Санта Монтефиоре - Французский садовник
Тропинка привела его на поле, где паслись овцы, принадлежавшие соседу, Джереми Фицгерберту. Вместе с овцами лениво щипал траву старый мохнатый ослик по имени Чарли. Гас обожал пугать несчастное животное. Его любимым развлечением было гоняться за осликом по полю с хворостиной, пока протяжный рев бедняги не становился хриплым и отчаянным. Мальчишка вскарабкался на изгородь. Почуяв опасность, Чарли насторожил уши. Гас спрыгнул на траву, и ослик выпучил глаза от страха, застыл, упершись в землю всеми четырьмя копытами, его ноздри задрожали, сердце натужно застучало, словно ржавый мотор.
Гас ощутил прилив воодушевления. Он уже не помнил, как укусил Адама Хадсона на школьной площадке, а потом выбежал за ворота школы и помчался по Хай-стрит, забыв сердитый голос мамы и мучительное чувство одиночества. Предвкушение погони захватило его целиком.
— Ты жалкий трус? — прошипел он, приближаясь к насмерть перепуганному животному. — Ага! Попался! — К восторгу мальчишки, ослик неуклюже попятился и с жалобным ревом пустился наутек, к лесу, в дальний конец поля. Какая досада, что Гас не додумался захватить хворостину. Уж он задал бы перцу этому слабаку.
Мальчик довольно быстро потерял интерес к игре и зашагал в сторону леса, оставив Чарли трястись от ужаса у самой кромки поля в окружении овец. По волглой земле, усеянной веточками и бурыми листьями, расхаживал фазан в блестящем оперении, вороша землю острым клювом в поисках семян и насекомых. Солнечные лучи, слабо пробиваясь сквозь листву, освещали повисшую на кустах паутину, похожую на изящные серебристые кружева. Подобрав прутик, Гас принялся яростно сбивать паучьи сети и давить ногами убегающих пауков. Но и это занятие ему быстро наскучило. На смену радости пришло чувство опустошенности, собственной ненужности и отчаяние.
Миранда Клейборн положила телефонную трубку и задержалась у окна, глядя на сад. На земле россыпью лежали яблоки и последние сливы. Она успела заметить, что сын постоял за дверью и ускользнул. Ну почему, задумав прогулять школу, из всех дней Гас выбрал именно тот, когда ей нужно было сдавать работу? Миранда погасила сигарету в пепельнице, уговаривая себя, что в этой маленькой поблажке нет ничего ужасного. Подумаешь, три затяжки. Такая мелочь не в счет, она непременно бросит курить. У нее совершенно не было времени заниматься поисками сына, к тому же она понятия не имела, где его искать. Миранда с упавшим сердцем обвела глазами густые заросли бурьяна. В этом огромном саду полно уголков, где может спрятаться мальчишка. Мысль о том, чтобы топать по мокрой траве 0 резиновых сапогах, привела ее в ужас. Миранда была истинной горожанкой, привыкшей к асфальту и туфлям от Джимми Чу. К тому же ей необходимо закончить очередную статью для «Ред» — она ведет там ежемесячную колонку. Пока что в жизни за городом Миранда находила всего одно преимущество: не нужно было причесываться и накладывать макияж, чтобы отвезти детей в школу. Гас и его пятилетняя сестренка Сторм каждое утро доезжали на велосипедах по садовой тропинке до ворот, а там пересаживались в школьный автобус, подбиравший их в восемь часов, что было весьма удобно. В Лондоне Миранде приходилось вставать ни свет ни заря, чтобы привести себя в надлежащий вид и не ударить в грязь лицом перед другими мамами, разъезжающими в роскошных джипах. Эти Мамы носили широченные солнечные очки и с небрежной элегантностью одевались в костюмы от Гуччи, а их гладкие волосы, окрашенные и подстриженные в салоне «Ричард Уорд», считались образцом совершенства. Миранда подозревала, что в Хартингтоне едва ли слышали о Гуччи или о Ричарде Уорде, что поначалу казалось ей очаровательно старомодным, а теперь по меньшей мере странным. Она отпустила пару остроумных замечаний на этот счет в своей колонке, где подробнейшим образом описывала местные нравы и безнадежные попытки горожанки приспособиться к сельской жизни. Досаду и негодование она изящно обратила в шутку. В сочетании с дождливой, унылой погодой, которая почему-то казалась здесь еще более дождливой и унылой, чем в Лондоне, терпеть причуды хартингтонцев становилось подчас просто невыносимо. Оставалось разве что смеяться над ними.
