Люсинда Райли - Цветы любви, цветы надежды
— Уже почти шесть часов, а по субботам я всегда позволяю себе пару рюмок французского вермута. — Она кивнула на графин. — У меня есть красное вино, принесла подруга. Не знаю, хорошее ли оно. Попробуешь?
— Почему бы и нет? — согласилась Джулия, радуясь, что щеки Элси слегка зарумянились.
— В духовке картофельная запеканка с мясом. Мы поедим ее позже. — Она протянула Джулии бокал и хлебнула вермута. — Пока готовила, размышляла. Теперь чувствую себя немного спокойней.
— Прости меня, бабушка, я вовсе не хотела тебя расстраивать. Мне надо было раньше подумать о том, как болезненно ты воспримешь эту находку. — Джулия пригубила вино. — Я и сама много думала в последнее время, совершенно забыв про чувства других людей.
— Ничего страшного, милая. — Элси похлопала внучку по руке. — То, что ты думала о себе, — вполне естественно. Тебе пришлось пережить страшное горе, но теперь нее наладится. Ты ничуть меня не расстроила. Просто, увидев это, — она указала на дневник, — я испытала легкий шок, только и всего. Я думала, Билл сжег тетрадь в камине. Я просила это сделать, говорила, что когда-нибудь его найдут и это не приведет ни к чему хорошему... — Она уставилась в пространство.
Джулия терпеливо ждала, когда бабушка начнет говорить. Наконец Элси собралась с мыслями.
— Ты, наверное, хочешь знать, в чем дело и о чем я так долго думала. Что ж, Джулия, это понятно. Факт остается фактом: дневник нашли и отдали тебе. Я могла бы солгать, но решила, что это неправильно. Во всяком случае, теперь.
— Бабушка, пожалуйста, расскажи мне все. Если это секрет, я никому его не выдам. Ты же знаешь: я умею хранить секреты и всегда держала язык за зубами, даже когда была маленькой.
Элси улыбнулась и погладила девушку по щеке.
— Да, моя девочка, я знаю, ты никому ничего не расскажешь. Но все не так просто, как ты думаешь. Если эта семейная тайна откроется, пострадает много людей.
Бабушкины слова еще больше заинтриговали Джулию.
— Но в нашей семье остались только папа, я и Алисия, — заметила она.
— Да, — задумчиво проговорила Элси, — но есть тайны, которые касаются сразу нескольких семей... Ну да ладно, начну с самого начала, а там посмотрим, к чему это приведет. Ты согласна?
Джулия кивнула:
— Бабушка, делай то, что считаешь нужным, а я с радостью выслушаю твою историю.
— Предупреждаю: мне понадобится время, чтобы все вспомнить. Пожалуй, стоит начать с меня. В тысяча девятьсот тридцать девятом году я поступила в услужение хозяйке Большого дома и стала учиться профессии горничной. — Элси сомкнула ладони перед собой. — Ох, Джулия, ты даже не представляешь, каким бойким местом был тогда Уортон-Парк! Жизнь в имении била ключом: Кроуфорды часто приглашали гостей, а в охотничий сезон почти каждые выходные устраивали шумные вечеринки. Однажды к хозяевам приехали их друзья из Лондона, и мне поручили прислуживать их восемнадцатилетней дочери, Оливии Дру-Норрис. Она стала моей первой «дамой». — Глаза Элси загорелись от воспоминаний. — Поверь, Джулия, мне до самой смерти не забыть тот день, когда я вошла в гостевую спальню и впервые ее увидела...
Глава 9
Уортон-Парк
Январь 1939 года
Оливия Дру-Норрис подошла к окну большой спальни, куда ее только что привели, взглянула на двор и тяжко вздохнула, увидев унылый серый пейзаж.
Два месяца назад она сошла на английский берег, и с тех пор ей казалось, что кто-то стер с лица земли все яркие теплые краски, заменив их мрачной грязно-коричневой палитрой. Голые поля затягивались туманной дымкой, хотя было только начало четвертого. Оливии было холодно и тоскливо.
Зябко поежившись, она отвернулась от окна.
Ее родители радовались возвращению в Англию. Этот жуткий сырой остров был для них родным. Оливия же родилась и выросла в Индии. Она раньше не выезжала за пределы этой страны и теперь не могла понять, почему нее разговоры, слышанные ею в клубе или за обедом в доме родителей в Пуне, сводились к ностальгическим воспоминаниям об Англии.
На ее взгляд, здесь не было ничего хорошего. Все жаловались на индийскую жару, но там, по крайней мере, не приходилось ложиться спать, надев на себя шесть ночных рубашек, а потом лежать в пахнущих сыростью простынях и ждать, когда перестанут неметь пальцы ног. Оливия постоянно мерзла с тех пор, как сошла с корабля.
Ей очень не хватало запахов и звуков ее родины... Она вспоминала аромат спелых гранатов, ладана и масла, которым горничная смазывала ее длинные волосы, приятное пение домашней прислуги, детский смех на пыльных улицах городка, выкрики рыночных торговцев, расхваливающих свои товары... эта пестрая шумная сцена разительно отличалась от местного тихого и безрадостного мирка.
Когда они прибыли на «родину» и улеглось первое волнение, Оливия ощутила острый прилив тоски. Она еще никогда не чувствовала себя такой несчастной. А ведь могла остаться в Пуне, когда ее родители уезжали в Англию, если бы обратила больше внимания на достоинства краснощекого полковника, который пытался за ней ухаживать. Но он был ужасно старый, никак не меньше сорока пяти, тогда как ей недавно исполнилось восемнадцать.
К тому же бессонными ночами она начиталась английских романов Джейн Остин и сестер Бронте. Они разбередили ей душу и заставили поверить, что в один прекрасный день ей обязательно повезет и она обретет «настоящую любовь».
В ближайшие месяцы Оливии предстояло участвовать в лондонском светском сезоне. Ее должны были представить подходящим молодым людям. Она от души надеялась найти среди них своего мистера Дарси.
Эта мечта была единственным ярким пятном в сером непроглядном тумане английской реальности. Британские парни, с которыми она успела познакомиться, не вызвали у нее симпатии. Бледность, незрелость и явное отсутствие интереса к жизни (похоже, их вдохновляла только стрельба по фазанам) не снискали ее расположения. Возможно, причина в том, что она довольно долгое время встречалась со взрослыми мужчинами: к сожалению, в светском обществе Пуны было совсем мало юных дам и кавалеров.
С детства Оливию окружали мамины и папины друзья. Она посещала званые обеды и вечеринки, занималась верховой ездой и играла в теннис. К тому же девушка получила необычное образование, хотя сама рассматривала это как достоинство. Ее родители оплачивали услуги частного преподавателя, мистера Кристиана, бывшего выпускника Кембриджа, комиссованного в связи с ранением во время Первой мировой войны и решившего обосноваться в Пуне. Мистер Кристиан закончил философский факультет Тринити-колледжа и, распознав пытливый молодой ум, постарался наполнить его такими разнообразными знаниями, которые Оливия никогда не получила бы в английской школе-пансионе для девочек. Помимо прочего, он научил ее почти профессионально играть в шахматы и мухлевать в бридже.
