Полина Раевская - Во власти страха (СИ)
Marcus Berket;
А пылкий поцелуй на счастье?
Anna Goncharova;
Целую тебя, мой бесстрашный рыцарь.
Marcus Berket;
Подожди, ширинку расстегну.))))))
Anna Goncharova;
Фу, ты урод и меня бесишь теперь еще больше. Поэтому с тебя Бред Питт ! Доброй ночи.
Marcus Berket;
Черт, язык-мой враг.
Anna Goncharova;
Возможно, и нет. ...Если найдешь ему другое применение ,помимо болтание гадостей. ..
Marcus Berket;
Оу....Ну, ты и штучка, Эни.
Anna Goncharova;
А ты как думал?! Придется попотеть, милок.
Marcus Berket;
Я только за « попотеть».
Anna Goncharova;
Проваливай Беркет, пока я не решила обзавестись парочкой райских островов.
Marcus Berket;
Молчу...Сладких снов, принцесса. Люблю тебя!
Anna Goncharova;
И я тебя.
"
Я захлопнула ноутбук и со счастливой улыбкой опустилась на подушку. На душе было тихо и спокойно. Может, я не была раньше с ним счастливой, но если он будет продолжать в этом же духе, у меня есть все шансы ей стать.
6
В любви не без боли
Спустя полторы недели.
Никогда не думала, что могу так уставать. Работы было куча, а еще журналисты высасывали из меня все соки. Каждое утро превращалось в какое-то сумасшествие, стоило мне только оказаться за пределами нашего района. Меня караулили повсюду, мешая работать, да и просто жить. Спустя десять дней я стала шарахаться от каждого прохожего, боясь, что в следующую секунду он откуда-нибудь достанет камеру и начнет фотографировать. За три года я отвыкла от столь пристального внимания к своей скромной персоне, впрочем, я никогда к нему не была привычна. За славу и успех приходится платить. Раньше я не понимала разъяренных звезд, когда их фотографировали папарацци, а сейчас сама держусь из последних сил, чтобы не накинуться на очередного проныру. Я окончательно превратилась в параноика за эти десять дней. Порой злилась на Маркуса, что оставил меня одну в такой период, но это был минутный гнев. Я понимала, что ему нужно время на адаптацию, прежде, чем он вернется к привычному образу жизни. И все же давление со стороны бабушки, которая только и делала, что всячески осуждала моего бывшего мужа, а также настойчивость Алана МакГинли, вернувшегося из Штатов и понявшего, что он не может меня забыть-все это капало на нервы, делая меня раздражительной, дерганной, злой. Но вечером я забывала обо всем, стоило только Маркусу написать мне или же позвонить. Нам было легко и хорошо, так, словно мы познакомились совсем недавно, словно вернулись на семь лет назад, с той лишь разницей, что теперь я уверенна; этот человек меня любит, а потому могу наслаждаться моментом, а не думать, как скоро это все закончится. Я не знаю, как мы будем выкручиваться из создавшейся ситуации, как будем решать проблему с бабушкой и с общественностью, у меня куча сомнений и страхов, но я хочу приложить все усилия, чтобы быть рядом с ним.
С этими мыслями решительно нажимаю на газ и пролетаю мимо пропускного пункта. Впервые за десять дней около него ни одного проклятого журналиста, и это радует. После ночного дежурства настроение у меня было ниже среднего, поэтому лучше бы никому не попадаться мне под горячую руку. Поставив машину в гараж, потянулась, размяла уставшее тело, втянула прохладный осенний воздух, закрыв глаза и несколько минут просто наслаждалась тишиной. Но мое уединение нарушил Твинки, выскочивший из-за угла. Потрепав собаку по спине, постояла еще немного и вошла в дом. Бабушка и Валерий Никифорович судя по шуму, были на кухне.
-Я дома.-крикнула с порога, снимая куртку. Бабушка вышла в холл и приветливо улыбнулась.
-Привет, пчелка моя! Устала? .
Я кивнула, бабушка обняла меня и чмокнула в щеку, как маленькую.
-Естественно, работаешь вон сколько, пацана одна воспитываешь, а еще журналюги прохода не дают. Зато этот козлина прекрасно устроился ; укатил с какой-то прошмандовкой чуть не вдвое младше его и плевать, что ребенка четыре года не видел, что мальчишка теперь на улицу не может спокойно выйти. Ой, вообще...Хотя чему тут удивляться?!
Бабушка продолжала говорить, я же застыла, как вкопанная и не дышала. Так, так что-то случилось, раз даже бабушка в курсе. Сердце заколотилось, как бешенное от злости, но не от боли. Как не странно, но я была уверенна в своем мужчине. Понимала, что журналисты сейчас будут из кожи вон лезть, но раздуют из мухи слона. Как же все это достало! Но даже если я ошибаюсь, и он решил приятно скоротать отдых, то я уже не та девочка, чтобы лить слезы и убиваться по нему, тем более, когда рядом со мной такой мужчина, как Алан. Хотя, кому я вру?! Да, я изменилась, но там глубоко живет все та же девчонка, которая любила, любит и будет любить еще сильнее. Которая будет рыдать в подушку по ночам, если сделает больно, будет ревновать и страдать от этого, будет молится за него ночами, но которая уже не простит. Только вот я верю, что мне не придется, не знаю, почему, но верю. Поэтому совершенно спокойно поинтересовалась у бабушки, наливая себе кофе в стакан;
-Ну, что опять?
-А вот новости глянешь и увидишь.
-Бабуль зачем ты мне все это говоришь? Как будто хочешь больнее сделать. Ты раньше такой не была. –устало произнесла я, делая глоток, обжигаясь. Меня разрывало от любопытства, но я делала вид, что мне все равно. Хотя на самом деле волнение сжимало в тиски желудок.
-Нюр, ну, что ты такое говоришь?!- возмутилась бабушка, но я не отступила.
-А как я должна понимать эти бесконечные разговоры? Ты же видишь, он сам по себе, я сама по себе. В чем проблема, что тебя беспокоит? –у меня сводило челюсть от этой лжи, но я надеялась, как не стыдно признаваться, что бабушка успокоится и уедет домой. Она не была мне в тягость, я искренни ей рада, но сейчас мне хочется хоть немного пожить для себя; так, как я хочу и с кем хочу! Почему я не могу побыть чуть –чуть эгоисткой? Даже если и будет плохо, то только мне.
Бабушка отвела взгляд. Я только сейчас заметила, что Валерий Никифорович сразу тактично вышел, как только она завела разговор.
-Проблема в том, что тебе кажется, будто ты его любишь. И я боюсь, что сейчас он вернется, щелкнет пальцами, и ты за ним побежишь без раздумий. Он свое самолюбие потешит, да и плюнет на тебя, а я буду опять утирать тебе слезы.
