позволило ей разглядеть необычайно противные жирные складки, сбегавшие с затылка на шею. Одет он был в спортивный костюм, брюки на коленях были вытянуты, а куртка вид имела весьма потрепанный. Рудик оглянулся еще раз на Веру украдкой, и вся компания скрылась в ближайшем переулке.
«Что бы все это могло значить? — думала Вера, перебирая плечики с висевшей на них модной одеждой. — Сплошные загадки. Может, это его новая пассия? А этот толстый кто? Явно эта парочка не из тех, с кем знакомят порядочных людей, но Рудольф тут при чем? Он сноб, аристократ, мальчик-мажор. Привык к приличному обществу, воспитан».
Стрешнева не без удовольствия вызвала в памяти образ своего любовника, необычайно эффектного, галантного, одетого всегда с иголочки, с вьющимися по плечам великолепными черными волосами. Вспомнила его абсолютно синие, широко поставленные, бездонные глаза на правильном лице, и тогда еще наблюдавшие за ней, как ей казалось, с нежностью и любовью.
Рудольф Даутов был признанной звездой консерватории, уникальным технарем, одаренным колоссальной музыкальной памятью. Вера считала себя, неизвестно почему, дурнушкой, и ей с первых дней учебы льстило пристальное внимание этого красавца.