Мы не подходим (СИ) - Брежнева Маша

«Мы с тобой все равно не подходим друг другу». Эти слова Тани днем оскорбили до глубины души, если душа у меня вообще есть. Так грубо она это сказала, что впору было слать все на хрен, уезжать и больше никогда ее не видеть. Но я так не смогу. Выходит, душа у меня все-таки есть, раз Алехина сумела в нее запасть.

⁃ Таня так сказала.

⁃ Ты за это не переживай, моя подруга иногда подтупливает, мы это исправим. Слушай, ну я побежала. До встречи, надеюсь, – подмигивает мне с определенным смыслом и мчится дальше, к автобусной остановке, где буквально через минуту ее забирает парень на машине.

Хочу, чтобы однажды моя Таня так же бежала ко мне. Ждала нашей встречи, как чуда, дрожала от сладкого предвкушения, целовала меня до искусанных губ.

Мне кажется, я попал по-крупному в этот раз. Полностью попал на нее.

Глава 18

Таня

Не знаю, что это было со мной. Каждый хренов раз, когда я оказываюсь рядом с Филипповым, у меня как будто случается кратковременное помутнение рассудка. Я не понимаю себя, не понимаю его, но чувствую, что нас двоих на уровне физиологии страшно тянет друг к другу. Наверное, это не к добру, хотя Алена сказала бы мне, что не стоит упускать такой шанс.

Внутри все разрывает от противоречий, и я никак не могу взять себя в руки.

Возвращаюсь на работу и думаю, что вот теперь пора забыть первую половину этого дня, но только как это сделать... В кабинете душно, несмотря на кондиционер, а еще очень шумно, несмотря на то, что у меня своя отдельная комнатка. Пресс-служба – это огромный кабинет-блок, внутри которого расположено еще несколько маленьких кабинетиков. У нас вечно скрипят двери, сотрудники носятся туда-сюда, стучат по клавишам, разговаривают по телефону в общем коридоре, кричат друг другу в соседнюю «кабинку». Временами к этому прибавляется шум кофемашины, звук печати принтера и щелчок затвора фотоаппарата, когда Богдан приходит сфоткать закат из окна для наших соцсетей. Юмора всей этой ситуации добавляет то, как в наших телефонных разговорах мы пытаемся добиться от чиновников уточнений по поддержке малого и среднего бизнеса, разбираемся в тонкостях законопроекта о новой системе аттестации в школах, консультируемся с Министерством здравоохранения и так далее. И все это происходит, как правило, одновременно.

Яростно стучу по кнопке пробела, чтобы комп проснулся, и погружаюсь в насущные дела. Дима, чтобы не кричать из своего кабинета, звонит по служебному телефону и напоминает, что в 15:00 пройдет еженедельное совещание по развитию транспорта, и я должна на нем присутствовать.

Быстрицкий, блин... Сколько можно совещаться уже? Еще не весь транспорт в регионе сделал лучше московского?

Видеть его не хочу. И зачем вообще я каждый раз хожу на эти совещания? Посмотреть, как Стас занят любимым делом – болтовней? Нет, спорить не буду, в плане работы он умеет решать и добиваться поставленных перед ним задач. Но в личной жизни все совсем иначе.

В 14:57 я спускаюсь на второй этаж в кабинет шефа, где проходят такие совещания, и сажусь за самый дальний стул у стены. Стас заходит через минуту и перед тем, как усесться, очень долго смотрит на меня, но даже не здоровается. Ровно в три часа входит шеф, и начинается абсолютно нудный треп о том, что даже я знаю наизусть благодаря долгой работе с Минтрансом. Через полчаса все участники совещания решают, что им уже достаточно, и я пулей вылетаю из кабинета и приемной Буйнова, лишь бы только Стас не позвал поговорить. Он не поздоровался даже, но я все равно не уверена, что он просто спокойно забыл вчерашний скандал.

И да, я права. Он догоняет меня прямо на служебной лестнице, хотя мне всего-то на один этаж подняться нужно. Но он все равно успевает.

- Тань!

- Мне нужно идти работать, Стас.

- Подожди, – удерживает мой локоть и вынуждает притормозить.

- Будем выяснять отношения при всех? Здесь же люди ходят, нас увидят и услышат.

- Не перебесилась еще?

- Что? А должна была?

