Барбара Брэдфорд - Голос сердца. Книга первая
Продолжая сочувственно смотреть на Катарин, он произнес:
— Боже мой, мне показалось, что ты задыхаешься. Что произошло? Ты уверена, что сейчас с тобой все в порядке?
— Да, сейчас все хорошо. Спасибо, Терри. Я и сама не знаю, что со мной. Может быть, из-за пыли. У меня пересохло в горле. Этим можно объяснить приступ, но все равно это очень странно. Я уверена, что буду чувствовать себя гораздо лучше, когда освобожусь от костюма и этого мерзкого парика.
Он кивнул и, не отводя изучающего взгляда от лица Катарин, как бы пытаясь окончательно удостовериться в том, что с ней все в порядке, спросил:
— Что ты делаешь сегодня вечером? Я пригласил несколько приятелей поужинать в Бакстонский клуб. Не хочешь присоединиться к нам?
Катарин отказалась с величайшим тактом, тщательно подбирая слова, чтобы не обидеть Терри. Он не часто рассыпал приглашения, и если уж оно звучало, то воспринималось на уровне королевского указания.
— Это так любезно с твоей стороны. К сожалению, у меня на сегодняшний вечер уже давно запланирован ужин с Кимом Каннингхэмом и его сестрой.
— И наверное, с Виктором Мейсоном? — Во взгляде Терри читалась явная заинтересованность.
Хотя Катарин была очень удивлена его вопросом, она решила не показывать вида и просто кивнула.
— Да, Виктор тоже будет. Но почему ты об этом спрашиваешь? Вообще-то я не знаю его настолько хорошо.
Терри пожал плечами и отвернулся в сторону:
— Я слышал, что он ухаживает за тобой. Ты же знаешь, что такие вещи — как шило в мешке, их все равно не утаишь.
У Катарин брови поползли вверх.
— Да здесь и скрывать нечего. Мы просто друзья, вот и все, — сказала она и направилась к двери, шутливо поблагодарив гримера за спасение бедной девушки. Он ответил ей с явной симпатией и в том же шутливом тоне.
— Что же, желаю тебе хорошо провести время, — сказал Терри. Он сел на диван, расправил на коленях короткую греческую тунику и начал расшнуровывать сандалии.
Холодный и отстраненный тон, которым он произнес последние слова, неприятно царапнул Катарин. Она не могла понять, за что заслужила такую немилость. Пробормотав пару слов благодарности и пожелав Терри того же, она тихо выскользнула из комнаты.
С огромным чувством облегчения она вошла наконец в свою уборную и плотно закрыла за собой дверь. В отличие от неубранной комнаты с беспорядочно раскиданными вещами, которую она только что покинула, на ее территории царствовал абсолютный и непогрешимый порядок. Все вещи были методично расставлены и разложены по местам. Костюмы висели ровным рядом на металлической вешалке, которую Катарин приобрела сама, решив, что стоявший здесь раньше шкаф чересчур велик и только загромождает комнату. Под костюмами была аккуратно расставлена обувь; рыжие парики, водруженные на подставки, были выставлены на низкий столик. Баночки и тюбики с театральным гримом, кремами, лосьонами, пудрой и другие необходимые принадлежности аккуратно расположились на туалетном столике.
Ее комната казалась абсолютно стерильной и трудно было предположить, что это — уборная актрисы. Даже обязательные поздравительные телеграммы, записки и открытки от членов семьи и друзей, обычно в живописном беспорядке заткнутые за раму зеркала в любой артистической уборной, отсутствовали в этой комнате. На самом деле, Катарин получила всего три телеграммы по случаю премьеры — от Терри, Сони и своего агента. На всем белом свете больше некому было пожелать ей удачи.
Театральная уборная была не только отражением чистой щеголеватой маленькой квартирки Катарин в Леннокс Гарденс. В ней проявлялись личные качества актрисы, и в первую очередь ее гипертрофированное стремление к порядку. Катарин не отдавала себе отчета в том, что эта чрезмерная чистота становилась ее фетишем. Выдвижные ящики ее комодов и туалетного столика как в квартире, так и в театре были буквально завалены грудами прекрасного белья, которое она неизменно меняла по крайней мере трижды в день. Она переодевала надетый с утра комплект перед спектаклем и меняла его после спектакля. В дни, когда у нее были утренние спектакли, она умудрялась поменять белье четыре раза, к вящему удивлению ее гримерши, Мэгги. Другие ящики были забиты горами чистых чулок и колготок, отглаженных носовых платков, дюжинами пар белых лайковых перчаток разной длины, немыслимым количеством шелковых и шифоновых шарфов в таком идеальном состоянии, как будто они только что с прилавка магазина. Каждая пара туфель знала свое место на специальной вешалке для обуви, шляпы аккуратно висели на стойках, сумочки были набиты бумагой, а аккуратно сложенные свитера лежали в пластиковых пакетах. Почти каждая вещь в ее платяном шкафу, начиная с повседневных платьев и кончая вечерними туалетами, висела на отдельной вешалке в специальном мешке, предохранявшем ее от пыли. Любая вещь, которую Катарин одевала хотя бы один раз, переходила в руки Мэгги для стирки или отправки в химчистку.
В равной степени Катарин была придирчива к своему телу, обильно орошая его духами и дезодорантами, как будто боялась, что естественный запах ее прекрасного тела может показаться кому-то неприятным. Она потребляла освежители дыхания, полоскания для рта и зубные пасты в неимоверном количестве. Стоит ли говорить, что она терпеть не могла людей, от которых дурно пахло, или места, в которых было грязно.
После слепящих ламп и жары на сцене, Катарин отдыхала в своей прохладной уютной гримерной. Мэгги отпросилась на какое-то семейное торжество: Катарин сразу же отпустила ее. Невнимание к другим было совершенно непростительным в ее глазах. И теперь она была даже рада побыть одна, чтобы немного собраться с силами. Стянув с себя греческий костюм, Катарин разложила его на диване.
Усевшись за туалетным столиком, она сняла с себя надоевший парик и сразу же испытала дивное чувство освобождения. Вынув шпильки из собственных волос, она потрясла головой, чтобы они рассыпались. С усилием расчесав их несколько раз щеткой, она собрала заблестевшие волосы назад, стянула их простым белым платком и сняла кремом обильный сценический грим, не оставив ни малейшего следа. После этого Катарин прошла за ширму в углу комнаты, скрывавшую раковину. Она тщательно помылась, почистила зубы, прополоскала горло, посыпала тело тальком, побрызгалась дезодорантом и подушилась духами «Ма Грифф». Этот туалет был ее ежевечерний ритуал.
Одеваясь, Катарин размышляла о том, что еще предстояло ей вечером. Внезапно она поймала себя на мысли, что ей очень хотелось бы, чтобы назначенный на сегодня ужин был перенесен на завтра. Два сегодняшних спектакля лишили ее сил. Сейчас она хотела только одного: свернуться клубочком и уснуть. Но Катарин понимала, что ей необходимо взять себя в руки, заставить себя лучиться весельем и продолжать лицедействовать в течение еще нескольких часов. Безусловно, было уже слишком поздно отменять этот ужин. Ким, конечно, уже ждал ее у дверей театра, как они договорились. И кроме того, она не могла забыть о Викторе, который должен был приехать прямо в дом на Честерфилд-стрит. Она вздохнула. Тщательно разработав каждую деталь сегодняшнего вечера, она попала в собственную ловушку. «Если бы хотя бы не болело горло. Не дай Бог, чтобы это опустилось на легкие», — подумала Катарин, стягивая через голову шелковую комбинацию с кружевами.
