Чертовка для безопасника (СИ) - Зайцева Мария

И мотает из одного конца в другой, словно пацана в пубертате. Наверняка, даже Кит себя ведет более последовательно.

А у меня явно что-то происходит с организмом и мозгами.

При непосредственном участии Чертовки.

Хорошо, что я это осознаю.

Плохо, что потворствую взбесившемуся организму.

Хотя… Иногда же можно?

Тем более, что она не будет против.

Точно не будет, как бы ни шипела про гульфик и прочее.

Марта, отдышавшись, щурит блестящие глаза:

— Очень крепкий, — тихо говорит она, словно пытаясь оправдать свою реакцию.

— Крепкий, — киваю я. — Чтобы не заболеть.

Опрокидываю свою стопку, с большим удовольствием накидываюсь на еду. Гляжу на неё исподлобья с лёгкой ухмылкой.

Марта крутит в пальцах рюмку, неуверенно рассматривая темную жидкость.

— Коньяк не смакуют, пей.

Она неожиданно улыбается, чуть застенчиво, даже немного стеснённо.

Успокоилась, перестала шипеть.

Готовка и мытье посуды всегда действуют на женщин успокаивающе.

Ее нервяк и агрессию логично списать на стресс, дорогу и вообще события последних дней.

Девчонку можно понять, не каждая способна пережить произошедшее спокойно.

Марта еще молодцом, кусается, но это от неуверенности в себе.

Я же помню по нашему прошлому… э-э-э… общению, на неё надавить надо, и тогда Чертовка податливо пойдёт навстречу.

Привыкла слушаться папочку, это заметно. И теперь нуждается в опоре. Утешении.

Ей необходим волевой мужик. Особенно сейчас.

Марта допивает стопку, тут же обновляю, чтоб не ушел градус, и появился нужный расслабон.

Я не пьянею с такой дозы, для меня бутылка - вполне нормально, чтобы тепло и расслабление почувствовать, а вот для девочки напротив, жмурящейся и прикрывающей губы пальцами, пара стопок окажется в самый раз.

— Восхитительно, — мычу я благодарно. Женщины любят, когда хвалят их стряпню. Тем более, что в данном случае - вообще не притворяюсь. Хорошо готовит моя чертовка. Вкусно до одури.

Марта не отвечает, отщипывает немного то мяса, то зелени. Судя по всему, накусочничалась, пока готовила.

Непорядок, надо еще подлить чуть-чуть.

Обновляю, поднимаю рюмку:

— За встречу, Марта? Для меня это было неожиданностью.

Слышу свой голос, как со стороны. Охреневая, потому что старый солдафон шепчет нежно.

— Да… — задумчиво кивает она, — для меня - тоже. Откуда папу знаешь?

— Помогал он мне, давненько…

Бля, что с голосом? Боюсь спугнуть. Она в этот момент кажется мотыльком, а я как раз полыхать начинаю.

— Военный?

— Бывший.

— Мы здесь на две недели, — она откладывает вилку, смотрит на меня, поднимает стопку, — а потом?

— Потом - посмотрим. Тут сдохнут или ишак, или падишах.

Марта поднимает бровь, удивляясь моей эрудированности. Или просто удивляясь. Вообще, она выглядит на редкость трезвой и здравомыслящей.

Не пойдет, я уже полушёпотом говорить начал, а у неё взгляд не стеклянный.

Прищуриваюсь, залпом глотаю коньяк, выжидательно смотрю на нее.

Она задерживает дыхание, повторяет за мной.

И тут же опять открывает рот, пытаясь захватить побольше воздуха.

Сексуальная, пиздец, какая.

Давай, Чертовка, еще по одной сразу.

И хватит, пожалуй.

Тяжёлый день, несколько стопок коньяка, сейчас она насытится и вырубится.

Это не подходящий вариант.

Свеча горит, неплохо освещая кухню. На потолке и за спиной Марты танцуют причудливые изогнутые тени. За окном вовсе не тёмная ночь, а северные сумерки. Небо чистое, пропускает свет луны и звёзд, и Марта в таком странном сочетании мерклого освещения кажется мне невероятно красивой. У неё правильные черты лица, совершенно не волевые. Капризный изгиб пухлых губ. Папочкина дочка…

Она ведомая, она мягкая, доступная, в ней преобладает женственность, то тепло, которого мне так не хватает последние годы.

Мы смотрим друг на друга через неровный язык пламени, и этот огонь отражается в ее темных чертовских глазах.

Хватит, пожалуй, ждать.