- Ну брось, Тань, что за детский сад ты устраиваешь! Поругались, с кем не бывает, но зачем сразу уходить и все рвать? Тебе не жалко наши отношения отправлять в мусорку?

О, Стас, ты даже не знаешь, что в мусорке уже все, связанное с тобой.

- Мы вчера уже с тобой выяснили, – я выдергиваю свою руку и чуть не бьюсь локтем об стену.

- Ты творишь херню, Таня, неужели не понимаешь?

- Херню творишь ты, Стас. Мне надоело быть просто твоей подружкой, мы взрослые люди, а взрослые умеют брать ответственность на себя. Прости, но ты не умеешь.

- Считаешь так?

- Именно, – гордо задеваю подбородок к потолку и смотрю сквозь Стаса.

- Станислав Юрьевич, простите, вы забыли подписать, – слышу голос секретаря Буйнова и вижу ее саму на нижнем лестничном пролете.

Вот говорила же, что нас обязательно кто-нибудь заметит. А эта Карина… У меня нет к ней никаких претензий, но и большой любви тоже нет, у нас чисто рабочие отношения без намека на дружеские. Но я уверена, что она знает про нас с Быстрицким и теперь обязательно шепнет своим кумушкам из приемных других «боссов», что Алехина из пресс-службы прямо на губернаторском этаже едва ли не сосется со Стасиком.

Знала бы она, что целуюсь я совершенно с другим и за пределами этого здания… К счастью, этого не видел никто. Я не хочу грязных сплетен о себе.

- Да, Карин, зайду через минуту, – бросает ей Стас, даже не отворачиваясь от меня. Слышу, как стучат шпильки по паркету, а это значит, секретарь Буйнова вернулась на свой пост.

- Тебе не нужна минута, Стас, ты можешь идти. Занимайся делами.

- Мы не договорили, Алехина.

- Ты ошибаешься.

- Ты все равно поймешь, что это ты ошиблась, и начнешь просить меня все вернуть.

Какое же самомнение у человека, не зря целый первый зам министра. Я не хочу ему отвечать и по десятому кругу объяснять одно и то же, поэтому молчу в надежде, что он развернется и пойдет в приемную Бориса Алексеевича. Стас прожигает своим тяжелым взглядом, от которого невозможно увернуться, но тогда я сама, задев его плечо, шагаю вверх. Хватит, заигрались в дворцовые интриги.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Жду, когда одумаешься, – прилетает мне вслед.

Хочется развернуться и показать фак, но я выше этого. Я молча ухожу, не оборачиваясь, и хлопаю коридорной дверью, чтобы выразить свое отношение к нашему разговору. Надеюсь, этот звук врежется в память к Стасу как выражение моего полнейшего недовольства. Хотя Стасу плевать, кто, когда и чем недоволен, в его картине мира все равно лишь один центр – он сам. А меня достало. И я уверена, что не вернусь.

У себя в кабинете начинаю торопливо стучать по клавишам, набирая что-то не очень связное про поставку новых электробусов в последнем квартале текущего года… Боже, какой бред, ну зачем писать об этом в очередной раз? Вот когда привезут всю партию, тогда и поговорим, а сейчас что? Полчаса набираю текст, перечитываю, проверяю, швыряю в диалог с Быстрицким. Про себя думаю, что вот он – минус неудачного служебного романа, если остаешься на этой же работе и дальше. Удалить бывшего из всех сетей и заблокировать его номер не получится. Стас моментально читает и бросает в ответ «Ок», а я, перекинув сообщение с текстом Буйнову, отталкиваюсь каблуками от стола, отъезжаю в компьютерном кресле назад и прикрываю глаза. Мартини, слезы и песни во все горло к концу рабочего дня дают о себе знать. Больше всего на свете мечтаю попасть домой, выпить зеленого чая и поваляться в кровати, листая каналы без всякого смысла. Из мира сказочных мечтаний меня вырывает звонок телефона, я прикатываюсь обратно к столу и вижу на экране опасное имя «Элеонора Орлова».

Элечка – это пресс-секретарь губернатора. И если Элечка звонит, а ты не берешь трубку после трех гудков, она начинает нервничать. Никто не хочет злить Орлову и заставлять ее нервничать, поэтому у всей пресс-службы выработался условный рефлекс всегда держать телефон на расстоянии вытянутой руки. Быстро забираю смартфон со стола и смахиваю ползунок вызова на экране.