Нэнси Митфорд - В поисках любви
— Остается держать хвост трубой, — неуверенно подытожила Линда.
— Ох, не знаю, — сказала я, — мне всегда как-то легче чувствовать себя в своей тарелке с поджатым хвостом.
Мы все разглядывали себя так и эдак, тая надежду, что в результате неким магическим образом избавимся от ощущения, что невесть на что похожи. Кончилось тем, что мы поработали немножко влажными носовыми платками и кричащие краски у нас на лице смягчились чуточку. Потом мы прошлись по улице, косясь на свое отражение в каждой встречной витрине. (Я не раз замечала, что когда женщина косится на каждую отражающую поверхность, заглядывает исподтишка в ручное зеркальце, то делается это, вопреки распространенному мнению, не столько из тщеславия, сколько, гораздо чаще, из ощущения, что у нее что-то не в порядке с платьем или лицом.)
Теперь, когда мы все-таки добились своего, нас обуяли страхи и смятенье, не только от сознания своей испорченности и вины, но и в предвидении возможных промахов в незнакомом обществе. Подозреваю, что мы обе с удовольствием сели бы тогда в машину и укатили в обратном направлении.
Ровно в час дня мы стояли у дверей квартиры, где жил Тони. Он встретил нас один, но было видно, что ожидается прибытие большой компании: стол — квадратный, покрытый белой, грубого полотна скатертью, — был весь уставлен приборами. Мы отказались от хереса и сигарет, предложенных нам, и наступило неловкое молчанье.
— Ездили на охоту это время? — спросил он Линду.
— Да, и не далее как вчера.
— Удачный был день?
— Очень. Собаки тотчас взяли след и ни разу не сбились за пять миль, а потом… — Линда внезапно вспомнила, как лорд Мерлин сказал ей однажды: «Охотьтесь сколько душе угодно, только ни в коем случае не вздумайте пускаться в разговоры на эту тему, скучнее ничего нет на свете».
— Но это замечательно — ни разу за пять миль! Надо мне поскорее начинать охотиться с «Хитропом»[40], им, говорят, невероятно везет в этом сезоне. Мы тоже славно поохотились вчера.
Он принялся описывать это событие во всех подробностях, буквально по минутам — где взяли след и где настигли дичь, как первая лошадь под ним охромела и как, по счастью, он наткнулся на вторую, и так далее. Мне стало ясно, что имел в виду лорд Мерлин. Однако Линда, затаив дыхание, жадно ловила каждое его слово.
Наконец с улицы донеслись какие-то звуки и он подошел к окну.
— Вот и другие прибыли, отлично.
Другие прибыли из Лондона на огромном «даймлере» и, переговариваясь, хлынули в комнату. Четыре хорошенькие девушки и молодой человек. Вскоре подошли еще несколько студентов с последнего курса; теперь все были в сборе. Нельзя сказать, чтобы мы получили большое удовольствие — все остальные здесь слишком близко друг друга знали. Весело сплетничали, хохотали, обмениваясь шутками, понятными им одним, выставлялись наперебой, но мы все-таки чувствовали, что это и есть Настоящая Жизнь, и остались бы вполне довольны тем уже, что наблюдаем ее со стороны, если б не это гложущее ощущенье вины, которое постепенно разыгралось вовсю; так муторно бывает, когда проглотишь какую-нибудь гадость. Линда бледнела всякий раз, как открывалась дверь — она, по-моему, всерьез ждала, что на пороге с минуты на минуту вырастет, щелкая бичом, дядя Мэтью. Улучив первый же удобный момент — а такой выпал не скоро, потому что, пока не пробило четыре, никто не тронулся из-за стола — мы попрощались и опрометью понеслись домой.
Наши мучители, Мэтт и Джесси, катались туда-сюда на воротах гаража.
— Ну и как, скажи, Лаванда? Упала при виде твоих век? Ты пошла бы умылась, пока Пуля не видал. Почему вы так долго? А кормили опять треской? А барсучонка вы видели?
Из глаз у Линды брызнули слезы.
— Вы от меня отстанете, антидосты бессовестные? — И с этим криком она убежала к себе в спальню.
Любовь за один короткий день возросла троекратно.
Гроза разразилась в субботу.
— Линда, Фанни, Пуля вас вызывает в кабинет. И судя по его лицу, не хотела бы я быть на вашем месте. — Этими словами встретила нас на подъездной аллее Джесси, когда мы возвращались с прогулки верхом.
У нас упало сердце. Мы переглянулись, предчувствуя недоброе.
— Ну, будь что будет, — сказала Линда, и мы поспешили в кабинет, где с первого взгляда поняли, что произошло самое худшее.
Тетя Сейди с горестным видом и дядя Мэтью со скрежетом зубовным изобличили нас в нашем преступлении. Синие молнии разлетались по комнате из его очей, ужасней Юпитерова грома были слова, которые он прорычал нам в лицо:
— Вы отдаете себе отчет, что, будь вы замужем, ваши мужья могли бы развестись с вами из-за этого?
Линда начала было спорить. Она познакомилась с законами о разводе, следя с начала и до конца за делом Расселов по газетам, которые шли на растопку в комнатах для гостей.
— Не перебивай отца, — остановила ее тетя Сейди с предостерегающим взглядом.
Но дядя Мэтью даже не заметил. Его увлек и поглотил бурный поток собственного негодованья.
— Итак, поскольку нет, как обнаружилось, уверенности, что вы способны вести себя достойно, мы будем вынуждены принять соответствующие меры. Фанни завтра же может отправляться прямым ходом домой, и чтобы я тебя больше здесь не видел, понятно? Эмили в будущем придется установить над тобой строгий контроль, если получится, хотя ты так или иначе пойдешь по стопам своей мамочки, это ясно, как дважды два. Что касается вас, барышня, то вопрос о лондонском сезоне для вас закрыт — мы отныне глаз с вас не будем спускать ни на минуту — не очень-то приятно иметь родную дочь, которой нельзя доверять — а в Лондоне слишком много возможностей улизнуть из-под надзора. Сиди теперь и варись тут в собственном соку. С охотой тоже на этот год покончено. Тебе еще чертовски повезло, что тебя не выдрали, другой отец шкуру бы с тебя спустил, слыхала? А теперь марш в постель, и никаких разговоров друг с другом до отъезда Фанни. Завтра сажаю ее в машину — и скатертью дорога.
Не один месяц прошел, покуда выяснилось, как они узнали. Казалось, что каким-то чудом, — на самом же деле все объяснялось просто. Кто-то забыл у Тони Крисига свой шарф, и он позвонил спросить, не наш ли это.
ГЛАВА 8
По обыкновению, оказалось, что дядя Мэтью более грозен на словах, чем на деле, хотя, по свидетельству живущих в Алконли, такого скандала на их памяти еще не бывало. Меня действительно отослали на другой день обратно к тете Эмили — Линда махала из своего окна, восклицая: «Какая же ты счастливая, что ты — не я!» (Совсем иная песня, чем ее обычное: «Какая все-таки прелесть, что я — такая прелесть!») — а ее разок-другой не пустили на охоту. После чего завинченные гайки ослабли, начался процесс «Хорошенького — Понемножку», и жизнь вошла постепенно в привычную колею, хотя в семействе было отмечено, что дядя Мэтью истер очередной зубной протез в рекордный срок.
