Светлана Демидова - Отдай мне мужа!
Я догадался, что денег ему придется дать больше, чем собирался.
– Да… Так вот! Когда я пришел сюда в очередной раз, – не умолкал Боб, – госпожа Ева как раз достала из сумочки таблетки… Я хорошо знаю эту упаковку… ну… В виде такой тонкой трубочки… У нас одна официантка отравилась именно фенобарбиталом… У нее в автомобильной катастрофе погибли сразу и муж, и сын. Она сначала пыталась держаться, а потом взяла да и проглотила целую горсть и залила стаканом коньяка, а то и двумя… там… В служебном помещении… Я тогда нашел точно такую же трубочку. Потом говорили, что если эти таблетки смешать с алкоголем, то – привет! Летальный исход. Ну, там понятно: муж, сын… А зачем такое госпоже Еве, скажите на милость?
Парень так хотел угодить лицу, связанному с хозяйкой заведения, что выглядел очень комично. Несмотря на всю серьезность ситуации, я не смог удержаться от улыбки. Бармен, похоже, на это обиделся:
– Я вижу, вас это забавляет! А мне, между прочим, пришлось попотеть, чтобы вырвать у нее из рук эту чертову трубочку. Я подумал про себя: только не это, госпожа Ева! Только не в ресторане! Травитесь лучше дома, если уж вам приспичило, и… когда протрезвеете! Но вы… – Боб опять обращался ко мне, – даже представить себе не можете, сколько силы появляется у женщин в такой ситуации! Чтобы хоть как-то отвлечь ее внимание, мне пришлось налить ей еще виски. Тут уж я фенобарбитал-то у нее и отобрал… Ну что, вы заберете ее?
Я кивнул, достал кошелек, вытащил из него две первые попавшиеся купюры и сунул бармену. Похоже, Боб был вполне удовлетворен суммой, в которую была оценена его забота о госпоже Еве, потому что сразу предложил:
– Вы погодите… Я сейчас попрошу кое-кого присмотреть за моей стойкой и помогу вам ее вывести через служебный вход, – и тут же растворился в полумраке зала.
Я попытался своими силами поднять женщину с диванчика, сначала уговорами, а потом – потянув за руку. Она резко вырвала свою руку из моей и свернулась на сиденье калачиком, явно собираясь вздремнуть. К счастью, очень скоро вернулся Боб. У него, конечно, был богатый опыт общения с подвыпившими клиентами, поэтому он не стал тратить время на пустые разговоры. Он отодвинул ногой столик, нагнулся к женщине и, схватив за отвороты шубки, резко встряхнул. Она тут же открыла глаза.
– Госпожа Ева! – крикнул он ей в ухо. – Живенько встаем! Взгляните, за вами пришел друг…
Она с явным усилием все же смогла сосредоточить на мне свой взгляд. Госпожа Ева даже в таком растерзанном виде была очень хороша. Тяжелое опьянение не смогло лишить ее очарования. Она была из тех женщин, на которых невозможно не смотреть даже тогда, когда рядом находится собственная супруга. В ней чувствовалась порода. На ее лице почти не было косметики, только на одной щеке от губ к виску тянулась полоса бледно-розовой помады.
– Я хочу видеть моего мужа, – пробормотала она и снова рухнула бы на диванчик, если бы Боб не держал ее за талию.
– Ну же! Вам пора, госпожа Ева!
– Я ж-жду Г-германа!
– Но ваш муж уже давно дома, – сладко пропел бармен, подмигнув мне. – Вот и ваш друг скажет, что Герман дома и дожидается там свою женушку…
Ситуация напоминала сцену из дурно поставленного водевиля во второсортном кабаре. Вместо ответа я подхватил Еву с другой стороны, и мы с Бобом потащили ее к служебному выходу. Прижав голову к моей груди, женщина беспрестанно вздрагивала. Опытный в делах такого рода бармен не забыл прихватить и ее сумочку.
