Джорджия Ле Карр - Маскарад (ЛП)
— Нормально?
— Хорошо, — говорю я, хотя целый рой бабочек крутиться у меня в животе при мысли, что я скоро буду выпрыгивать из самолета.
— Отлично, на пол лицом вниз, — говорит он.
— Что ты имеешь в виду?
— Я покажу тебе позицию в свободном падении.
Я лежу на полу, и он говорит мне, чтобы я согнула ноги в коленях и подняла их примерно на шесть дюймов в воздух. Мы практикуем несколько раз разные позы, и Джерон одевает ремни своего парашюта.
— Готова прыгать с парашютом?
— А то! — шучу я, несмотря на то, что в данный момент являюсь комбинезоном одних натянутых нервов. Подходим к самолету. Я соединяю ноги вместе и сажусь на лавочку. Джерон машет пилоту и поднимает большой палец вверх, сигналя. Самолет начинает выруливать по взлетной полосе, Джерон поворачивается ко мне, затягивая ремни еще раз, соединяя их вместе, проверяя, чтобы быть уверенным, что все в целости и надежно. В течение следующих пятнадцати минут, пока мы поднимается на высоту прыжка, Джерон выглядит очень спокойным и расслабленным, и это меня немного успокаивает, несмотря на то, что, если честно, я испытываю очень странные ощущения. Я не явно, но доверяю Джерону, особенно после того, как посмотрела видео, и по какой-то самой неясной для меня причине, мне нравится связать с ним свою судьбу, накрепко в данный момент. Он кладет свою большую руку в перчатке на мое колено, намертво защищая, и я чувствую себя от этого совсем не плохо. Мы летим среди ясных облаков на высоте девять тысяч футов.
— Хорошо, тринадцать тысяч футов, — говорит Джерон.
— Время прыгать?
— Ага, — и я слышу дрожь восторга в его голосе.
Я смотрю на него с удивлением, вот оно что, он делает это ради удовольствия.
— Одевай очки и шлем, — говорит он, и я повинуюсь. Я смотрю в иллюминатор и меня передергивает от мысли: Что за чертовый полет я решила совершить? Я видела видео прыгающих, выпадающих из самолета, исчезающих из поля зрения, теперь моя очередь. Джерон ведет меня к краю, мы садимся, свесив ноги наружу. Мой разум гаснет. И вдруг я перестаю испытывать какой-либо страх и нервозность. Странное спокойствие нисходит на меня. Я поворачиваю голову, смотрю на Джерона, в его глазах появляется незнакомый мне отблеск азарта. Наши взгляды встречаются, и на секунду я чувствую эту связь на каком-то очень глубинном уровне.
— Три... два... один, прыгаем.
Сила ветра мгновенно врезается в меня, пока мы мчимся по небу на бешеной скорости. Она вытягивает и засасывает кожу у меня на лице с такой силой, что я испытываю шок. У меня сам собой открывается рот от такого свободного падения, и Джерон плывет вниз, чтобы защитить меня от ветра. Я быстро становлюсь в позицию, которой он меня научил. Холодный жесткий воздух и моя собственная нервозность заставляют мои губы прилипиться к деснам.
Я пытаюсь языком смочить немного губы, и язык тут же окутывается морозным ветром. В воздухе присутствуют острые ледяные капли, и Джерон пытается загородить мое лицо своими руками, чтобы как-то защитить меня. Мы падаем со скоростью ста миль в час с тринадцати тысяч футов. Я испытываю неповторимое чувство мчась через холодный, прозрачный воздух с такой уникальной высоты, мой желудок делает сальто. Скорость и ощущение опасности только это присутствует, все остальное просто испаряется из головы. Это необъяснимое и удивительное ощущение, и настолько отличное от всего, что я когда-либо испытывала. Никогда еще я не чувствовала, настолько открытыми все свои чувства, словно двигаешься по краю пропасти.
Свободное падение длится меньше минуты.
На пяти тысячах футов Джерон подает мне сигнал, и я кладу руки поперек груди и жду, когда он откроет парашют. Как только он дергает за стропы, нас тут же подбрасывает в вертикальное положение. В кино всегда кажется, как будто открывание парашюта выбрасывает человека вверх с большой силой, но на самом деле это не так. Парашют открывается медленно и из-за этого и снижается скорость падения, но медленно.
Мы скользим вниз под парашютом. Теперь, когда мы можем говорить и слышать друг друга, Джерон спрашивает:
— Ты в порядке?
— Безусловно, — отвечаю я, и меня переполняет странное чувство. Чувство огромной нежности к нему. Я точно не хочу называть это любовью, но это что-то типа покровительственного, слегка собственнического чувства, а может чувство благодарности за тот опыт, который мы только что разделили. Он даже разрешает мне править парашютом для приземления в определенный момент.
Он указывает ориентиры, и я слежу за его рукой в перчатке, хотя и нахожусь до сих пор в шоковом состоянии. Мое сердце бьется как сумасшедшее. Он сажает нас четыре, может, пять минут, скользя вниз на приземление. Слишком быстро.
Джерон напоминает мне поднять ноги вверх, я немедленно повинуюсь, чтобы не получить травму. У нас идеальная посадка.
— Вау... тачдаун, малыш, — вещаю я.
Джерон снимает с меня стропы, разворачивает вокруг и жестко целует, действительно жестко.
— За что? — спрашиваю я, когда он поднимает голову.
Напряженную секунду кажется, как будто он собирается сказать что-то важное. Затем качает головой и говорит:
— За то, что прыгнула со мной и была такой крутой.
Мое сердце гудит, как сумасшедшее. Я беру его лицо в ладони и целую страстно в ответ.
— За что? — спрашивает он.
Я хочу сказать ему какие странные эмоции я испытывала находясь рядом с ним в воздухе, но останавливаю себя.
— Благодарю за этот опыт. Это было супер потрясающе, — взволнованно говорю я. — Я никогда этого не забуду.
Он кивает.
Я возбужденно смеюсь.
— Мы можем это повторить?
Он тоже смеется в ответ.
— Может быть, но не сегодня.
— Господи! Это лучший наркотик в мире, — адреналин просто бушует у меня в крови, я полна радости. Наконец-то, я поняла лишь маленькую часть его. Ту часть, которая предпочитает опасность.
12.
Мы едем к дому Ланы и Блэйка и Том, их шофер, везет нас всех в закрытый клуб под названием «Annabel».
Мы проходим фейсконтроль у швейцара и в результате попадаем в красный, покрытый лаком бар, наполненный произведениями искусства. Стены на самом деле выглядят удручающее, в старом дизайне — полированная латунь и темные дубовые панели, потолки низкие и с мавританской росписью. Освещение настолько тусклое, что создается ощущение будто находишься в гробнице или пещере. Посетители исключительно обитатели британской аристократии в костюмах и непонятные явно нездешние мужчины, в сопровождении высоких, потрясающе красивых восточно-европейских женщин, младших их наполовину, и конечно супербогатых избалованных детей с мужчинами из Ближнего Востока, обладающих нефтяными скважинами. Дресс-код очень строгий — в костюмах или коктейльных платьях. Несмотря на все усилия, чтобы сохранить стиль полу-мрачной привлекательной библиотеки, атмосфера граничит с нуворишами.
