Татьяна Веденская - Неотразимая, или Основы женского шарма
— А может, они из своих капиталов платят?
— Ну ты даешь, наивная. Ты не знаешь, как регистрируются все эти ЗАО и ООО? Да там уставной капитал — пять — десять тысяч деревянных у. е. И чем они должны платить, когда все остальное — черный нал?
— А зачем вообще тогда этот сертификат? — не понимала я.
— А он красивый, и там много красивых слов типа «Будем защищать ваши интересы в судебных инстанциях», или «предоставим помощь профессионального юриста». По сути, это единственное, что обещают эти бумажки. Вот теперь посчитай. Комиссия агентства увеличивается на две-три тысячи, а риск наступления последствий не очень велик. Верно?
— Точно. Все-таки, как никак квартиры везде проверяют на чистоту.
— Да, но только везде совершенно одинаково. И тем более, что неизвестно, не развалится то самое ООО или ЗАО к моменту появления претензий.
— Слушай, так наверное, проще эти деньги в случае чего напрямую адвокату заплатить.
— Наверное. А еще лучше, покупать наименее рискованную квартиру. А то захотят купить дешевую хатку с паленым наследством, да еще и по доверенности. Им бы надо было сказать честно — бегите, ребята. Но эти страхерители им говорят — окей, доплатите нам и мы возьмем все риски на себя. И все счастливы.
— Надо же как тебя это задевает. Ты никогда не страдал от избытка сочувствия к клиентам, — поддела его я.
— Не в этом дело. Клиенты — все бараны, в основном. И наша задача — взять все, до чего только сможем дотянуться.
— Тогда эта схема тебе должна понравиться.
— А она мне и нравится. Мне только не нравится, что это делается не у нас. Почему это они должны рубить комиссию на ровном месте? Чем мы хуже?
— Ну ты-то при своем интересе, чего дергаешься?
— Да, я умею отследить свое. Тебя подвезти? — подобное страстное внимание к его историям не оставалось безответным. А с тех пор, как его назначили начальником нашего отдела, он стал периодически подвозить меня домой, так как жил недалеко, около Свиблово, в новеньком доме неизвестной науке планировке. И зеленого цвета, к тому же. Правда, подвозы до дому на Мерседесе случались нечасто. Но однажды, каюсь, все кончилось вполне закономерно. Лукин меня полюбил. Не то чтобы страстно, не то, чтобы всей душой, а как-то так, по-простому. Как можно полюбить мать двух малолетних детей с кучей долгов. Безо всяких серьезных намерений, короче. Мы ехали с ним на просмотр квартиры его знакомого, который на период продажи отдал Лукину ключики. Это все от лени. Большая, дорогая квартира в центре города. Дом прямо нависает над метро Белорусская. И как-то по солидному сер и монолитен. Отличной совминовской застройки, предназначенной для руководящих работников выше средней руки. В общем, от избытка чувств Саша Лукин решил оказать мне честь и поручит фактическую реализацию мне. И повез показывать хату. Показать товар лицом. И предприимчиво прихватил с собой бутылочку мартини литрового разлива и немудреную ореховую закусь. Все это я выяснила, когда оказалась с ним один на один в полумраке огромной цековской квартиры, пустой, сияющей идеально ровными крашенными в белый цвет стенами. Прохаживаясь по безликим, ожидающим хозяина бесконечным комнатам, я оценила мягкость ворса ковролина. В окнах переливалась и сияла помесь автомобильной пробки, перемигивающейся огнями стоп-фар и яркой иллюминации Белорусского вокзала. Этаж восьмой, так что вид открывался прекрасный. А рядом нежный и ласковый, бродил Лукин, опутывая меня своими историями. И я не устояла. Еще раз каюсь, но я не отказалась от мартини. А что? Роскошный мужик с машиной и квартирой. Не самые плохие манеры, и потом, у нас так много общих интересов. Подумаешь, не люблю?! А если еще тяпнуть? А если тяпнуть прямо сидя на этом вот роскошном подоконнике. И вот так, мало помалу, я оказалась на ковролине. Оказалось, что для голого и елозящего туда — сюда тела он вовсе не такой мягкий.
— Детка, ты так хороша! Какие бедра!
— Ты тоже супер, супер, — на всякий случай поддакивала я. Вдруг пригодится.
— Повернись. О, как хорошо. ООООО!!!!
— АХ, АХ….
— Хочешь еще мартини?
— Давай, — господи, я же не предохраняюсь. Мне что, еще недостает парочки детей? Скорее домой, принимать экстренные дозы гормонов.
— Тебе хорошо?
— Никогда не было лучше. Ты такой…. — какой он, какой? Да обычный, самый что ни на есть. Что же делать?
— Ты какая-то деревянная. Что-нибудь не так?
— Что ты, все хорошо! Просто прекрасно!
— Иди ко мне. Ты такая теплая, — нормальный комплимент. Нет, чтобы сказать, что у меня невероятно тонкая талия. Какие мокрые губы. Нет, спать с начальством не очень приятно. А что поделать. Надо!
— Тебе хорошо?
— ОООО!!!!! — интересно, мама додумается покормить детей? Кажется, я буду поздно.
На все переговоры я ездила сама. И на свои и на Сашкины. Он был неплох. Стал давать мне больше шансов на работе, но ни единого шанса на серьезные отношения. Несколько обрывочных встреч на импортном ковролине — это его максимум. Но поскольку я и не навязывалась со своей жаждой надежного мужского плеча, он был мною доволен. И всегда радовался каждому новому подписанному договору. К концу октября я нашла покупателя квартиру Ирины. У нее действительно была какая-то личная жизненная драма, но я не поняла, какая именно. То ли депрессивные состояния на фоне одиночества, то ли проблемы с ее замкнутой и грубиянистой доченькой Ксюшей. Деточке было шестнадцать, она проводила день за днем, час за часом в глубине своей заваленной барахлом комнаты. Когда я приезжала к ним на подписание договора, то была поражена разрухой и угрюмостью этой квартиры. Обшарпанные обои, местами содранные вообще. Линолеум, повидавший многих животных и сохранивший их естественные ароматы. Пыль, грязь, запустение. Среди этого всего шестнадцатилетняя девочка, за все два часа, что я пробыла в доме, только и сказавшая мне:
— Побыстрее, если можно. — И стояла у двери в свою крепость — комнату, такую же выцветшую и мрачную, как и вся остальная квартира. С той только разницей, что стены она обклеила огромными фотографиями жутко раскрашенных женщин и оскалившихся мужчин с электрогитарами наперевес. В их кухне давно не было запахов вкусной еды. Ошметки колбасы, пачки из-под безвкусных кансерогенных макарон быстрого приготовления, заплесневелый хлеб. И тишина. Такая тишина, которая скапливается в результате целых месяцев, лет молчания. Когда не бормочет ничего телевизор, не бегают по дому маленькие дети, не приходят гости.
— На что вы хотите поменять эту квартиру? На большую?
— Нет, что вы. Зачем нам большая? Мы и в этой не видимся месяцами. — Это уж точно. Двум одиноким существам, разрозненным и закрытым, ничто не мешало уходить в себя в огромной четырехкомнатной квартире. Один бог знает, как она им досталась и почему. И кто в ней жил с ними раньше. И куда ушел?