Слишком много растанцовок.

Я аккуратно ставлю свечу на подоконник, туда же отправляю бутылку коньяка. Тарелки в сторону. Марта молча следит за моими движениями, невольно подрагивая ресницами.

Но не спрашивает ничего.

Ждет.

Хорошая девочка.

Встаю, протягиваю руку, чтоб поднять ее со стула.

— Кирилл, я…

Марта пытается что-то сказать, уже, наверняка, понимая мои намерения.

Да и сложно не понять, учитывая, как я ее весь ужин глазами жрал, и член ломится из штанов.

Разговоры нам не нужны сейчас, отвлекают.

Привлёкаю растерянную девушку к себе и затыкаю жадным поцелуем возможный протест.

В прошлый раз она не стала возражать.

Не успела.

А потом… Потом и незачем было.

Надеюсь, сегодня будет так же. А то церемонии, церемонии…

Она вкусная. Еще вкуснее, чем я запомнил.

Меня пьянит моментом, словно весь тот небольшой объем коньяка бьет в голову, заставляя обезуметь. Держу ее, засовываю язык в податливо распахнутый рот, прикусываю нижнюю губу, жадно, бешено, словно хочу выпить всю её душу, всё её сердце, забрать себе, в себе хранить.

Этот запах… Её нежный аромат, улавливаю на шее, когда с поцелуями спускаюсь ниже. Шампунь здешний, запах порошка от одежды моего сына создаёт ощущение, будто мы с этой женщиной имеем общий быт, живем вместе, и вообще всё происходящее нормально и правильно.

Усаживаю Марту на стол, вставая нагло между её ног, не отрываюсь от поцелуев. Она в панике пытается отпрянуть, я не даю.

— Хочу тебя, — шепчу в ухо.

Это всё на что я способен в данной ситуации, больше от меня нежных слов любви ждать не стоит. И без того себя сегодня превзошел в предупредительных танцах. Стягиваю с неё футболку и припадаю ртом к соску на правой груди, левую накрываю ладонью.

— Кирилл, — тонко и сладко пищит Марта.

Отталкивает меня, слабо и уже пораженно, я податливо отхожу, но по пути стаскиваю с нее спортивки.

— Что ты… Я не думаю, что нам… Я… — она ахает и чуть не падает со стола, когда я боксеры с неё стягиваю.

Быстро возвращаю свою добычу на место, поддерживаю под голые ягодицы одной рукой. От соприкосновения с нежной шёлковой кожей, с ладони словно электричество ритмично, пульсом бьет в пах. Я больше не человек, я – зверь голодный, теряющий дар речи и переходящий на глухой рык.

Провожу пальцами по раскрытой промежности. А том всё мокро, уже готово для меня.

Бля, и кого ты обманываешь, Чертовка ты сумасшедшая? Зачем изображать правильность сейчас? Учитывая все, что между нами было?

Учитывая твою реакцию на меня?

Молча показываю ей влажные от ее соков пальцы, прихватываю за подбородок, заставляя смотреть в глаза.

И Марта смотрит. Завороженно. В темных зрачках - паника.

Поздно паниковать уже.

Да и бессмысленно.

Оттягиваю резинку штанов, прижимаюсь к раскрытому лону.

Мокрому. Податливому. Гостеприимному.

Даю мгновение на осознание того, что сейчас будет, провожу влажными пальцами по раскрытым в протесте губам…

И вхожу. Сразу на всю длину, жестко фиксируя бедра, чтоб не вздумала отпрянуть назад. Насаживаю на себя, как бабочку на иголку.

От мгновенного кайфа из-за узкой нежности ее тела кружится голова.

А пораженное аханье, широко раскрытые в неверии глаза - еще больше доставляют удовольствия. Первые толчки - ме-е-едленно, так, чтоб вспомнила, каково это - быть со мной.

Давай, Чертовка, подчиняйся… Тебе понравится.

Ей явно нравится, потому что больше сопротивления нет.

Прерывисто вздыхает на каждое движение члена и обессиленно повисает на моей шее. Я одет, она раздета, контраст наших тел отражается в оконном стекле, и это смотрится очень горячо.

Словно я и в самом деле ее принуждаю, заставляю подчиниться.

Заводит невероятно. Обнимаю её, чуть ли не на себя усаживаю, позволяя только опереться на столешницу и начинаю вбиваться все сильнее и быстрее, ощущая себя захватчиком, даже, кажется, рыча что-то повелительное и очень возбуждающее, судя по тому, как Марту выгибает от кайфа подо мной.