Триш Доллер - Практически нормальная жизнь (ЛП)
– Ты в армии? – спрашивает парень, только ответа не дожидается. – Я служил в спецназе. Они завербовали меня сразу из лагеря для новобранцев, потому что у меня уже был черный пояс по бразильскому джиу-джитсу, так что я не нуждался в особой подготовке.
– Да, рад за тебя, братан, – отвечаю я, затем беру журнал, на обложке которого анонсирована статья о войне в Афганистане, надеясь, что незнакомец уловит намек на мое нежелание поддерживать беседу.
– Да, – продолжает он. – Я провел своих ребят через сотни секретных миссий в Африке, и, знаешь, когда взяли Саддама Хусейна? Ту операцию мы провернули.
– Конечно, чувак, как скажешь.
– Я бы до сих пор был в строю, но сломал спину после прыжка с вертолета. Они сомневались, что я вновь поднимусь на ноги, но я выкарабкался, знаешь? Хотя доктора не могут правильно подобрать мне лекарства, потому что я по шесть таблеток глотаю, чтобы избавиться от боли.
– Ага. – Я не утверждаю, что он лжет, но никого не вербуют в спецназ из лагеря для новобранцев, к тому же этот парнишка выглядит слишком молодо для участника всех упомянутых им событий.
Я переворачиваю страницу журнала, и обнаруживаю серию фотографий своей собственной кампании, сделанную фотографом, сопровождавшим нас в течение нескольких недель. Это лишь начало миссии, мы только прибыли в Афганистан и выглядели еще довольно чисто. Тогда бывалые парни называли нас с Чарли и Кевларом духами. Такое ощущение, что с тех пор прошли годы, а не месяцы.
На одном из фото изображены Кевлар и Чарли по пояс в маковом поле. Подпись гласит: "Морские пехотинцы США под обстрелом в провинции Хельманд"; тут могли быть запечатлены любые другие морпехи, но я узнал бы этих двоих где угодно.
Листаю дальше. Следующая фотография занимает полный разворот: морпех, присев на корточки на пыльной дороге, разговаривает с маленькой афганской девочкой, у которой по щекам текут слезы.
Это я.
В тот день во время патруля нас окружила кучка маленьких попрошаек. В основном мальчишки, но среди них была эта девочка; ее столкнули на землю в суматохе.
Уворачиваясь от грязных жадных ручонок, я пробрался к ней. Она плакала, а я ненавижу, когда маленькие девочки плачут.
Женщины тоже, но маленькие девочки в слезах меня просто убивают. Стоило мне присесть рядом, и ее глаза округлились от страха, будто я собирался ее обидеть. Полагаю, вполне понятно, почему девчушка так подумала, учитывая то, что я держал автомат М16, однако от меня ей достался плюшевый жираф. Она прижала игрушку к себе, словно я дал ей живого ребенка, а потом улыбнулась; у нее не было одного из фронтальных зубов.
На этом снимке я был представлен образцовым парнем, завоевывающим сердца и мысли местного населения, только в статье ничего не говорилось о том, как талибы распространяли листовки по ночам, угрожая убить людей, оказывающих нам помощь. Или про то, что большинство местных – и есть талибы. Данный снимок производит впечатление, будто мы что-то изменили к лучшему, хотя я в этом не уверен.
Я смотрю на свое фото, когда медсестра из регистратуры произносит мое имя.
– Стефенсон? Трэвис Стефенсон.
Морпеху с этой фотографии не место здесь – в клинике для ветеранов, среди стариков и обманщиков с пристрастием к обезболивающим. Этот морпех сильный. Он стойкий. Он не сумасшедший.
Я не хочу сидеть в кабинете у психолога, и делиться своими чувствами. А если бы штаб-сержант Леонард, заместитель командира моего взвода, оказался сейчас тут, он бы приказал мне собрать мои долбанные мозги в кучу и забыть обо всем. Ребята, вернувшиеся домой из Германии и Франции после Второй Мировой, ребята, вернувшиеся из Вьетнама… они не говорили о своих войнах. Не посещали психоаналитиков. Они сортировали эти воспоминания в крошечные, потаенные уголки памяти, и жили дальше.
Мне это не нужно.
Сворачиваю журнал в трубочку, засовываю в задний карман, после чего выхожу из здания. Слышу, как позади снова объявляют мое имя.
***
– Итак, Трэв. – Эдди достает АК-47 из кейса. Леденящее чувство страха поднимается по позвоночнику; я замираю на месте. Рационально, до мозга костей знаю, что мой друг в меня не выстрелит, но ладони все равно потеют, пульс учащается. Пальцы сжимаются в кулаки, на случай, если придется его ударить. Как же мне сейчас хочется ощутить в руках свой М16. – Я слышал, ты мутишь с Харпер Грэй.
Страх рассеивается, сменяясь раздражением – из-за себя, потому что поддался панике, из-за Эдди, потому что он болтает о подобных глупостях.
– От кого ты это слышал?
– Пэйдж сказала, ты пытался закадрить Харпер в Шемроке, – поясняет Райан. – А я видел, как она за тобой заезжала прошлой ночью.
Я пожимаю плечами.
– Мы друзья.
Михальски тупо ржет, заглядывая мне через плечо.
– Ну, она очень дружелюбная девушка. – Он подносит кулак к своему рту, имитируя минет. Я ударяю его локтем в живот. Согнувшись пополам, Дерек кашляет. – Черт, чувак, за что?
– За твой рот, – отвечаю я, в то время как Эдди заряжает полную обойму в автомат, снимает предохранитель. – Заткнись.
– В чем проблема? – возмущается Райан. – Всем известно, что Харпер…
– Что? – мой тон, словно острый нож, не предусматривает возражений.
– Дамы, вы не возражаете, если я начну? – перебивает Эдди. Нам с братом остается лишь злобно пялиться друг на друга. Райан сжимает кулаки, будто хочет меня ударить. Можно подумать, я ему позволю. – Мне пока не выдалось шанса из него пострелять.
– Валяй, – говорю я.
Михальски выступает буфером между мной и Райаном; мы отходим от стола, чтобы не мешать Эдди. Я наблюдаю через бинокль, как он выпускает половину обоймы в бумажную мишень в форме человеческого силуэта, стоящую на подставке на расстоянии около ста метров. Бах. Бах. Бах. Подобный звук – резкий, ни с чем не сравнимый – я слышал день ото дня в Афганистане. Мне вновь приходится напомнить себе, что никто не стреляет в меня.
Никто не стреляет в меня.
Из пятнадцати пуль в бумагу попадает не больше шести, в основном по краям. Такая стрельба не нанесла бы непоправимого вреда.
– Проклятье. – Эдди передает автомат Михальски. – Я слышал, что эти штуки не очень точные, но чтобы до такой степени. Дурдом.
Я не заостряю внимание на том, что это, скорее всего, ошибка стрелка. У повстанца, пустившего пулю в моего лучшего друга, не было проблем с точностью АК-47.
Дерек встает на позицию и опустошает оставшиеся в обойме пятнадцать патронов, тоже попадая в цель всего несколько раз. Легкие ранения в лучшем случае. Точно не смертельные.