Довольно скоро мы втроем оказались на улице. Дождевая взвесь, которая сеялась на город весь день, окончательно сгустилась в туман. Свет фонарей тонул в этом тумане, силуэты прохожих были нечетки, расплывчаты. Дома сливались в единую, похожую на обрыв стену, через которую едва пробивался свет окон.
Нам пришлось завернуть за угол здания ресторана, чтобы можно было пройти к месту, где я припарковал машину. Продолжая одной рукой придерживать Еву, другой рукой я не без труда вытащил из кармана ключи, нажал на кнопку блокиратора сигнализации, на что автомобиль отозвался привычным звуком.
– Держите ее крепче, а я отворю дверь, – догадался бармен, отлепился от Евы, открыл переднюю дверь, бросив назад женскую сумочку, и выкрикнул: – Ух ты! Антиквариат! Это ж «Волга». Вы, наверно, коллекционер?
– Да, – я решил со всем соглашаться.
– Славная тачка. Много жрет?
– Много.
Я аккуратно усадил Еву на переднее сиденье, ее глаза тут же закрылись, голова склонилась набок. Точно так же лежала на бордюре тротуара разбитая голова ее мужа. Я с силой надавил на веки ладонями, чтобы прогнать это, уже измучившее меня до предела, видение.
– Простите, – опять начал Боб. – Вы, конечно, мне уже заплатили за… Ну… мы оба понимаем, за что… Но… вот тут еще есть счет за выпитое виски! Конечно, мадам Ева владелица ресторана, но существует отчетность… Разве потом что докажешь?
– Сколько? – спросил я и снова достал из кармана бумажник.
– Две восемьсот.
Я отдал ему три тысячи и сказал, что сдачу он может оставить себе. Интересно, как подобные заявления, учитывая размер сдачи, расцениваются барменами из кабаков типа «Оскара»: как верх остроумия клиента или как предложенный им тест – на профпригодность распорядителя бара, в смысле его выдержанности и вышколенности? Лицо Боба не давало никакой подсказки.
Очутившись за рулем машины наедине со столь шикарной и столь же пьяной женщиной, я опять усомнился в правильности своих действий. Я не знал, что мне делать. Отвезти ее домой – это понятно, а что дальше? Я не мог оставить ее там даже на попечение домработницы – та ведь ушла. Конечно, я был полным идиотом, решив сообщить о смерти Германа Панкина самолично. Если бы я не вмешался в работу полицейских, то сейчас наслаждался бы праздничной атмосферой у Караянов. Шумная возня детворы, свет, смех, виски «Бурбон», шампанское помогли бы мне забыть все случившееся… Теперь же я ясно видел всю нелепость происходящего. Часом раньше, пусть против своей воли, я послужил причиной смерти человека, а сейчас еду в машине-убийце с его женой! И по какому праву я вмешался в жизнь совершенно не знакомых мне людей? Только ли чувство вины заставило меня это сделать, или же чертик любопытства, живший во мне, подталкивал меня?
Из курса русской литературы я усвоил тот взгляд на жизнь, что твой характер – это твоя судьба, а успехи и неудачи – следствие твоих же достоинств и недостатков. Однако теперь я не был так в этом уверен. Конечно, я не считал себя безупречным человеком, но все-таки был хорошим мужем, верным другом, добросовестным работником. Я не был жестоким, не нарушал законов, никого не предавал. И все же… все же судьба вовлекла меня в мрачную драму, разыгравшуюся на многолюдном перекрестке и продолжавшуюся в этой машине. Скорее всего, характер и вектор судьбы не связаны прямой закономерностью. Случайность правит бал – бросишь ли игральные кости, откроешь ли карту. Следует, подобно игроку, полагаться лишь на удачу. Быть может, у меня характер игрока? Но как бы то ни было, сейчас получается, что я должен довести начатое до конца.
