Элизабет Адлер - Летучие образы
– И вот еще что, Даная, – позвал ее Брахман с постели, – у тебя хорошенькая фигура.
В Лондоне все было по-другому – одежда, цвета, манекенщицы, модельеры. В воздухе витали молодость и безрассудство. Здесь ничего не напоминало прилизанный стиль Милана и элегантность Парижа. Здешняя мода была для молодых и дерзких, для тех, кто хотел произвести впечатление совершенно другим образом. Это была одежда для звезд эстрады, для путан с Кингс-роуд,[14] для молодых душой и телом, и Даная легко и быстро освоилась на новом месте, как будто все было знакомо ей с детства.
Она пришла к выводу, что ей нужен ассистент, кто-то, кто знал бы город и ориентировался в обстановке, поскольку в Лондоне она была новенькой и ей предстояла очень ответственная работа впервые в жизни. Она не могла позволить себе не справиться с ней. Брахман снабдил ее необходимыми телефонами, и ее первый звонок Дино Марлею, одному из ведущих фотографов, оказался удачным, так как Дино отдал ей своего помощника Камерона Мейса на всю неделю.
Камерон оказался очень энергичным человеком, и Даная облегченно вздохнула и с удовольствием взяла на себя роль Брахмана. Ей очень нравилось, что теперь отдавала распоряжения она сама, а кто-то другой кидался их выполнять. Но она ни на секунду не забывала об огромной ответственности – Брахману нужен был только успех.
Они буквально разрывались на части между показами одежды в большом, похожем на барак зале в «Олимпии» и демонстрациями мод самых знаменитых модельеров, которые предпочитали узкий круг в таких ресторанах, как «Ландганз», или роскошные отели, как «Ритц».
Она выбирала молодых манекенщиц, чтобы уравновесить экстравагантную одежду, которую они демонстрировали, фотографируя их на лошадях в льняных шортах на фоне величественного здания; она делала снимки в парной сауны с обнаженными манекенщицами, не считая некоторых деталей одежды фирмы «Боди Мэп», таких, как обтягивающие топы, леггинсы и мини-юбки. Она фотографировала сногсшибательные вечерние туалеты на сексуальных девушках в лондонских такси – в объятиях симпатичных юношей, гораздо моложе их по возрасту, набранных из старших классов британских школ.
Даная улетала в Нью-Йорк, увозя с собой драгоценные пленки и негативы в большом коричневом конверте, который боялась выпустить из рук. Когда Брахман просматривал их на свету, изучая ее работу, она нервно заглядывала ему через плечо.
– М-м-м, – безучастно бурчал он себе под нос, – м-м-м, да, вот этот совсем неплох…
Нервно кусая губы, Даная не знала, о каком снимке идет речь. Лично она считала, что они все были отличными, но, может быть, на самом деле они оказались ужасными. Нет, черт возьми, они действительно хороши, она точно знала это. И Брахман тоже. Он просто трепал ей нервы.
Брахман поморщился, распрямившись, от боли, которую до сих пор причинял ему защемленный нерв.
– Я подумаю, что сделать с ними, – сказал он. – Может быть, нам подойдут снимки с «Боди Мэп» и «Хэмнетт». Посмотрим, что скажут в «Вог». Ты хорошо поработала, Даная. Я рад, что именно ты, а не я поехала туда. Я уже испытал все эти революционные настроения молодежи в шестидесятых годах, с меня и этого достаточно. Несомненно хорошая работа, Даная, очень хорошая.
Даная перевела дыхание со вздохом облегчения.
– Правда?! – радостно воскликнула она. – Тебе они действительно нравятся, Брахман?
– Да, они то, что нужно, – осторожно признался он, ероша рукой волосы, – но давай не будем зацикливаться на них. У нас много работы!
– Рабовладелец! – пошутила она, чувствуя себя счастливой. Она схватила негативы и отдала их в печать. Только тогда она вспомнила о своих фотографиях Томазо Альери и решила, что обязательно должна их тоже отпечатать.
Через несколько дней в студии раздался звонок из Калифорнии.
– Даная, – услышала она голос матери, – это ты?
Голос Джулии Лоренс звучал приглушенно, как будто она плакала, и Даная нахмурилась; мать никогда не звонила ей на работу.
– Мама? В чем дело? Что случилось?
– Даная… твой отец… у него был сердечный приступ, когда он совершал утреннюю прогулку. Ой, Даная, сколько раз я говорила ему, что он перегружает себя, но он не слушал…
– Мама! – испуганно воскликнула Даная. – Как он себя чувствует? С ним все в порядке?
– В порядке? – Голос матери звучал озадаченно. – О, нет, Даная, нет. Твой отец умер.
Похороны солнечным, жарким калифорнийским днем прошли для Данаи мучительно, а ее мать была убита горем. Позже Даная и ее брат Рик, который стал теперь невропатологом с большой практикой в Медицинском центре Вэлли, принялись приводить отцовские дела в порядок. К их облегчению, они обнаружили, что отец был состоятельным человеком и что с деньгами проблем не будет. Даная с Риком надеялись, что как только Джулия Лоренс справится с потрясением, она снова займется, не забывая про траур в одежде, своими благотворительными комитетами и с головой уйдет в свою благородную деятельность. А Фрэнк Лоренс оставил Данае и ее брату по двадцать пять тысяч долларов.
Глядя с болью на чек, который протягивал ей адвокат в строгом сером костюме и ярком желтом галстуке, она всей душой хотела, чтобы отец был жив. Ей были не нужны эти деньги. Она хотела, чтобы отец не умирал. Когда она приехала в родной дом в Энсино с гостиной, выдержанной в желто-розовых и зеленых тонах, с хромированными этажерками из стекла и симпатичными коврами, ее ждало письмо от Брахмана. Он видел ее фотографии Томазо Альери в журнале «Пипл» на этой неделе, сообщал он, и в «Огги» тоже, и, видимо, другие журналы их напечатали, раз ей удалось сделать их так много, да еще разослать чуть ли не по всему миру! Он обращал ее внимание, что она занималась этим в то время, когда работала на него. И он не намерен терпеть предательства и не прощает ей ее поведения. Поэтому он более не нуждается в ней в качестве своего ассистента.
Даная изумленно смотрела на письмо, не веря своим глазам. Брахман ее уволил! Как он смеет? Как он мог так поступить с ней?
– Забудь о нем, – посоветовал ей Рик. – Ты многому у него научилась, верно? Тогда почему бы тебе не работать самостоятельно? «Даная Лоренс – знаменитый фотограф!» Разве это не то, к чему ты всегда стремилась?
Он был прав, она многому научилась у него, – иначе как бы она смогла сделать те самые фотографии в Лондоне? Она многим была ему обязана, это он научил ее технике и тонкостям этой профессии, но joie de vivre,[15] манекенщицы и особый колорит молодости принадлежали ей, потому что она сама была молодой и ей была близка сумасшедшая лондонская мода, и именно она смогла отлично передать все, что увидела.