В отличие от мужа Миранда вовсе не хотела уезжать из Лондона. Ее бросало в холодный пот при мысли о том, чтобы расстаться с «Харви Николз»[1] и поселиться в глуши, где тонкий шлейф духов, тянущийся из отдела парфюмерии, больше не касался бы ее ноздрей. Перспектива перекусить в местном пабе, а не в ресторане «Айви» или «Ле Каприс», нисколько не прельщала Миранду: одного взгляда на это заведение оказалось достаточно, чтобы навеки приковать ее к собственному кухонному столу. А как она тосковала по занятиям пилатесом в Ноттинг-Хилле, как скучала по обедам в «Вулзли» в компании подруг с обязательным заездом в бутик «Ральф Лорен» на обратном пути, чтобы приобрести какую-нибудь симпатичную вещичку. Но выбора не было. Гаса выгнали из школы за грубость и драчливость, и перевести его в тихую сельскую школу представлялось разумным выходом. Однако спровадить мальчишку в интернат и переложить этот груз на чужие плечи можно было только через год. Оставалось лишь запастись терпением и ждать. А супругам Клейборн еще один год безобразного поведения Гаса казался вечностью.
«Господи, что же делать? У меня действительно нет ни минуты времени», — с досадой подумала Миранда и, швырнув сигарету в корзинку для мусора, набросала сверху скомканной бумаги, чтобы при виде окурка не испытывать угрызений совести из-за недостатка воли. И зачем только она отказалась от очередной няни, заявив, что справится с детьми сама? Вечная беда работающей матери — чувство вины. Оно приходит вместе с усталостью и апатией, когда хочешь угодить всем и каждому, а на себя не остается ни времени, ни сил. Дэвид предложил нанять кухарку и садовника — тогда Миранда смогла бы освободиться от домашней работы и больше писать. Но жизнь за городом мало похожа на лондонскую, где всегда можно заказать на дом суши или китайскую еду от Мистера Уинга. Здесь ей приходилось садиться в машину и отправляться в город, заранее составив список покупок. А Миранде некогда было продумывать меню и заботиться об обеде. Единственное, что примиряло ее с действительностью, — это молочник, приезжавший каждое утро в своем белом фургоне со свежими газетами и молоком. На номерном знаке фургона красовалась надпись «COW 1»[2]. Эта табличка неизменно смешила Миранду в самые тоскливые утренние часы, когда за окном еще темно, над мокрой землей клубится туман и нужно собирать детей в школу. Что же касается сада, это был самый настоящий парк, не крошечное патио с несколькими растениями в горшках; а многие акры земли. В сельской местности не так-то легко найти садовника. В Лондоне полным-полно иностранцев, ищущих работу, а в Дорсете о них даже не слышали. Все это было довольно странно, непривычно, досадно. Миранда чувствовала себя здесь чужой. Дэвид влюбился в дом с первого взгляда, Хартингтон-Хаус покорил его своим величием. Миранда же отнеслась к новому владению настороженно, ей не хватало Ноттинг-Хилла и асфальта, вдобавок было немного совестно, поскольку идиллическая жизнь в огромном доме на лоне природы не доставляла ей особого удовольствия. Но чем, скажите на милость, можно заниматься за городом?
