Кармен Рид - Мир перевернулся
– Думаю, что-то с ушами. – Она тряхнула волосами, взмахнула рукой, на которой поместилось с полдюжины браслетов, и ослепительно улыбнулась, надеясь, что не переиграла.
Нильс внимательно осмотрел животных; две толстушки, как Ева называла своих кошек, заурчали и притихли.
– Меня не было дома какое-то время, поэтому я даже не могу сказать, давно ли это у них.
– И где же вы были? – поинтересовался Нильс.
Его голос с непривычным акцентом оказывал на нее странное воздействие.
– Ездила навещать родителей. Ничего интересного.
– Ничего интересного… хм… мой самый интересный клиент говорит «ничего интересного»…
– А почему вы считаете меня интересной? – с улыбкой спросила Ева.
Темные глаза Нильса лучились теплом, и ей было так приятно, словно она нежилась под солнцем. Ощущение расслабленности и счастья было настолько сильным, что она едва удерживалась от того, чтобы не начать сбрасывать с себя одежду прямо здесь, у смотрового стола.
Воображение уже рисовало картину: они занимаются сексом на покрытом линолеумом полу в присутствии ее кошек, а за тонкой стеной ждут своей очереди пенсионеры со страдающими запором собачками и линяющими волнистыми попугайчиками.
«В чем дело, – переговариваются они, – с чем связана задержка и что означают доносящиеся из кабинета ритмичные звуки?»
Боже, ну и мысли! Она попыталась изгнать из головы неуместные фантазии.
Но он был такой милый и такой солидный. Закатанные по локоть рукава белого халата являли мощные предплечья, щедро осыпанные веснушками и заросшие рыжевато-золотистыми волосками. Глядя на них, Ева невольно представляла сильное, мускулистое тело и все к нему прилагающееся. Ева повнимательнее рассмотрела лицо, влажные от пота и сбившиеся светло-каштановые волосы… Красавчик. Лет тридцать пять, не меньше. И до сих пор одинок?
– Ну, – протянул Нильс, отвечая на вопрос, о котором она уже успела забыть, – мне трудно понять, почему такая женщина, как вы, носит обручальное кольцо, одевается, как тинейджер, и живет одна с детьми и кошками в этой части города. Похоже, за всем этим стоит какая-то очень интересная история, а?
– Может быть… может быть, мне здесь нравится, – сказала она, ответив на более легкую часть вопроса.
– Мне тоже.
– И потом… что тут необычного? – Ева лучезарно улыбнулась. – Вы тоже живете один, не так ли?
– Так. – Коротко и решительно. Он сложил руки на широкой груди и пристально посмотрел на нее. – Что ж, я практически закончил. Не хотите подняться ко мне? Выпить кофе?
– С удовольствием. Я бы и сама напросилась, если бы вы не решились, – призналась она.
– Неужели?
Ева вышла в приемную, едва не дрожа от нетерпения. Незаметно поправила волосы. До чего же сложно дать мужчине понять, что тебе нужно от него чуть больше, чем просто дружба. Не намного больше – совсем на чуть-чуть.
– У меня и вино есть, – сообщил Нильс, ведя ее вверх по лестнице, в свою квартиру. – Не желаете выпить?
– Да меня бы и кетамин устроил. Знаете, тот транквилизатор, который дают лошадям. По-моему, он действует быстрее. – «Господи, я определенно сошла с ума».
Они уже были в коридорчике, и Нильс повернулся и с удивлением посмотрел на нее.
– Извините, сама не знаю, чего меня потянуло на такие шутки. Просто пришло в голову. Загнанных лошадей пристреливают, не так ли? Вам, наверное, тоже приходилось… Я имею в виду, когда другого выхода не оставалось.
Ох, нелегкое это дело. Однако Нильс оказался на высоте – он даже улыбнулся, может быть, немного слишком широко, как будто сдерживая смех, и добавил:
– В Хэкни на отстрел лошадей спрос небольшой. Не хотите отпустить своих кошек? Они могут пока погулять.
Она наклонилась, поставила на пол корзинку, сняла крышку, а когда выпрямилась, он поцеловал ее.
Вот так, все очень просто, ей даже не пришлось идти на хитрости. Ева и не поняла толком, как это случилось. Наклонилась, выпустила кошек, выпрямилась – и получи поцелуй.
И все же решение приняли, должно быть, оба и одновременно, потому что оба сразу устремились друг к другу. Сначала они поцеловались в губы, потом, осторожно, перешли к более интимным ласкам.
Только когда все произошло, Ева в полной мере осознала, насколько ей не хватало этого, насколько сильным было желание. Боже, да она просто умирала без секса, без поцелуев и ласк. Руки сплелись у него за спиной. – «Не останавливайся, не прекращай!» От халата пахло какими-то лекарствами… в голове проносились шальные мысли… воображение рисовало самые откровенные сцены…
Она почувствовала, как он расстегнул ее бюстгальтер, как его пальцы прикоснулись к обнаженному телу, как робко двинулись к груди. Возбуждение, восторг новизны были так сильны, что ей стало почти страшно. Другое лицо, другой рот – более широкий и мягкий, совсем другой мужчина. Новый остров, который ей еще только предстояло исследовать. Она начала расстегивать пуговицы на жестком накрахмаленном халате, спеша как можно скорее добраться до теплой, такой притягательной наготы.
– Мя-я-яу! – Он наступил кошке на хвост – ну и черт с ней!
Впрочем, ему, наверное, было не все равно.
– Какая жалость. Извини. – Нильс отпустил ее и вслед за кошкой вошел в спальню.
– Ничего страшного, – пробормотала Ева, едва узнав свой внезапно севший голос, и проследовала за ним, придерживая расстегнутый бюстгальтер.
Между тем Нильс уже склонился над пострадавшим животным.
– У тебя такая работа, что, наверное, кто-то все время вертится под ногами, – пошутила Ева.
– Моя работа в том и состоит, чтобы у них было как можно меньше неприятностей.
Он выпрямился и шагнул к ней, надеясь, что происшествие не стало несчастным случаем, положившим конец тому, что так прекрасно началось.
– Так на чем мы остановились? – спросила Ева, беря его за ремень и притягивая к себе.
– Напомни.
Он снова поцеловал ее, и его пальцы закружили, заплясали по волосам, плечам, спине, прикасаясь то легко и нежно, то настойчиво и требовательно, пока все ее тело не запело, не зазвенело, а желание сорвать одежду и улечься в постель с этим восхитительным незнакомцем не стало неодолимым.
Она позволила ему расстегнуть пуговицу на ее брюках, после чего он сел на кровать и притянул ее к себе. Отгоняя прочь мысли о Джозефе – это не Джозеф, это другой… новый… – она ждала, пока он снимет с нее одежду. Его губы были на ее губах, плечах, холодных замерзших сосках, животе, бедрах… ниже… Они ласкали, дразнили, пробовали, требовали. Что-то еще сдерживало ее – «Нет… нет… не так…» – может быть, то, что ласки его казались такими непривычными, такими чужими, однако в конце концов сопротивление ослабло, напряжение спало, и она закрыла глаза, привыкая к иным движениям пальцев, описывавшим другой конфигурации фигуры, к легким, едва ощутимым, но возбуждающим прикосновениям, к шумному дыханию, к пробегающей под кожей дрожи и… – Боже, она приближалась к финишу, еще не выйдя на старт.
