Елена Ярилина - Любви хрустальный колокольчик
— И все-таки вы какая-то странная сегодня…
— Почему странная? По-моему, как всегда.
— С вами ничего не случилось? Вы здоровы?
— Просто задумалась. Так что ничего не придумывай и не волнуйся за меня.
То ли его вывело из равновесия мое поведение, то ли раздосадовало, как слабо я отреагировала на его извинения, только повел себя Саша весьма бесцеремонно. Подошел ко мне, взял за плечи и слегка встряхнул. Но то, что для него было слегка, для меня оказалось весьма ощутимым. Зубы мои лязгнули, я очень больно прикусила кончик языка, и, самое печальное, мысли, которые становились все более подробными и красочными, разом вылетели из головы. Я молча уставилась на него, потом, в считаные мгновения, воспоминание о ночном унижении наложилось на этот нелепый случай, и я сделала то, на что не считала себя способной, — размахнулась и с силой ударила его по лицу. От удара зажгло ладонь, что еще больше разозлило меня.
— Не смей трогать меня! — рявкнула я, налила себе еще чаю и продолжила: — Что ты меня трясешь? Я тебе не дерево. И вообще, ходишь тут, лезешь ко мне с разговорами, мешаешь думать да и жить тоже.
Последнее я сказала уже совсем не знаю зачем. Вид у Саши был совершенно потрясенный, видно, оплеухи, да еще такой звонкой, он в жизни не получал. Он молча топтался рядом, не зная, что ему сказать или сделать. Так ничего не придумав, развернулся уходить. Умиротворенная тем, что противник оставил поле битвы, я тут же совершила ошибку, пожалев своего недавнего врага:
— Сходил бы лучше к Светке, это куда интереснее, чем приставать к старой тетке.
Мои довольно глупые, но в общем-то невинные слова повлияли на Сашу как валерьянка на кота: буквально одним прыжком он подлетел ко мне, сгреб с табуретки и поднял в воздух. Ноздри его от гнева раздувались, лицо потемнело и перекосилось. Я испугалась и разозлилась одновременно, не слишком приятно ощущать себя щенком, болтающимся в сильных и безжалостных руках. Понимая, что он сейчас размажет меня по стенке, я тем не менее попыталась ударить его ногой. Удар не получился, что было неудивительно, никогда не дралась, даже в детстве. Но все-таки он тут же поставил меня на пол. Вся дрожа от злости, с вызовом глядя ему в лицо, я высказала вслух то, что думала о нем:
— Не знаю, что ты о себе воображаешь, но не кажется ли тебе, что ты чересчур много на себя берешь? Кто ты такой, чтобы себя так вести? А? Я тебя спрашиваю! Мне до смерти надоело твое чванство и твоя смешная павлинья спесь, я с нетерпением жду того счастливого момента, когда ты наконец съедешь. Так что давай-ка срочно подыскивай себе другое жилье, здесь ты мне не нужен!
Саша по-прежнему молча, пристально смотрел мне в лицо, как будто раздумывал, что же ему со мной делать. А я начинала приходить в себя. Почему в его присутствии я делаюсь совершенно на себя не похожей? Ведь всегда была сдержанной, замкнутой и, смею надеяться, воспитанной, а с ним веду себя как истеричная школьница — дерусь, говорю бог знает что. Может быть, я забыла, что мне сорок семь лет, что я весьма почтенная матрона, а этому павлину к тому же довожусь теткой, пусть и весьма дальней?
— Я не павлин, и это вовсе не спесь. Ты слышишь меня? Я отнюдь не павлин. А вот ты, ты такая странная, почти сумасшедшая, но знаешь… ты, пожалуй, нравишься мне, да, очень нравишься. В тебе определенно что-то есть, от тебя исходят какие-то интересные токи, или флюиды, просто не знаю как их назвать. Возле тебя, в твоем присутствии во мне рождаются совершенно новые и сильные для меня ощущения.
— Извини, но ты не обалдел ли, часом? Что за чушь ты городишь? Что значит, я тебе нравлюсь?
— Ага, значит, не понимаешь? Судя по изумленному взгляду, и в самом деле не понимаешь, — а мне все время казалось, что ты заигрываешь со мной. Я определенно чувствовал, что когда ты растирала меня, то вкладывала в каждое касание ласку, причем не очень-то затаенную. Ты словно играла со мной, провоцировала! Конечно, я мог ошибиться в твоих мыслях на мой счет, но в своих собственных ощущениях уж точно не ошибся. Видимо, ты и сама еще не вполне осознаешь свои чувства ко мне. Скажи, такие чувства внове для тебя? Я понимаю, ты не привыкла так хотеть мужчину, я первый, кто вызвал в тебе такое желание, и это сильно потрясло тебя. У тебя и вправду невменяемый вид, ты сейчас похожа на маленькую испуганную девочку. А знаешь, мне это очень нравится, я буквально очарован. Я был не прав, что столько медлил, но я уже предвкушаю, насколько мне будет хорошо с тобой. Не говоря уже о тебе, ты просто растаешь от моих ласк!
У меня в голове творилось не пойми что, все мешалось, и мысли налетали одна на другую. Боже мой, что он говорит! Какие невозможные, немыслимые вещи он говорит! Да как он смеет думать, а тем более говорить обо мне такое?! Я буквально задыхалась от смятения, ужаса, отвращения и еще каких-то горячих, липких, мне самой непонятных чувств. Я видела перед собой его улыбающееся, похотливое, самодовольное лицо, лицо не человека — сатира. Оно сводило меня с ума, лишало последних защитных сил. Какая-то темная, давящая волна накатила на мое сознание, я еще успела подумать, что именно это и называется помрачение рассудка. Я закричала, затопала ногами, слезы вдруг хлынули у меня из глаз, и я кинулась на него, чтобы исцарапать, изуродовать это ставшее таким ненавистным лицо. Помню только жгучий гнев внутри, он ощущался мною как боль, — потом провал.
Я очнулась на своей кровати, совершенно голая. Часы показывали восемь вечера. Странно, почему я легла спать в такую рань, может быть, заболела? Я и в самом деле как-то не так себя чувствую. Да, но почему я не удосужилась надеть ночную рубашку? Спать голышом не в моих привычках. Почему у меня ощущение, что я не одна в постели, что за чушь? Медленно, осторожно, словно это бомба, я поворачиваю голову и тут же отшатываюсь в ужасе! Рядом со мной на боку лежит Саша, тоже обнаженный, и улыбается! Может, я еще не проснулась или же сошла с ума?
— Ты, ты… что ты здесь делаешь? Как ты здесь оказался? Наверно, я все еще сплю? Ты мне снишься?
— О нет! Моя дражайшая тетушка Женя, это не сон, а самая натуральная явь. Но, судя по твоему недоумению, ты совсем ничего не помнишь. Ах, как жаль! Мне обидна такая твоя забывчивость, но это ничего, ничего. Тешу себя надеждой, что ты совсем скоро все вспомнишь, не сможешь не вспомнить, ведь как-никак, а мы с тобой провели незабываемые, божественные, упоительные полчаса. Мне необыкновенно понравилось, право слово, не ожидал! То есть я думал, что будет хорошо, но чтобы настолько! Но ведь и тебе было не хуже, ты так стонала и кричала от восторга…
— Этого не может быть! Ты… ты все врешь! Нагло и подло врешь, я не могла так себя вести. Я ведь ничего не помню, потому что ничего и не было! Так не бывает, чтобы ничего не помнить, так не может быть.
