Мария Воронова - Уютная душа
— Что ж, ход ваших рассуждений мне понятен. — Сохранять холодный тон стоило Дмитрию Дмитриевичу нечеловеческих усилий. Больше всего на свете ему хотелось обнять ее и прижаться губами к русой макушке. — Одинокий профессор, тоскующий без женской ласки, да еще больной к тому же. Идеальный объект для обработки. Пришли, изобразили любовь и заботу, потрясли тут своими апельсинами — и готово! Разомлевший дурак тащит вас в ЗАГС.
Таня улыбнулась, и ее спокойствие уязвило Миллера. Если бы она покраснела, закричала «Как вы смеете!» или что-нибудь слюняво-книжное, он укрепился бы в мысли, что имеет дело с сентиментальной дурочкой, и, наверное, дал бы ей то, за чем она пришла, то есть предложил стать его женой. Но Танина невозмутимость говорила о том, что она, во-первых, умный и сильный противник и, во-вторых, нисколько в него не влюблена.
— Но я все-таки не настолько одинок и заброшен, чтобы кидаться на первую же девушку, вооруженную фальшивой заботой!
— Дмитрий Дмитриевич, я всего лишь хотела вас проведать. Должен был Чесноков, но у него на рынке какие-то проблемы, поэтому я согласилась подменить его. Мне все равно по дороге. А ваши предположения, что я хочу женить вас на себе, просто абсурдны.
— Да что вы говорите?
— Абсурдны хотя бы потому, что я давно замужем, — сказала она и ушла, оставив Миллера полностью сокрушенным.
Глава 4
Таня выросла в семье сельских врачей. Родители ее поженились немолодыми, причем до свадьбы оба были сугубо городскими жителями: отец работал травматологом в одной из городских больниц, а мать считалась выдающимся эндокринологом. Оба жили со своими родителями, причем ни та ни другая сторона не выразила желания видеть у себя в квартире нового жильца.
Какие-то накопления были у обоих, но на жилищный кооператив не хватало. Поэтому решено было купить дом в Ярославской области и устроиться в обычную больничку. Врачей там не было, люди признавали на все случаи жизни единственное лекарство, и Танины родители быстро стали настоящими звездами. Рядовой травматолог превратился в начмеда ЦРБ, а эндокринолог — в главного врача поликлиники. Они работали добросовестно и никогда не отказывали односельчанам, предпочитавшим вместо долгого сидения в поликлинической очереди являться за консультацией на дом, к вечернему чаю.
Когда родилась Таня, мать отказалась от должности, оставив за собой амбулаторный прием, а основные силы направила на хозяйство и воспитание дочери.
Тане дали хорошее образование — школа в райцентре была не хуже городской, и Дом пионеров функционировал исправно. Бальные танцы, английский язык — все это у Тани было.
…Потрясенная странной выходкой Миллера, Таня, убежденная трезвенница, купила в ларьке банку джина с тоником, зашла в Таврический сад и села на первую попавшуюся скамейку.
Золотая осень уже отошла, листья, еще неделю назад радовавшие глаз яркими красными и желтыми тонами, лежали теперь в унылых бурых кучах. Кусты и деревья тянули к небу голые ветки, а само небо, цвета столовской алюминиевой ложки, грозило вот-вот разразиться дождем. К Таниным ногам в ожидании еды слетелись голуби, но у нее не было ничего, кроме джин-тоника.
«Не самое удачное время для прогулок», — вздохнула Таня и сделала глоток.
— Дурой я была, дурой и осталась, — сказала она голубям.
…Жизнь в деревне — не сахар. По утрам вся семья Усовых спешила на автобус, и преодолеть эти пятьсот метров от дома до шоссе большую часть года было непростой задачей. Осенью и весной дорога превращалась в жидкую кашу, по которой можно было передвигаться лишь в высоких резиновых сапогах. Зимой снега наваливало чуть ли не по пояс, и тогда семейство брело гуськом по узкой тропинке. Автобусы ломались, водители запивали и не выходили на работу, так что в иные дни приходилось добираться на попутках. Обычно это бывали грузовики. Иногда все вместе ехали в кузове, а если нет — уезжали по одному в кабинах.
Мать заканчивала работу до обеда и возвращалась домой — хозяйничать, а отец оставался в больнице допоздна, дожидаясь, когда кончатся Танины кружки.
Быт был нелегким, но Таня не помнила, чтобы ее заставляли заниматься домашней работой. Просто иногда мать просила: если тебе не трудно, вымой пол. В огород тоже не выгоняли. Но, несмотря на полное отсутствие трудового воспитания, Таня выросла работящей девицей.
Она с младенчества ощущала себя равноправным членом семьи, а равные права предполагали и равные обязанности.
Когда мнение ребенка в семье не учитывается и взрослые лишь предлагают ему исполнять их решения, когда они берут на себя роль судей, достойных оценивать любой детский поступок, выносить вердикт и назначать наказание, — тогда домашний труд расценивается ребенком как рабство. А всем известно, что рабский труд человеку ненавистен. Ничего подобного в Танином детстве не было.
И еще одно важное обстоятельство — мать никогда не преподносила свои домашние хлопоты как тяжкий крест. Все делалось с улыбкой, а неизбежные Танины промахи сопровождались шутками и смехом.
Педагогических нотаций Тане тоже не читали и никогда не анализировали ее поведение в поисках возмутительных недостатков. В семье царило молчание, за день муж, жена и их дочь от силы обменивались десятком фраз…
Но это молчание никому не казалось тяжелым, напротив, оно происходило от умиротворения и понимания друг друга. Правда, по этой причине Таня начала «окать». Она слишком редко слышала по-ленинградски правильную речь родителей, а все остальные окружающие употребляли знаменитое волжское «о».
За семнадцать лет Тане ни разу не случилось стать ни свидетельницей, ни участницей ссоры или скандала. Редкие стычки между родителями возникали лишь тогда, когда кто-то из них решал, что другой работает слишком много, и пытался взять на себя чужой труд. Отец безуспешно отгонял мать от мясорубки, а та по-шпионски выскальзывала из супружеской постели, чтобы успеть наносить воды в баню прежде, чем муж проснется. Поэтому сама Таня всегда старалась прополоть как можно больше грядок.
«Одно из главных качеств человека — умение ценить чужую работу», — говорил папа. Наверное, поэтому его так любили сотрудники больницы.
Благодаря теплой атмосфере в семье Таня росла спокойно, без кризисов, и не ведала подросткового отчаяния и мрачной безысходности.
Душевное равновесие и уверенность в себе позволили ей, несмотря на маленький рост и заурядную внешность, стать авторитетным человеком в классе. Все дружили с веселой и отзывчивой девицей, но ухаживать не пробовал никто.
